– А как насчет моего отчима? – спросила она. – Я имею в виду… я не могу себе представить, что он мог сделать такое, но у него есть деньги и определенная власть – он мог нанять кого-нибудь, чтобы…
– Похитить вашего сына? Убить? – спрашивавший ее детектив смотрел на нее намеренно в упор. – А каковы мотивы? Эта статуя?
– Скульптура, – поправила его Мадлен, а потом сказала нерешительно: – Нет мотива… это дико – даже предположить такое. Просто он был здесь, а Гидеон велел мне рассказать вам все, даже дикие мысли.
– Что ж, по крайней мере хоть в этом он был прав, – сухо заметил полицейский.
Они ушли как раз перед рассветом, в четверть восьмого, после того, как медицинский эксперт решил, что тело Дженнифер Малкевич можно уже увозить. Они были у Мадлен больше восьми часов, и все это время она ощущала, что рассудок ее висит на волоске.
В какой-то момент ей даже показалось – если эта толпа незнакомцев немедленно не оставит ее одну хотя бы на время, она просто отключится. Но ей нужно было оставаться в здравом уме – ради Валентина. Один Бог знает, как это возможно, если Гидеон не вернет сына назад в ближайшее время… Нет, лучше не думать! Мадлен вспомнила это чувство отчаяния и беспомощности – она узнала его в ту ночь, когда с Антуаном случился удар, и она так молила Бога, чтобы никогда такого больше не испытать.
– Гидеон его найдет, – сказала она вслух, обращаясь к стенам.
Ее муж – который вовсе и не был мужем, стал ее самым близким другом. Их лучшим другом – Мадлен знала, как сильно он любил Валентина, и как ее сын обожал Гидеона.
Гидеон найдет Валентина.
Она побрела в кухню, бездумно, чтобы сварить кофе, но увидела остатки крови на раковине и бросилась прочь, с бешено бьющимся сердцем, чувствуя приступы дурноты и приближение обморока. Она попробовала опять позвонить Руди, но там по-прежнему никто не отвечал. Она попыталась вспомнить, где они обедали предыдущим вечером – ее брат и Майкл обожали отели, и бывало превращали эти уоллстритские пиршества в пирушку на целую ночь. Значит, тогда Руди может пойти оттуда прямо в банк – но час был ранний, и было бесполезно пытаться найти его там.
Она блуждала по квартире, видя лицо Валентина везде, куда ни смотрела. Она закрыла глаза и попыталась мысленно послать ему заряды силы, прося его быть храбрым и молясь, чтобы с ним ничего не случилось. Ничто на свете, ничто не имело сейчас для нее значения – кроме него, ее сына…
Поводок Дасти все еще висел на крючке у входной двери. Она привинтила этот крюк к стене всего три недели назад – низко над полом, специально для Валентина, чтобы он мог достать, не вставая на цыпочки. Мадлен подумала о таксе, о белой коробке, ставшей розовой внутри от ее невинной крови, и неистовая дикая ярость, какой она никогда не знала прежде, стала подниматься внутри нее, но Мадлен взяла себя в руки.
Сейчас не время думать об этом.
Если она будет думать о таксе, то станет представлять себе то, что произошло с Дженнифер, и что может твориться сейчас с Валентином. И если она только это представит, она сойдет с ума.
Когда около восьми часов прозвучал звонок, Мадлен побежала к домофону.
– Гидеон?
– Это – Константин, ma chère.
– Это Гидеон попросил вас прийти?
– Именно так.
Она отпустила кнопку и разрыдалась от облегчения. Должно быть, она сошла с ума, когда думала, что хочет быть одна – она так отчаянно нуждалась, чтобы кто-то был с ней рядом, кто-то, кому было до нее дело.
– Мадлен? – он стоял в дверях, элегантный, как всегда – в темно-сером кашемировом пальто, с изысканнейшей мягкой шляпой в руках.
– Слава Богу… – она бросилась в его раскрытые объятия, благодарная за их тепло, прижалась к нему, но потом отстранилась, невольно вспомнив то, что недавно произошло между ними. – Я так рада, что вы здесь, – сказала она, стараясь скрыть свою неловкость и чувство вины, которое снова кольнуло ее.
– Полиция ушла? – спросил он.
– Совсем недавно, – ответила она, – но мне кажется, словно я одна уже целую вечность.
– Но теперь здесь я.
– Проходите и садитесь. Что вам сказал Гидеон? Он уже что-нибудь узнал?
– Я хочу, чтобы ты собрала вещи – ну, небольшую сумку… самое необходимое на одну ночь.
– Зачем? Я не могу никуда ехать.
– Ты должна пойти со мной, ma chère, – настаивал Зелеев.
– Я не понимаю, – Мадлен была в недоумении. – Гидеон сказал вам, что я должна куда-то идти? А что, если позвонит похититель?
– Он не позвонит.
– Он может, – тон Мадлен стал тверже. – Вы так добры, Константин, правда, но сейчас не время мне быть у вас. Полиция хочет, чтобы я оставалась дома – на случай…
– Собирай свои вещи.
Мадлен с удивлением посмотрела на него, уловив резкость в его голосе.
– Думаю, вы не понимаете, Константин. Я остаюсь здесь. Могут быть новости… или вдруг понадобится, чтобы я что-нибудь сделала, – в глазах ее блеснули слезы. – Или Валентин вернется домой.
– Это ты не понимаешь, – сказал Зелеев, и теперь его голос был хриплым и грубым. – Ты будешь делать все, что я скажу. А если будешь тянуть время, еще хоть минуту, никогда больше не увидишь Валентина.
Он опустил правую руку в глубокий карман своего пальто, и Мадлен в ужасе увидела, как он вытащил нож. Резной кинжал Фаберже из его гостиной. Он вытянул руку перед собой, и острое лезвие блеснуло ярким бликом, а пальцы Зелеева крепко сжимали золоченую и нефритовую рукоятку.
– О, Господи! – едва проговорила она, и слова, казалось, повисли в воздухе, удерживаемые силою ее шока. – Только не вы…
Зелеев посмотрел в сторону кухни.
– Я ударил девчонку тупым концом. Понятно? – он коснулся рукоятки двумя пальцами левой руки. – Жаль, конечно, но…
Он пожал плечами и развел руками.
Мадлен вдруг стало совсем нехорошо. Всего месяц назад этот человек огорошил ее своим предложением выйти за него замуж. А теперь это. Она изо всех сил боролась со своей слабостью, с ускользающим ощущением реальности.
– Где Валентин?
– Он в безопасности, с ним все в порядке – пока.
– Где он?
– А вот это тебе нет нужды знать, ma chère. Все, что от тебя требуется, – это собрать вещи и дать мне свой паспорт.
– Ради Бога, зачем?
– Мы отправимся в небольшое путешествие, – он посмотрел на свои часы. – И у нас мало времени, так что делай это немедленно.
Его взгляд был пронзительным и колючим.
– И я хочу ключ.
– Какой ключ?
– Тот, что я дал тебе, когда привез твоего отца из Парижа. Ключ от сейфа.
Мадлен бессильно упала на стул.
– Так вот в чем причина этого?
Она не могла поверить. Это было невозможно.
– Вы убили девушку из-за скульптуры? – она неотрывно смотрела в это лицо, лицо, которое она знала – думала, что знала – многие годы. – Ивы можете из-за этого… убить моего сына?
