— Что с тобой?! — закричала мама. В ее голосе была такая паника, будто бы он потерял сознание. И я понимала, с чем это связано — после того, как ушел папа, она отчаянно боялась потерять близких.
— Все в порядке, любимая, — отмахнулся Андрей, все так же держась за голову. — Мальчишка меня головой по стене приложил. Ничего страшного.
— Что значит «ничего страшного?! А если у тебя сотрясение? Нужно скорую вызвать!
— Я в травмопункт и сам съезжу. Лучше полицию, — сказал отчим, глянув на Диму. — Твою дочь нужно защитить.
— Нет, без полиции обойдемся, — воспротивилась мама и, обнимая Андрея, глянула на Диму: — Ты меня разочаровал. Честное слово. Пожалуйста, забудь о Полине. Я не могу больше тебе доверять.
Она словно забыла, что я только что ей говорила.
— Мама! — закричала я так громко, как могла. — Что ты несешь?! Ты что, не слышала?! Я же сказала, что Андрей хотел меня ударить! Он уже бил меня, понимаешь?!
— Не сердись на нее, она придумывает, — мягко сказал Андрей маме. — Этот малец ее научил, как общаться. У Саши все точно так же было.
— Полина, иди домой, — велела мама. — Будем дома выяснять, кто прав, а кто виноват. Дима, и ты иди домой. Андрюш, голова не кружится? Не тошнит?
Иногда бывает, что долгое время терпишь что-то изо всех сил. И говоришь себе каждый день: «Еще немного, я смогу, я справлюсь». И это «немного» длится месяцами, а порою и годами, которые кажутся бесконечностью. А потом в какой-то один момент все вдруг меняется. Порою всего из-за нескольких слов.
«Андрюш, голова не кружится?» — спросила мама с заботой у отчима. Не у дочери, которую он обижал. А у ее обидчика.
Она не видела во мне жертву. Она и в себе жертву не видела, хоть и была ею. –
И тогда я окончательно поняла важную вещь. Мама в очередной раз выбрала Андрея, а не меня.
Тогда почему я должна выбирать ее в ответ?
Внутри что-то безвозвратно поменялось.
— Я никуда не пойду, — сказала я ровным голосом. — Буду с Димой!
С этими словами я потащила его к двери.
— Стой! Стой! — кричала мне вслед мама. — Полина, вернись!
— Полина! Он опасен! — поддакивал ей Андрей, и в его голосе я слышала издевку.
— Дима, я вызову полицию, если ты ее не вернешь! — Мамин голос
— Только попробуй, мама, — повернувшись сказала я. — Тогда ты меня вообще никогда не увидишь.
— Полина, доченька…
— Как ты с матерью разговариваешь?! — вспыхнул Андрей. Эта была первая искренняя эмоция, которую он проявил после появления мамы.
Палачи привязываются к своим жертвам. И порой демонстрируют чудеса заботы и защиты, то ли других уверяя в своей искренности, то ли самих себя.
— Мама, он только что дома скандал учинил, а ты будто забыла. Ты забываешь все плохое, что он делает, — тихо сказала я. — Идем, Дима.
— Полина! — снова закричала мама. Она хотела броситься следом, но ее удержал отчим.
Мы с Димой вышли на улицу. Внутри было пусто, но в сердце еще теплилась надежда на то, что все будет хорошо.
— Спасибо, что пришел, — сказала я, не отпуская его руку.
— А я мог иначе? — спросил Дима. — Стоял на улице, увидел, как ты выбегаешь из подъезда, а эта тварь тянет тебя обратно. Сам не понял, как прибежал. Ты точно в порядке?
— Точно…
— А домой не пойдешь? — осторожно спросил он.
— Только не сегодня, — прошептала я. — Можно я у тебя останусь? Не могу я идти туда… Не могу, Дима.
На моих глазах появились слезы, и он прижал меня к себе, одной рукой обнимая за спину, другую положив на мой затылок.
— Мне было страшно, — призналась я.
— Все хорошо, — сказал Дима. — Я всегда буду рядом. Всегда тебя защищу. Я же обещал.
А я все так же ему верила.
Мы пошли к Диме домой, и почему-то на улице было так стыло и пасмурно, что я подумала, будто пришла зима — тогда, когда ее не ждали. Меня била мелкая дрожь, и Дима, обнимающий меня за плечо, чувствовал это. По его скулам все так же ходили желваки, но вместо ярости во взгляде читалась боль, которую он пытался прятать, но получалось плохо. А может быть, это я научилась читать его по глазам за то время, пока мы общались.
