— Вот ты говоришь, что с ним сложно. А представь, как он волнуется сейчас… Ты тут сидишь, знаешь, где папа, где мама, где сестры… А он там не знает ведь… Думает… А вдруг тебя украли? Это же жуть как страшно…
Аня говорила, с каждым словом позволяя глазам раскрываться все шире. Сама-то понимала, что для взрослого звучало бы глупо, но на девочку, кажется, действовало…
— Кому я нужна… — правда ненадолго. Подумав несколько секунд, она отмахнулась, отворачиваясь от Ани, переводя взгляд на одну из стен кабинки. Грустный какой-то… Одинокий… Знакомый Ане, как никому. Да только без сомнений — здесь-то случай совсем другой. Просто возраст такой…
— Ну ты чего? Глупостей не говори! Как это, кому? Всем нужна, конечно. Маме, папе. Как иначе-то может быть? Дети родителям очень нужны, малыш…
Аня произнесла так искренне, как только могла. И очень сильно верила в каждое свое слово. А от собственных язвительных мыслей при этом отмахнулась. Не к месту они тут. Не нужны…
— Мне десять. Я не малыш… Просто дома оставили бы и я…
— Так… Давай вот что сделаем…
Аня поднялась, провела по брюкам, разглаживая, потом протянула руку Лизе, предлагая взяться… Девочка не бросилась исполнять просьбу тут же — посмотрела на ладонь с опаской.
— Я сейчас тебя к папе проведу. Мы Олесю успокоим. На работе возобновим, если он успел уволить. А то жалко ведь, согласись… Ты на родителей обижаешься, а она-то тут при чем? И потом… Если хочешь, попросим, чтобы ты со мной посидела. У меня ноутбук есть. Он старенький, конечно. Но сможем какую-то игру установить, думаю. Побудешь на моем месте, отдохнешь там. А то в туалете…
Аня скривилась, представляя, как забавно выглядело бы, будь рядом кто-то взрослый…
— Не очень хорошее место для Елизаветы Ярославовны, правда?
Спросила, видела, что девочка снова опускает взгляд на ладонь, вздыхает…
— Ладно. С ними побуду. Мама обещала, что не позже пяти приедет. Так уж и быть…
Продолжала бурчать, вкладывая свою руку в Анину, снова поднимаясь с унитаза, выходя из кабины…
— И про наряд я не шутила, кстати… Ты просто папу не знаешь еще…
И когда по коридору в сторону приемной Самарского шли — тоже бубнила… Аня же продолжала сдерживать улыбку, держа в своей руке маленькую теплую детскую ладошку и чувствуя… Какую-то невероятную легкость. Благодарности не ждала, но искренне радовалась, что, кажется, смогла сделать хорошее дело раньше, чем офис положат лицами в пол…
Глава 45
— Корней, я про Вену говорил тебе?
— Да. Говорили. Я еду.
— Хорошо. А то голова… Записывать пора, в общем.
Ярослав вышел из кабинета вместе с Корнеем. Они провели за закрытой дверью довольно плодотворные полчаса. Обсудили текущие проекты и обменялись мыслями о перспективах. А перспективы были… Многообещающими. Может, кого-то испугали бы, но Высоцкого с Самарским объединяло то, что они испытывали только раж. Пока есть непокоренные вершины — спокойными оставаться не могли.
Беда лишь в том, что в сутках всего двадцать четыре часа, а еще, что кроме работы есть другие, не менее важные, вещи. Во всяком случае, у Самарского.
Оказавшись в приемной, Корней тут же уткнулся взглядом в телефон, проверяя, что пропустил за время беседы, Самарский же перевел взгляд на диван, на котором сидели младшие дочки — Настя с Ирой, спокойно играя с принесенными куклами.
— А Лиза где? — не обнаружив рядом старшую, обратился к Олесе, которая притихла за стойкой… Еще не понял, но уже почувствовал, немного сощурился… Ему не понравилось ни что ассистентка тут же побледнела, хотя и раньше-то румянцем не отличалась, ни что подняла взгляд на мгновением… И тут же опустила…
— Ярослав Анатольевич, вы только не волнуйтесь, пожалуйста, но Лиза…
— Смылась, па… Как всегда…
И пока Олеся пыталась подобрать слова, за нее ответила одна из двойняшек. Сделала это будто буднично, не отвлекшись от игры.
