Алекс так разволновалась, что поделилась своими мыслями о Тайрин, когда зашла в обеденный перерыв проведать Джимми. Марк и Валери были в палате, и Тайрин сидела в комнате ожидания одна.
— Боюсь, что в критических ситуациях отец совершенно теряется, — откровенно сказала Тайрин. — Подобные вещи просто не для него. Он не привык к ним и не знает, что делать.
На нее реакция Купа также произвела удручающее впечатление. Сегодня за завтраком он пробормотал что-то насчет «отрицательной энергии», которую необходимо заблокировать еще на подходе и ни в коем случае не позволять ей воздействовать на себя. Ей, впрочем, показалось, что Куп чувствует себя виноватым. Он как будто понимал, что, каким бы естественным ни казалось ему самому его поведение, оно плохо вписывается в общепринятые нормы.
Несмотря на это он продолжал закрывать глаза на происходящее, и это, не нравилось Алекс больше всего. Ведь человек, который не замечает страданий других, не может быть ни хорошим другом, ни отцом, ни мужем. У нее было такое чувство, что Куп предал, обманул ее. Тщетно она убеждала себя, что на большее Куп просто не способен. Что, если когда-нибудь что-то плохое случится с ней, думала Алекс.
Неужели и тогда Куп постарается отгородиться от «негативной энергии»? Попробует он ей помочь или преспокойно свернет в сторону? Она склонялась к последнему, и от этого ей делалось по-настоящему страшно. И как Алекс ни старалась, успокоить себя ей не удавалось.
После работы она поехала в «Версаль». Марк и Тайрин остались в больнице вместе с Валери. Алекс решила серьезно поговорить с Купом, но и перегибать палку ей тоже не хотелось.
Но когда она приехала, на лице Купа не было заметно никаких следов глубокого душевного волнения. Напротив, он был настроен весело и благодушно. Он заказал для них в «Спаго» роскошный ужин, и хотя утверждал, что соскучился по калифорнийской кухне, Алекс поняла — этим он пытается компенсировать то, что он не сделал.
А не делал Куп неприятных вещей. Он специализировался на дорогих подарках, походах в кино или в ресторан и других приятных сюрпризах. Каким-то образом ему удалось исключить из своей жизни практически все, что ему не нравилось или пугало. Куп признавал только такие вещи и ситуации, которые находил «забавными». Алекс хорошо знала, что настоящая жизнь совсем не такова и что состоит она не только из приятного, но и из трагического, но Купа это как будто не касалось. Ни одной темной тучке он не позволял омрачить свой горизонт, а если таковая появлялась, он спешил поскорее прогнать ее за границы искусственного рая, который сам для себя создал. И сделать это ему было очень легко. Купу достаточно было сказать себе, что никаких проблем просто не существует. Весьма наглядной в этом отношении была ситуация с его финансовыми делами.
Куп был на грани банкротства, но не признавал этого, и уж тем более не стоило ожидать от него каких-то решительных шагов. Он продолжал жить, как жил, тратить, как тратил, и вспоминал о своих обстоятельствах, только когда ему об этом напоминали. Но ненадолго. Даже после очередного разговора с Эйбом Куп забывал обо всем через пять минут после того, как клал трубку, и продолжал наслаждаться жизнью, словно бабочка, живущая одним днем.
Чего у него нельзя было отнять, это того, что с ним человек — любой человек — тоже начинал чувствовать себя легко и приятно. Именно поэтому вечер, который они провели с Алекс, оказался совсем неплох, хотя по временам ей и казалось, что они оба играют роли в какой-то сюрреалистической пьесе.
Но она Джимми не забыла. Воспользовавшись тем, что Куп отправился в подвал за шампанским, она позвонила в клинику, но ей ответили, что никаких изменений нет.
Алекс достаточно хорошо разбиралась в медицине, чтобы понимать — в данном случае отсутствие изменений есть перемена к худшему. Надежда на скорый выход Джимми из комы начинала таять. Он был без сознания уже почти двое суток, и каждый прошедший час уменьшал его шансы на полное выздоровление. У него оставались всего сутки, может быть, двое. После этого Джимми если и выживет, то уже никогда не будет таким, как прежде. Алекс оставалось только молиться, чтобы он пришел в себя как можно скорее.
В тот день она легла спать с тяжелым сердцем, и не только из-за Джимми, но и из-за Купа. Что-то неотвратимо менялось в их отношениях, и Алекс ничего не могла с этим поделать. Меньше всего ей хотелось перевоспитывать Купа, да в его семьдесят лет надеяться на это вряд ли возможно. Как и в случае с Джимми, Алекс могла надеяться только на чудо.
Следующий день был у нее выходным, но она поехала в больницу, чтобы быть с Джимми и Валери. Несмотря на то, что она даже не была в резерве, Алекс взяла с собой белый халат и пропуск, благодаря которым могла пройти в палату в любой момент.
— Спасибо вам за все, что вы делаете для Джимми и для меня, — сказала ей Валери. Сегодня они были в больнице вдвоем. Марк вернулся на работу. Тайрин тоже не смогла прийти — Куп, снимавшийся в рекламном ролике для национальной фармацевтической компании, настоял, чтобы она поехала с ним. Никаких изменений по-прежнему не было, и Алекс приготовилась к долгому и — может быть — бесплодному ожиданию.
Алекс и Валери провели в больнице уже несколько часов.
Сменяя друг друга, они поднимались к Джимми и разговаривали с ним так, словно он мог их услышать. В одно из таких посещений, когда Валери, стоя у изголовья кровати, разговаривала с сыном, Алекс вдруг показалось, что правая нога Джимми чуть заметно дернулась. Сначала она решила, что это чисто рефлекторное сокращение мышц. Но уже в следующую секунду снова отчетливо пошевелилась вся ступня, и Алекс бросила взгляд на экран одного из мониторов, потом перевела взгляд на сиделку, которая все время сидела в углу. Та тоже это заметила и хотела что-то сказать, но не успела. Джимми снова пошевелился и — очень медленно, с трудом — поднял здоровую руку и сжал пальцы матери.
Слезы покатились по щекам Валери, но она продолжала обращаться к сыну. Очень спокойно и уверенно она говорила Джимми, как сильно она его любит и как она счастлива, что ему лучше, хотя никаких признаков этого заметно пока не было. Джимми даже не открыл глаз, и все же в голосе его матери звучали уверенность и торжество, как будто он уже встал с больничной кровати.
Примерно через полчаса Джимми приоткрыл глаза и посмотрел на Валери.
— Мама… — прошептал он.
— Здравствуй, Джимми, мальчик мой… — Она улыбнулась сквозь слезы, а Алекс едва не задохнулась, пытаясь сдержать рвущееся из груди рыдание.
— Что… случилось? — Голос Джимми был хриплым после интубации, говорил он медленно, с трудом, но все же слова можно было разобрать.
