Рукопожатие оказывается крепким, хотя Николай Николаевич на голову ниже меня.
Он не изменился совсем. Все тот же сухонький, седовласый старик с большими голубыми глазами, настолько лучистыми и живыми, что чувствую себя пацаном в его присутствии и ещё больше сутулюсь. А когда он меня обнимает и целует, еле сдерживаю идиотскую растерянную улыбку.
Сажусь за столик напротив Ушакова, нас освещает приглушённый свет ночника со стенки цвета кофе. И от этого кофе хочется так сильно, что скулы сводит. Поэтому подскочившая официанточка в короткой юбке, с начёсом на волосах а-ля 60-е, жующая жвачку, сразу получает от меня заказ на чёрный сладкий кофе.
— Не изменился совсем, — улыбается Николай Николаевич, у него тоже стоит чёрный кофе чашка наполовину пуста. — Как Никита?
— Растёт, скоро с меня ростом будет.
— Хотел бы его увидеть,— на морщинистом лице старика отображается искренняя печаль, но затем он собирается, вскидывает на меня неожиданно серьезный и жесткий взгляд. — Не буду тебя задерживать. Мне нужно только «да» или «нет».
Он опускает глаза, трёт большим пальцем ручку на кофейной чашке. Делает паузу, словно слова подбирает.
Я не тороплю.
Предчувствие обостряется до предела. Не просто так меня сюда позвали, с такими церемониями.
— Моя дочь Марта стала случайно свидетельницей убийства, — наконец, начинает тихо говорить Ушаков. — Непростого… Убивал очень влиятельный бандитский авторитет, связанный напрямую с чиновниками. Оглянуться не успели, из Москвы люди пожаловали. — Он остро смотрит на меня, — сам понимаешь, какие…
Я ничего не говорю, слушаю внимательно, глядя на старика. Улыбаюсь официантке, когда она приносит кофе, и взглядом провожаю её упругую маленькую попку в юбочке по самое не балуйся. Короче говоря. Изо всех сил делаю вид, что мы – просто два коллеги, зашедшие после лекций кофейку попить.
А сам просчитываю варианты. Деталей , судя по всему, не будет. Ушаков или не в теме, знает только то, что ему успела сообщить дочь, или просто не скажет по каким-то причинам. Ставлю на первый вариант.
Против всякого инстинкта самосохранения ощущаю, как по крови расползается шипучим горячим уколом кайф от интереса к делу Ушакова. Будоражит.
— Защита свидетелей, — кидаю я на пробу и отпиваю ароматный горячий кофе.
— Да. – Кивает Ушаков, — У Марты есть подруга, та выходит замуж за местного начальника РУВД… Он попытался спрятать мою дочь. Кирилл, её чуть не убили. Она чудом спаслась. Её передвижения отслеживают. — Он сжимает неожиданно жесткие кулаки, смотрит на меня в упор. — Тут вопрос уже не в том, кто что сможет сделать для нас. Здесь вопрос доверия. Кирилл, я долго думал. Просчитывал варианты… Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Ты - единственный человек, которому я доверяю, имеющий подготовку и достаточный опыт. Её нужно спрятать, пока служба собственной безопасности разбирается, где утечка и протечка в их рядах. Помоги мне. Две-три недели, спрячь её так, чтобы не нашли. Потом её переправят на суд уже специальные службы. О деньгах не беспокойся…
— Нет-нет-нет,— тут же прерываю я и пустой ладонью показываю, что деньги вообще не вопрос.
А вопрос в том, что у меня, мать ее, работа. И долг перед этим человеком. Я не могу отказать. Совсем не могу.
— Да, — киваю ему, и Николай Николаевич натягивает болезненную улыбку. Он не ошибся, мне можно доверять.
Глава 4
Глава 4
Счёт времени идёт на минуты. До квартиры я уже добираюсь с планом действий.
Девушка, дочь Ушакова вполне взрослая, дамочка за тридцать. Без проблем, одним словом. Подросток, конечно же, был бы хуже в плане подчинения, но у подростков обычно физическая форма лучше, чем у людей к четвёртому десятку, и, если придётся бежать, либо просто шустро передвигаться, то тут необходимо подготовиться. То что операция опасная, понятно сразу. Так же, как и то, что никому нельзя про нее. Даже Питеру. Даже Демону. Поэтому я возвращаюсь домой к Никите, полминуты наблюдаю его веселую возню с котенком, увлеченно гоняющимся за большим пальцем на ноге сына, и хлопаю его по плечу.