Корней, продолжавший слушать краем уха, скользнул взглядом сначала на мелкую, которой действительно будто по барабану… Потом на Олесю… Которая близка к остановке сердца… На Самарского…
— Куда смылась? — который задает вопрос вроде как спокойным тоном, но в помещении разом становится на пару градусов холоднее. И это несомненно ощущает Высоцкий. Наверняка это жестко бьет по нервам Олеси… И остается совершенно неинтересным для девочек на диване…
— Сказала, что не собирается больше сидеть в этом дурдоме и…
На отцовский вопрос ответила снова одна из девочек.
Температура снова понизилась…
— Олеся…
А когда Самарский обратился к ассистентке по имени, вроде бы спокойно, но уже полноценно требовательно, та не выдержала…
— Я не знаю, как так получилось, Ярослав Анатольевич! Не знаю! Они все тут были. Девочки играли спокойно. Лиза сидела в кресле. А потом они начали кричать… Поделить куклу не могли… Ну я и побежала к ним, а Лиза… Я не видела, как она ушла! Не видела, честно! И я уже попросила! Ее ищут! Я просто не могла их ост…
— Спокойно.
Самарский перебил, понимая, что ничем, кроме истерики, это сейчас не закончится… Повернулся к дочкам…
— Ну чего ты, па? Вернется…
Одна из которых ответила, легкомысленно передергивая плечами, а вторая улыбнулась, кивая…
И вроде бы действительно, чего это он… А внутри-то холодеет. Всегда холодеет…
— Давно ушла? — поэтому он снова оборачивается, спрашивает у начавшей всхлипывать Олеси…
— Н-нет… М-минут д-десять… К-как… Д-девочки на рецепции г-говорят, что к лифтам точно н-не… П-подходила… Н-на… Эт-таже…
— Ясно.
Ярослав выслушал, кивнул, вытащил из кармана телефон, открыл телефонную…
— Ты ее набирала? — снова спросил у Олеси, изо всех сил старавшейся выровнять дыхание…
— Д-да… — но получалось так себе. — Н-не б-берет…
— Вредина потому что… — с дивана донесся новый комментарий, который Самарский проигнорировал, а Высоцкий позволил губам дрогнуть в улыбке. Вот вам и счастье отцовства. Родишь на свою голову. А потом бегай, ищи по этажам… Вредина потому что…
— Алло, Елизавета, — Ярослав держал несколько десятков секунд телефон у уха прежде, чем произнес. Одновременно строго и облегченно.
Поняв, что шеф дозвонился, Олеся не выдержала — позволила из груди вырваться всхлипу-вздоху, а малышня на диване зашумела: «кому-то кранты»…
— Ты считаешь, это нормальным? Ты где вообще?
Самарский задавал вопросы, и Корнею было очевидно — пытается подобрать слова, ведь просятся другие.
— В туалет я пошла, папочка. В ту-а-лет. Понимаешь?
И если сам Самарский слушал ответ в трубке, то остальные люди в приемной отрывистое, будто уставшее даже от неуместной отцовской резкости «в ту-а-лет» слышали сначала из коридора, а потом и из арки, ведущей в приемную…
Самарский и зашедшая девочка скинули синхронно… Уставились друг на друга одинаковыми взглядами…
Олеся затихла, девочки на диване продолжали хихикать, Корней же…
Прошелся взглядом по знакомой руке, державшей в своей девочкину, до плеча… И выше по шее… По подбородку, губам, до глаз… Которые сначала блестят улыбкой, смотрят на Самарского, будто не ощущая напряжения, и лишь потом стреляют в сторону… Словно почувствовав…
— Ой… — Аня не сдержала возглас, тут же опуская взгляд в пол…
— Ты ничего сказать не хочешь, Елизавета? — Но никому, кроме Корнея, до этого, кажется, дела не было. Самарского больше интересовала дочь. Он спросил, продолжая смотреть с прищуром… И получая такой же взгляд в ответ.
— Хочу. Хочу… — только девочка пока явно проигрывает… Но старается. Сжала сильнее руку Ани… Зачем-то… Посмотрела на нее… Получила будто подбадривающую улыбку… — Извини…
И выдохнула… Не что-то колкое, язвительное, что можно было вменить отцу в вину, а просьбу простить. Явно удивив этим всех.
Потому что Самарский, готовившийся к ближнему бою, замер, прищурившись, сестры бунтарки обернулись, глядя недоверчиво, Олеся перестала всхлипывать… Аня улыбнулась чуть более очевидно, смотря сверху на детскую макушку… А Корней на нее… И видел еле заметные розовые пятна на скуле… Смущенная. Но довольная.
