отрывает взгляд от дисплея и смотрит прямо на меня. Я неожиданно ярко реагирую — кровь нагревается и приливает к щекам.
— Жень, если хочешь быть полезной — скажи на посту, что ко мне придут. Я разрешил.
Послушно кивнув, поднимаюсь с кресла. Поправляю сползшую с плеча бретельку майки и выхожу — без проблем, мне несложно. После того как передаю на посту указания Бакурина, возвращаюсь.
От нечего делать убираюсь в палате. Андрей продолжает разговор и кладёт трубку ровно тогда, когда в дверь отчётливо стучат.
— Слушай, а ты бодрячком! — произносит приятный светловолосый мужчина с короткой стрижкой.
Я понимаю, что раньше его где-то видела. Напрягаю память и вспоминаю, что в интервью. Точно! Это личный менеджер Андрея — Кирилл Наумов.
Мужчина закрывает дверь, крепко пожимает руку гонщику, а затем замечает меня и изумлённо выгибает бровь.
— А это у нас кто?
— Никто, — обрубает Андрей.
— Алинка, значит, места себе не находит, а ты тут не скучаешь, — присвистывает Кирилл.
Бакурин игнорирует это замечание и просит перейти ближе к делу. Затем долго просматривает документы, изучает. Судя по всему, из-за травмы с ним разрывают какой-то рекламный контракт.
— Ты пока читай-читай, — шепотом произносит менеджер. — Что неясно — позже спросишь. А я наведаюсь к твоему лечащему врачу. На пару секунд, Андрей.
Я чувствую себя неловко. Наверное, правильно будет уйти и оставить мужчин один на один. Но тогда почему Бакурин сам меня об этом не попросит?
— Спасибо, что не выдал, — тихо обращаюсь.
Андрей отрывает взгляд от текста, заинтересованно на меня смотрит. Я прекрасно понимаю: если бы Кирилл узнал, что на самом деле перед ним находится девушка, которая лишила его баснословных гонораров, он бы не был столь приветлив.
— Переживаешь, что меня обидят? — спрашиваю с шутливыми интонациями.
Гонщик слегка усмехается и возвращает взгляд к бумагам.
— Всё проще. Хочу обижать тебя единолично.
Кирилл Наумов приходит к Андрею и в воскресенье, и в понедельник. Каждый раз с плохими новостями и ворохом документов. И когда я вижу его на пороге, то мысленно выталкиваю прочь, потому что он всё портит.
Без него почти хорошо. Точно лучше. После его ухода у моего гонщика напрочь портится настроение. Оно эхом передаётся и мне.
В разговоры мужчин я не вслушиваюсь, но порой невозможно игнорировать высокий тон и жаркие перепалки, хотя я и пытаюсь отвлечься с помощью телефона и социальных сетей. Андрей непоколебим, а Кирилл пытается его сломить. Постоянно что-то требуя и манипулируя.
Внешне менеджер казался мне приятным, но чем больше я узнавала его, тем сильнее он мне не нравился. Правда, Бакурин работал с ним последние девять лет. И весьма успешно.
Иногда я не выдерживаю накала и выхожу на улицу, несмотря на то, что Андрей меня не прогоняет. Брожу по парку, сижу на скамейке и всматриваюсь в лица случайных прохожих.
Возвращаюсь, когда точно убеждаюсь в том, что Кирилл уехал на своем новеньком Порше с территории больницы.
— Как дела? — интересуюсь у Андрея.
— Всё херово. Ничего нового, — обыденно жмёт тот плечами.
Внутри всё сжимается от его тона и настроения. Я прячу за спиной мороженое и прошу Бакурина угадать, в какой руке оно находится — так сильно хочу его порадовать, но абсолютно не знаю, как и чем. Слова точно лишние, а действия уже сделаны и, к сожалению, необратимы.
Гонщик сопротивляется, но больше для вида. Вытягивает шоколадное эскимо с глазурью, ест со мной за компанию. Возможно, ему нельзя, но если чуть-чуть — то можно, правда?
Буквально вчера, прогуливаясь по парку, я встретила санитарку, которая трудится в отделении. Она нянчила внука, играла с ним в прятки. Позже мы присели на одну и ту же скамейку, разговорились. Я по секрету попросила её признаться, выбрасывает ли Андрей мою еду в мусорное ведро. Женщина удивилась и уверенно ответила, что нет.
В тот момент я абсолютно точно поняла, что движусь в правильном направлении. Ему нужны моё присутствие, забота и тепло. Как бы он ни транслировал обратное.
— Ты же знаешь, что скоро будет лучше? — серьёзно спрашиваю.
Гонщик не отвечает, потому что давно разуверился. Он только шумно выдыхает и стреляет в меня раздражённым взглядом.
На днях его главный соперник выиграл ралли-марафон в Монте-Карло и заработал приз в размере нескольких сотен тысяч евро. А должен был Бакурин. Все ставили на него. И я бы поставила, если бы чуть раньше с ним познакомилась.
— Можешь не верить, — снова отвечаю Андрею. — Но я точно знаю.
Решив не развивать тему, мысленно ассоциирую наше общение с морем. Оно то обманчиво тихое и спокойное, то опасно тёмное и штормовое. Когда я замечаю, что поднимаются высокие волны — не лезу. Перевожу разговор в другое русло, или вовсе ухожу. Когда глаз радует безмятежная гладь воды — окунаюсь с головой. Много болтаю, шучу.
И если начистоту, то постоянно ловлю себя на мысли, что живу от встречи к встрече.
Бывает, перед сном лежу и планирую наше будущее. Не в глобальном смысле, конечно. Но старательно ищу новые точки соприкосновения по тем или иным темам. На самом деле сложно находить контакт с человеком, который старше тебя на одиннадцать лет, не слишком приветливо настроен и переживает серьезные изменения в жизни. Почти драму.
В сети теперь всё меньше и меньше упоминаний о гонщике. Папа был прав — такими темпами о нём забудут.
Не поехал в Монте-Карло — бывает. Попал в аварию — жаль. Выпал из спорта на долгое время — что же, прощай, Андрей — бывший номер один. Вместо тебя обязательно придут другие.
Во вторник я задерживаюсь у Бакурина дольше положенного. Признаков шторма нет, а это отлично сказывается на нашем общении.
Я читаю интересную статью о том, как лечат переломы в Китае. Бакурин слушает, слушает. Затем неожиданно перебивает и спрашивает:
— Ты в курсе, что в Китае водители часто добивают пешеходов, чтобы сэкономить?
— Что за бред? — искреннее возмущаюсь.
Андрей откидывается на спинку кресла, закинув здоровую руку за голову. Дёргает уголками губ. Я смотрю на него и хмурюсь, хотя в груди огнём горит. Когда я здесь, со мной так часто происходит. И у меня почти получается с собой справляться.
— Нет, правда. Китайские водители, если уже сбили человека, могут сдать назад и переехать бедолагу еще несколько раз,