— Сбылись твои мечты, Кит, — вздыхаю я притворно, — ты две недели будешь жить один.
Сжатые кулаки от восторга летят вверх, парень кричит от радости.
Он не то, чтоб рад моему отъезду… Хотя, чего там юлить – рад, конечно! Да и кто бы был не рад в шестнадцать лет пустой квартире на целых две недели?
Улыбаюсь и направляюсь в свою комнату, чтобы быстро собрать сумку. Фрэш вымытый, проглистогоненный и довольный, выходит в коридор, чтоб познакомиться с лотком. Увлеченно копается в нем.
А я мимолетно удивляюсь: у меня настоящая семья! Теперь даже кот есть! Охренеть.
Собираясь, звоню своему заместителю, потому что отрываться от бизнеса - дело неблагодарное. Питер с семьей все еще в Голландии, его отец, мое непосредственное начальство, а теперь и старший партнер – в Ницце косточки греет. А я здесь. И надо соответствовать. И держать руку на пульсе, даже если и приходится подставлять задницу под возможные пули.
— Понимаешь, Серов, насколько мы влетим, если ты не потянешь? — нагнетаю я атмосферу, скидывая в сумку свою щётку и бритву.
— Кирилл Михайлович, я всё понимаю, не подведу.
Голос зама звучит довольно и бодро. Ну-ну.
— Серов, разработки по тому делу, о котором я тебе писал… очень серьезно отслеживай. Там патент сам знаешь, какой.
— Всё будет в порядке, не беспокойтесь.
— Смотри! Уволю, второй такой работы не найдёшь.
— Не дам повода для увольнения.
— Давай, работай, — говорю, отключаю звонок.
— Бать, глянь, он в лоток сходил.
— Увольте, Никита Кириллович, — откровенно ржу. — Сам любуйся.
Вроде всё собрал, сажусь на дорожку в прихожей на банкетку, заворожённо глядя, как мерцает сушка в кроссовках моего сына.
Насколько опасно прятать женщину от убийц? Насколько серьёзно влетел Ушаков со своей дочерью? Всё выясню, постараюсь справиться, как Серов в моё отсутствие.
Никиту обнимаю, треплю за волосы и смотрю в глаза.
— Деньги я тебе на карточку кинул. Никаких блютуз-наушников за десятку! Ты понял? Это деньги на еду.
— Но на день рождения-то купишь.
— Ты ещё старые коньки не сносил, к тому же телефон у тебя новый.
— Так не дело к новому гаджету старые наушники! Лажа, папа!
— Лажа у тебя с кроссами! Следи, начнут разваливаться, носи ботинки.
— Я ботинки не надену!
Ни хрена нельзя его одного оставлять! Ну, нельзя в шестнадцать лет - и всё. Может, я папаша до мозга костей, но беспокоюсь серьёзно.
— За тобой присмотрят, — спокойно говорю сыну и, не слушая горестных воплей и заверений, что он уже взрослый, и няньки не требуются, закрываю дверь в квартиру, оставив Кита в полном недоумении и легком расстройстве.
Я и раньше часто в командировки ездил и по делам отлучался… И Кит спокойно оставался один, он – на редкость здравомыслящий и самостоятельный, но сейчас...
Что-то внутри дёргается, ноет, ноет… Надо принять меры, вот и все. Чисто профилактически, хотя чует моё сердце, нарвался я на приключения. Информации безбожно мало, добывать буду уже по пути.
Спускаюсь вниз и набираю номер одной хорошенькой девушки, увы, замужней.
Зовут её Лапочка. Да, у нее есть имя и фамилия, и даже муж есть, но она – Лапочка, и это прозвище, которые не только вмещает её состояние души и разума, но отображает всю суть этого чудесного, почти безвольного существа. Она прекрасна тем, что контактирует с подростками и детьми на каком-то сакральном уровне и может уговорить любого из них, собственно, на что угодно. Но, так как она Лапочка, от неё идет только позитив. И Никита был тайно в неё влюблён. Два года назад точно, теперь я уже не полностью в курсе его пристрастий, вырос пацан, стал скрытным.
Лапочка отзывчивая. Я её предупреждаю, что нужно присмотреть, чтобы питался, чтобы не ходил в дырявой обуви. Ну и вообще… Присмотреть.