— Я сдержался, бил его в пол силы, — сказал Дима, ведя через двор к своему подъезду. — Был хорошим мальчиком, правда?
— Правда, — слабо улыбнулась я. — Но лучше бы ты его вообще не трогал. Не знаю, что Андрей сможет придумать. Вдруг он накатает на тебя заявление?
Испугавшись этой мысли, я резко остановилась.
— У него ведь и связи есть в полиции, — прошептала я. — Андрей ведь знакомых вытаскивал Руслана, когда того поймали на гонках. Вдруг он действительно решит тебя посадить?
Парень ухмыльнулся.
— Не думаю, что у него получится. Старик не позволит.
Я облегченно выдохнула. Вспомнила, чей он сын. Владимира Сперанского.
— Точно. Он тебя спасет.
— Спасет? Нет, Полина. Ему на меня плевать. Спасает он только собственную задницу. Ему не хочется, чтобы такой сыночек, как я, запятнал репутацию. Вдруг снова на выборы подастся? — голос Димы звучал весело, но в то же время в нем чувствовалась горечь.
Я вдруг подумала — каково это? Каково это — знать, что ты не нужен родному отцу? Я так привыкла быть для папы центром вселенной, что не думала — у кого-то может быть совсем не так. Отец Димы просто терпел сына, смирившись с фактом его существования. Андрей после развода фактически забыл о Саше и Руслане. Но какими бы они ни были — они их дети.
Почему они так поступают?
Почему плохие отцы остаются? А хороших забирает небо?
Почему этот мир настолько несправедливый?
Я обняла Диму за пояс и спрятала лицо на его груди. Не могла справиться со слезами.
— Ты чего? — спросил он ошарашенно. — Все ведь хорошо. Я же сказал, что буду рядом. Не дам тебя в обиду. Не хочешь возвращаться — оставайся у меня.
Мои пальцы крепче стиснули его тело. Под стальными мышцами прячется потерянная душа — только кто в это поверит?
— Мне так жаль, Дима, — прошептала я. — Мне жаль, что твой отец так поступил.
Он ответил, но не сразу. Тяжело вздохнул, выдохнул и сглотнул.
— Ты плачешь не из-за того, что произошло, а из-за меня? Какая же ты все-таки…
— Какая? Глупая? — подняла я на него заплаканные глаза.
— Светлая. — Дима запустил пальцы в мои волосы. И будто смутился. — Тупое слово, конечно. Но не знаю, как сказать по-другому. Никогда не встречал таких, как ты, Полин. Ты очень добрая. Я ненавидел добрых людей. Они казались слабыми. И я путал доброту и слабость. А потом встретил тебя. Знаешь, когда ты начала мне нравится?
— Когда? — тихо спросила я.
— Когда помогла пацану на остановке. Дала ему мелочь на дорогу. Я шел сзади вас и видел. Думал, что малой разводит лохов. И ты на это попалась. Но нет — пацану реально нужны были деньги. Этим и зацепила, — признался Дима и, положив ладони на мои щеки, поцеловал в лоб. — Не грусти из-за меня. Оно того не стоит.
Я сама потянулась к нему за новым поцелуем — уже не таким целомудренным. Я нуждалась в нем, будто в лекарстве. И чем дольше ласково касалась его губ своими, тем спокойнее становилась.
Его прикосновение, его дыхание, его тихое «моя Полина» — все это не просто кружило голову, как раньше. Оно давало уверенность в том, что все действительно будет хорошо. Мы рядом. Мы вместе.
Одновременно отстранившись друг от друга, мы улыбнулись. И пошли к его подъезду. Мне звонила мама, но я не стала отвечать.
В квартире нас встретили Лорд и Обед, которые теперь явно стали командой. Организованной преступной группировкой, как пошутил Дима.
По всей прихожей валялась туалетная бумага — ее размотал котенок, а вот достал из шкафа явно пес, и как он это сделал, я понятия не имела. Кроме того, Лорд раскидал вещи из шкафа и разорвал подушку — теперь всюду валялись клочья наполнителя. О мелочи вроде разбитой кружки на кухне или изгрызенного переходника даже говорить не стоило.
