— Чак. Карсон. — Эти два слова он выдавливает сквозь зубы, а я в шоке моргаю в ответ. Каковы шансы, люди? Нет, серьёзно, реально, каковы шансы, что он появится за дверью ванной именно в этот момент?! Автор моей жизни, должно быть, ненавидит меня. — Не могли бы вы объяснить мне, что вы двое делали в ванной вместе?
«Я собиралась соблазнить Мику, но потом занервничала, а он хочет мне кое в чём признаться, так что…»
— Чистили зубы? — выпаливаю я, но это почти вопрос и не звучит особенно убедительно. Я так нарываюсь на взбучку. Между фальшивой помолвкой, мёртвым телом, мной, прижатой голой к Черчу, и теперь этим? Но опять-таки, когда мне там исполнится восемнадцать? Христос на крекере.
— И вам нужно было сделать это вместе, потому что…? — отец продолжает, замолкает, а затем делает паузу, когда мистер Мерфи подходит к нему слева и наклоняется, чтобы что-то прошептать. Папино лицо напрягается, и он кивает, оглядывая меня и Мику с выражением недоумения на лице. — У меня быстро истекает терпение по отношению к тебе, Чак.
Я поджимаю губы, но продолжаю держать руку Мики, когда папа уходит по коридору, а мистер Мерфи спешит следом. Он выглядит испуганным, находясь рядом со мной, поэтому, когда мужчина проходит мимо, я показываю ему фак и получаю удовольствие от того, что он съёживается.
— Он ни в коем случае не может быть одним из убийц, — бормочу я, но всё равно не могу понять его мотивацию. Черч прав: это наша проблема. У нас есть много зацепок, но без мотива их невозможно собрать воедино.
Я никак не могу обвинить себя за то, что не поняла раньше, что то, с чем мы имеем дело, являлось гораздо большим, чем я когда-либо могла себе представить.
— Пойдём, — говорит Мика, ведя меня обратно в мою комнату и через неё к противоположной двери, ведущей во внутренний двор. По дороге я беру свои сандалии, и мы прогуливаемся по извилистым дорожкам возле пруда с карпами. Воздух свежий и чистый, а пейзаж вокруг нас такой мирный, что трудно вспомнить, что буквально вчера я видела в лесу людей в лисьих масках. — После того, как я расскажу тебе эту историю, ты можешь возненавидеть меня.
— Невозможно, — молвлю я, выдыхая и оглядываясь на него. Я начинаю понимать, что только потому, что люди совершают ошибки, это не делает их расходным материалом. Даже если ошибки будут большими. Если есть любовь, и вы достаточно заботитесь о другом человеке, вы справитесь с этим, и вы оба становитесь лучше. Я не имею в виду присутствие токсичных или оскорбительных людей в вашей жизни, но… Мика — человек. Что бы он ни сделал с Тобиасом, теперь он хороший человек, и это главное. Наше прошлое — это не якорь, который удерживает нас привязанными к затонувшему кораблю на дне моря; это парус, в который мы можем набирать ветер, чтобы воспарить.
— Ты знаешь, что на первом курсе мы с Тобиасом ходили в частную академию в Санта-Круз, верно? — я приподнимаю брови, когда Мика останавливается и поворачивается ко мне, ветер треплет выбившиеся пряди его красно-оранжевых волос вокруг лица. Мы остановились на настиле, с которого открывается вид на пруд с кои. Мика выходит вперёд и скрещивает руки на перилах, перегибаясь через них и оглядывая территорию.
— Вообще-то, я этого не знала, — говорю я, подходя, становлюсь рядом с ним и прислоняюсь задницей к перилам. Он улыбается, но выражение его лица напряжённое, и у меня возникает мысль, что это воспоминание ранит его так же сильно, как и Тобиаса.
— Ну, мы ходили туда. И пока там учились, мы познакомились с девушкой по имени Эмбер Мьюз. — Он ещё немного улыбается, но это печальное выражение не совсем отражается в его глазах. — Она жила с мамой в отстойном трейлере на участке своего дедушки. — Он замолкает и смотрит в мою сторону с небольшой усмешкой, дразнящей уголок его рта. — В любом случае, мы с Тобиасом оба были по-настоящему увлечены ею, но, э-э… — он снова замолкает и вздыхает, наклоняясь вперёд и упираясь лбом в предплечья. — Как обычно, она предпочла Тобиаса мне.
