они с матерью, судя по звукам шагов рядом с занавесью, проходят к выходу. Едва хлопает дверь, я тут же кидаюсь следом. Только Даня не пускает. Еще какое-то время удерживает на месте. А потом и вовсе припечатывает к стене и, указывая пальцем мне в лицо, выдает:
– Не вздумай, мать твою, устраивать здесь скандалы.
– Я не собиралась, – отвечаю достаточно ровно.
Данька сощуривается. Смотрит так, будто впервые видит меня.
– Зачем тогда это все? Зачем побежала за ними?
– Хотела услышать, что они будут говорить, – признаюсь, заливаясь жаром стыда. – Саша ничего не объясняет. А мне нужно было узнать, в чем проблема.
– Узнала?
– Узнала… То, что Людмила Владимировна меня ненавидит – в курсе давно. Но об этой Владе ничего до сегодняшнего вечера не слышала! Я в панике! Кто она такая? Кто? Где тут правда? С чьей стороны? Почему Сашка мне никогда о ней не говорил? Расскажи что-нибудь! Объясни!
– Я расскажу, что знаю. Но ты должна пообещать, что никаких пиздатых фейерверков сегодня не будет.
– Обещаю, – выталкиваю спешно.
– Мне кажется, или для киски ты на удивление хладнокровная?
– Тебе кажется, Дань.
Внутри меня цунами, способное накрыть все континенты планеты.
– Пойдем, что ли, тоже танцевать, – вздыхает Данька. – Там тебе все расскажу. Понимаешь ведь, что будет, если Саня заметит твое отсутствие?
– Да… – часто киваю. – Ты прав. Идем.
Когда мы возвращаемся в зал, сразу же на взгляды всех Георгиевых натыкаемся. Саша, как и молила его мать, ко мне не подходит. Я понимаю, почему он так делает. Но это не умаляет моей обиды.
А он еще и… Боже, до сих пор ревнует меня к Шатохину! Одного затяжного контакта достаточно, чтобы осознать, что он уже себя накручивает из-за того, где мы были вдвоем. Что за человек?! Сам в этот же момент меняется с отцом партнершами. Взамен матери получает чертову Владу.
Что за приколы? Я должна на это смотреть?
Мне больно, какими бы ни были причины этого представления!
– Влада Машталер, – выдает Даня с растяжкой, буквально выплевывая это имя по слогам. – Внучка того самого Всеволода Машталера, который является основателем «Южного региона».
Танцуем под какую-то заунывную музыку, попеременно поглядывая в сторону королей этого вечера. Я, конечно, по большей части на Сашке стопорюсь. И на том, как он эту Владу обнимает. Все, естественно, прилично. Он ее не притискивает, не лапает, не смотрит в упор. Но даже так, когда одна его ладонь лежит на ее пояснице, а вторая сжимает кисть, я захлебываюсь ревностью.
– А что это за регион, Дань?
К сожалению, я никогда не интересовалась бизнесменами и их владениями. Название смутно знакомо, но точно сказать, где и когда я его слышала, не могу.
– «Южный регион» – агрокорпорация, в активах которой порядка восьмидесяти пяти процентов сельскохозяйственных земель по всем трем областям юга. Но дед Машталер – норм. А вот его сын, отец Влады и кум Георгиевых – редкостное говно. За ним хуева туча криминальных дел. Причем часть из них – кровавых. Естественно, недоказанных. Как думаешь, кто его покрывает?
– Георгиевы, – выдыхаю слабым шепотом.
– Угу, – тут же подтверждает мои догадки Даня. – Так эта вонючая гнида еще и политически активна. Пару лет в депутатах ходит. Саня его только за это презирает.
– Почему?
– Потому что от политически активных людей во все времена лучше держаться в стороне. Его слова.
– Почему?
– Потому что это дурни, к какой бы партии они себя не причислили. Идиоты, которым кто-то что-то внушил и завещал передавать это дерьмо дальше, как святое писание. А правды нет, Соня. Есть идея, которую и раскручивает конкретная группа людей.
– Ладно… – в политику я определенно не готова вникать. – Что с самой Владой?
– Я знаю, что они с Саней проводили немало времени вместе, когда были детьми. Но только потому, что тусовались их родители. Она ему никогда не нравилась.
– Хм… Она красивая… – не могу не заметить.
– Ты пизже, – заверяет Шатохин просто, со всей своей обыкновенной харизмой. – Но я не в том смысле. Не о внешности говорю сейчас. Саня всегда считал Владу занудой. Чаще всего он сбегал от нее. Проводил время в одиночестве, пока не появлялся кто-то из его родаков и не требовал вернуться к гостям.
Представляю Сашку маленьким мальчиком, который вынужден прятаться от ненавистных ему людей, и сердце от боли сжимается.
– Значит, Влада, и правда, никакая не близкая подруга, – выдыхаю с облегчением.
– Сто процентов. Это влажные фантазии его предков.
– Черт… Смотри, они о чем-то разговаривают, – комментирую то, что вызывает определенное беспокойство. – Смотри, как она улыбается… Смотри, он ей отвечает…
– Тихо-тихо… Тихо, принцесса-воин, – тормозит разворот моих эмоций Данька. – Не забывай, где мы находимся. Вести себя вежливо здесь для Сани – рефлекс. Пусть он сам этого никогда не признал бы.
– Все равно… Неприятно, Дань… Больно.
– Понимаю, – все, что он отвечает.
Но это не кажется отмашкой. Он действительно разделяет часть моих чувств.
Что-то подобное сам переживал? Интересно, относительно кого? Неужели относительно той, которую он упорно трудным ребенком зовет?
– Где она сейчас, Дань? Откуда она прилетела? Эта Влада… Летела бы она обратно!
– Скоро улетит. В Америку. Она там лет пять-шесть учится… Точно не скажу. Знаю лишь, что она старше нас с Саней. Года на два.
– Часто прилетает?
– Да нет… Раз десять за все время ее видел.
– Они с Сашей созваниваются? Поддерживают связь? Я никогда не слышала.
– Потому что связи нет. Пару месяцев назад у нее днюха была, мама Люда сама ебанула какой-то веник и что-то еще… Типа от Сани. Втихаря. А Влада ему настрочила благодарности. Психовал Прокурор зверски, видел это лично.
– Нет слов, – цежу я.
Не знаю, чего во мне больше в этот момент: злости или ревности? Наверное, все вместе. Как ни пытаюсь абстрагироваться, обижаюсь на него.
– Ты сегодня как та самая Эсмеральда, – оценивает Шатохин мой образ. – Жгучая.
– Спасибо… Только я больше не хочу быть Эсмеральдой… Красный больше не люблю…
– Хм… А какой любишь?
– Желтый.
– Солнышко, – подбивает он. – Учись лупить вертухи. Если, конечно, собираешься задержаться в этой проклятой семье. Но, честно,
