Бэннер кончиком пальца проследила ее изгиб и тихо рассмеялась.
– Прочитай о нем когда-нибудь. Уверяю, ты останешься доволен сравнением.
Но ее улыбка погасла, взгляд стал хмурым. Ланселот любил жену короля. Будет ли Джейк после сегодняшней ночи любить Лидию? Она выкинула из головы эту мысль. Сегодня ничто не должно ее расстраивать. Джейк с ней, он любит ее, отвечает на ее любовь. Этого достаточно.
Она тронула его блестящие волосы.
– Не говори так о себе, а то я рассержусь.
– Как?
– Старый и потрепанный. Ты не такой. Ты очень красивый. А почему ты называешь себя бродягой в седле?
Джейк стеснительно посмотрел на Бэннер.
– Я о себе не слишком высокого мнения.
– Почему?
Он подвинулся, подложил руку под голову и уставился в потолок.
– Все это случилось много лет назад. В другой жизни. Ты не захочешь об этом слушать.
– Захочу.
Он повернул голову, поймал ее взгляд, полный любви, и вздохнул. Если он расскажет, Бэннер, наверное, станет думать о нем даже хуже, чем он сам – о себе, но лучше разрушить воображаемый образ сейчас, чем потом. Все эти годы он хранил свои тайны. Но сейчас почувствовал, что обязан рассказать обо всем, раз и навсегда снять с души тяжкий груз.
– Я в один и тот же день потерял невинность и брата. Люк был убит по моей вине.
Бэннер лежала тихо, не шевелясь. Джейк вгляделся в ее лицо, чтобы понять, как она относится к его рассказу. Она спокойно встретила его взгляд, и он продолжал:
– Присцилла положила на меня глаз с того дня, как обоз тронулся в путь. Мне было шестнадцать, и я был как мартовский кот.
Голосом, лишенным интонаций, Джейк рассказал, как тем летом Присцилла соблазнила его, довела до того, что он потерял голову от похоти.
– Однажды днем я подкупил Люка, чтобы он сделал за меня домашние дела, а сам удрал к ней. Когда я через несколько часов вернулся, Ма набросилась на меня, где нас с Люком носит. А потом в круг между фургонами вошел Мозес, он нес на руках тело брата. У него было перерезано горло.
По щеке Бэннер скатилась слезинка. Но она не произнесла ни слова. Джейк раскрылся перед ней, как никогда ни перед кем не раскрывался. Надо помалкивать. Ему отчаянно нужен человек, который его выслушает. Не осудит, не посочувствует. Просто выслушает.
– Все эти годы мне пришлось жить с камнем на душе. Если бы я не трахал Присциллу, брат, может быть, до сих пор был бы жив.
Джейк сел и обхватил колени руками.
– Я знаю, ты, да и все остальные, думаешь, что я жеребец из стада Присциллы. На самом деле я к ней не прикасаюсь. После того дня я спал с ней несколько раз, но с каждым разом все больше ненавидел себя.
Когда обоз распался, мы расстались, и я несколько лет ее не видел. Потом встретил в Форт-Уэрте, когда был там проездом. Я не удивился, когда узнал, что она работает в борделе. Она хотела начать с того же места, где мы с ней остановились. Но, глядя на нее, я видел только лицо Люка, бледное, мертвое, и его рубашку в кровавых пятнах.
Джейк встал с постели, подошел к туалетному столику и налил из кувшина стакан воды, мечтая, чтобы это было виски.
– Это еще не все. А ты должна услышать все. Я узнал, кто убил Люка.
Джейк умолк. Именно тогда между ним и Лидией возникла неразрывная связь. Убийцей Люка был ее сводный брат, ее насильник и мучитель. И он свел с ним счеты по всем статьям.
– Я убил мерзавца, зарезал в переулке, и мне это доставило удовольствие. Мне было шестнадцать. Шестнадцать, – проговорил он сквозь стиснутые зубы и уронил голову.