Одна моя бровь приподнимается, и я наклоняюсь, пытаясь оказаться на уровне глаз Мики МакКарти.
— Что значит как обычно? — спрашиваю я, и тут одна из рыбок кои шлёпает хвостом по поверхности воды и забрызгивает мои ступни, заставляя меня взвизгнуть. Мика ухмыляется и смеётся, поднимая голову.
— Так было всегда, — говорит он, пожимая плечами, как будто ему всё равно. Я могу сказать, что это не так. — С нашими родителями, нашими друзьями, девочками. Что вы делаете, когда у вас двое близнецов? Вы выбираете одного. Тобиас всегда был самым милым из нас двоих, более общительным. — Мика приподнимает бровь, а затем смотрит в мою сторону. — Даже тебя сначала привлекло к нему.
Я открываю рот, чтобы возразить, но затем резко его закрываю. Мика прав. У Тобиаса более мягкие манеры, но я должна признать, что в резкости Мики есть что-то такое, что мне нравится. Я не предпочитаю его близнеца ему. Чёрт возьми, я не отдаю предпочтения ни одному из парней из Студенческого совета Адамсона по сравнению с другими, и у меня такое чувство, что к концу года — это может стать проблемой.
— Как бы то ни было, Тобиас и Эмбер начали встречаться, и, признаюсь, я ревновал. Я… — Мика вздыхает и остаётся стоять, положив ладони на перила и глядя мимо пруда с кои в сторону ворот. Там стоит полицейская машина без включённых сирен, за ней следует простой чёрный внедорожник, и они оба подъезжают к дому.
Мы с Микой обмениваемся взглядами, но не нужно быть гением, чтобы понять, что они здесь делают.
— Ты ревновал, — повторяю я, оглядывая его и видя в нём такую уязвимую сторону, которой никак не ожидала. — И что потом? — зелёные глаза Мики скользят по полицейским в форме и детективам, вылезающим из своих машин, прежде чем вернуться ко мне.
— Мама Эмбер отправилась на реабилитацию, — говорит он, и моё сердце сжимается, когда я думаю о собственной матери и её борьбе с зависимостью и реабилитацией. — И ни один из нас не мог смириться с мыслью о том, что она будет жить одна в этом паршивом трейлере. Мы пригласили её пожить у нас — наших родителей это почти не волновало, так как их никогда не было рядом. — Мика выдаёт самоуничижительную улыбку, и мне кажется, что я вижу, как с него снимаются все слои, обнажая под ними настоящего мальчика МакКарти. — Та комната, с видом на океан и балконом, мы съехали из неё и отдали ей.
Мика отталкивается от перил, когда с одного из деревьев осыпаются лепестки. Я поднимаю руку и ловлю несколько, как розовый снег на ладони. Лепестки мягкие и изящные; я думаю, это цветы вишни.
— Она прожила там три месяца, прежде чем… — Мика замолкает и на мгновение прикусывает нижнюю губу, протягивая руку, чтобы убрать лепесток с моих волос. — Тобиас однажды вечером пропал на каком-то мероприятии по ММА, от которого я отказался. Я сказал ему, что заболел, но солгал; я просто не хотел видеть его с Эмбер. Я понятия не имел, что она тоже осталась дома в ту ночь.
— Значит, вы были с ней наедине? — уточняю я, и он кивает, протягивая руку, чтобы провести ею по лицу.
— Я стащил немного дурацкого крафтового пива у отца и зажёг несколько свечей, и мы просто тусовались и разговаривали всю ночь. Как раз перед тем, как Тобиас вернулся домой, мы… — Мика снова пожимает плечами, и я чувствую, как тёмная змея ревности поднимает свою уродливую голову внутри меня. — Это был мой первый раз, — признаётся он, прикусывая нижнюю губу и оглядывая меня с ног до головы, словно ожидая увидеть какую-то особую эмоцию. Должно быть, я немного удивляю его, потому что его брови поднимаются вверх. — Как бы то ни было, какое-то время наш роман продолжался. Почти два месяца. Однажды Тобиас зашёл к нам, и всё пошло прахом.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, представляя боль с обеих сторон. То, что сделал Мика, было неправильно, но я вижу прогресс, которого он добился. Я не думаю, что он когда-либо хотел причинить боль своему близнецу.
— Тобиас ушёл в ёбаный запой. Он пил и курил; в общей сложности он разбил три машины.