Бэннер, забыв о недавней операции, соскочила с постели и встала рядом с ним. Почувствовав ее рядом, Джейк обернулся.
– Вот с таким человеком ты лежала в постели, – сказал он.
– И не жалею. Человек, которого ты убил, заслуживал смерти.
– А Люк?
– Ты не виноват! Ты не можешь за это отвечать. Это роковое стечение обстоятельств, совпадение. Ты не должен всю жизнь винить себя в этом.
Не должен? А разве он не винит себя почти двадцать лет? И все эти двадцать лет презирал женщин. За то, что Присцилла оказалась виновата в смерти Люка, он наказывал каждую встречную женщину.
До сегодняшнего вечера.
Но Бэннер не отшатнулась от него с отвращением, а смотрела с пониманием и любовью. С того рокового свидания с Присциллой Уоткинс Джейк чувствовал себя запачканным, а тело Бэннер очистило его.
– Были и другие, Бэннер. Двое. Люди, у них были имена и лица, а я их убил.
– Расскажи.
– Один убил моего друга. У него еще молоко на губах не обсохло, первый раз отгонял скот. Я взял его под крыло. Он мне напоминал Люка. А тот парень был скор на руку. Он сделал из мальчишки отбивную за то, что тот споткнулся и пролил кофе на его спальный мешок. У него, наверно, началось внутреннее кровотечение. Той же ночью он умер. Я схватился с убийцей. Дрался, как мне казалось, несколько часов. Наконец я… я сломал ему шею.
Бэннер положила руку Джейку на грудь.
– А другой?
– Другой был карточный игрок в Канзас-Сити, он надувал меня и многих других ковбоев. Заманивал сыграть в покер, давал раз-другой выиграть и обчищал дочиста. Я вызвал его на поединок. Он прицелился. Но я оказался быстрее.
Горькая усмешка скривила рот Джейка.
– Теперь ты знаешь всю жалкую и горестную жизнь Джейка Лэнгстона.
Бэннер порывисто обняла его и прижалась щекой к его груди.
– Эти люди наносили вред другим, Джейк. Ты не убийца.
Он взял ее за плечи и отстранил.
– Но разве ты не понимаешь? Я снова могу пойти на это, если сочту нужным.
– Этого я от тебя и жду. И отец тоже пойдет на это. Не знаю, убивал ли он кого-нибудь раньше, но знаю, что убил бы, если бы чувствовал, что это справедливо.
– А бывает ли убийство справедливым?
– Да, – тихо, но твердо ответила Бэннер. – Да, Джейк. Думаю, иногда бывает.
Он прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы.
– Не знаю, правы ли мы, Бэннер, но спасибо тебе за эти слова.
– Я говорю так не потому, что думаю, что ты это хочешь услышать. По-моему, все люди способны на насилие, если их на это вызвать. Ты убивал, защищая семью и друзей.
– Я никогда не рассказывал этого Ма.
– Может быть, стоило бы рассказать. Она мудрая женщина, поверь. Она бы лучше меня знала, что сказать. – Бэннер обхватила ладонями лицо Джейка. – Но она любит тебя и будет любить всегда, что бы ты ни натворил. И я тоже.
Джейк откинул волосы с ее щеки.
– Рассказал тебе, и легче стало.
– Я рада. – Бэннер погладила его спину, ощущая под ладонями гладкую кожу и крепкие мышцы.
Он наклонился и, найдя ее губы, отблагодарил поцелуем. Он не знал, как получилось, что он смог рассказать Бэннер о том, чего не поверял никому. Он раскрыл перед ней душу, и слова, которые, как ему казалось, очень трудно было произнести, полились сами собой. Он почувствовал себя свободным, каким не был с того лета, когда потерял невинность. Этот маленький комочек женственности, что доверчиво прижался к нему, возвратил ему надежду.
