Она ожидала, не отрывая от него глаз, забыв обо всем, при неожиданном сообщении, что он располагает какими-то новостями о ее матери.
– Эти новости одновременно и плохие, и хорошие, – сказал Фитц. – Я сумел внедрить одного человека в ее дела, и боюсь, что при этом обнаружились очень странные вещи. – Он заколебался, так как не мог рассказать ей о Рори Гранте – и не сможет никогда. Смерть облекла Дженни в неземное достоинство, и она должна в нем остаться. – Будет лучше, Венеция, если я не стану вдаваться во все детали. Достаточно знать, что подозрения твоих сестер оказались верными. Деньги, принадлежащие твоей матери, перетекли в карманы нечестных людей.
Венеция вспомнила тот день в Малибу в пляжном домике, ведь Стэн и Билл так резонно объясняли, каким образом Дженни потеряла свое состояние.
– Билл Кауфман? – прошептала она.
Он кивнул.
– И Рабин, среди прочих. Мне очень жаль, Венни.
– Я знала их, когда была еще девочкой, – сказала она, сбитая с толку. – Но почему они так поступили с нами, Фитц?
Он пожал плечами.
– Кто теперь объяснит? Голливуд – странный город. Ценности утрачиваются, дружеские связи распадаются – не для всех, конечно, но многие связи часто оказываются непрочными, а люди – нещепетильными, а вокруг так много денег, они соблазняют. Не пытайся понять это, Венни, просто радуйся, что у твоей матери хватило разума, чтобы не позволить и тебя втянуть во все это…
Засунув руки в карманы джинсов, Фитц стал беспрестанно расхаживать по каюте.
– Как бы то ни было, мне удалось вернуть часть этих денег для вас. И опять, будет лучше, если вы не станете спрашивать меня, каким образом. Просто поверьте, если я скажу, что это лучше, чем трепать ваши имена – и имя Дженни – по судам.
– Да, – сказала Венни, веря ему.
– Итак, полтора миллиона долларов ждут тебя и твоих сестер в Первом Национальном и Городском Банке в Лос-Анджелесе.
– Полтора миллиона? – повторила ошеломленная Венни.
– Это не совсем то, что вам принадлежит на самом деле, но, поверь, нет другого способа получить их. Если хочешь, я могу завтра же выписать вам чеки.
На эти деньги, подумала Венеция, Парис сможет открыть свои «Хавен Бутики», Индия и Альдо получат достаточно, чтобы вернуть в банк кредиты и вести отель без напряжения – может быть, теперь они даже заведут детей раньше, чем предполагали. А мне? Что я буду делать?
Фитц склонился над столом, по-прежнему держа руки в карманах и наблюдая за ней.
– Ты даже не представляешь, что это означает для моих сестер, – сказала она.
– А для тебя?
– И для меня, – сказала она тихо. – Спасибо тебе.
– Чем ты теперь займешься, Венни?
Венеция опустила глаза. Она боялась вымолвить, что надеется на его совет, и совет этот мог бы заключаться в том, чтобы она была с ним. Она стиснула руки, пытаясь сосредоточиться на всем сказанном.
– Ты говорила об открытии ресторана, – сказал он, – может быть, для этого самое подходящее время – теперь ты обладаешь деньгами для этого. Деньгами и склонностью. Моя лондонская контора может помочь тебе со всеми этими юридическими тонкостями, арендой, ну, и прочим…
– Спасибо. Фитц вздохнул.
– Ты ничем не облегчила этот разговор для меня, Венни.
– Я думала, между нами было что-то большее, чем просто бизнес.
Их глаза встретились в молчании.
– Это была знойная тропическая ночь, – сказал он в конце концов. – Огромная ленивая луна над водой, белоснежная яхта – и немолодой мужчина, который воспользовался ситуацией, о которой мечтал всю жизнь.
Венеция в изумлении уставилась на него. Странно, подумал Фитц, больше она не напоминала ему Дженни; даже этот открытый, серо-синий взгляд был теперь ее собственный. Она – только Венеция. И он любил ее. Он заставил себя говорить дальше. Он должен все сказать ей, дать ей шанс.
– Венни, я не знаю, способна ли ты понять это, но ты должна знать кое-что.
Венеция недоуменно смотрела на него. Она засунула неожиданно похолодевшие пальцы в рукава своего тяжелого свитера и ждала. У нее вдруг возникло ощущение, что, что бы он ни сказал, лучше бы не говорил. Неожиданная мысль пронзила ее. О, Господи, только бы не про Олимпи. Неужто он намерен жениться на ней?
Фитц опять начал расхаживать по каюте.
– Когда Морган позвонил мне из Лондона, чтобы сообщить, что Дженни Хавен умерла и что он встречается с ее дочерью, я окаменел. Я встречался с твоей матерью только один раз – много лет назад. Но, тем не менее, Венни, у меня было ощущение, что я знал ее всегда. Я внушил себе, что влюблен в нее с тринадцати лет, когда увидел ее в «Любви среди друзей». Я до сих пор помню каждый эпизод этого фильма, всех ее фильмов. Возможно, ты не в состоянии понять, что означала Дженни для бедного мальчишки, выросшего в маленьком угрюмом городишке, который я назвал своим домом… Она была как шелк и атлас для подростка, носившего заплатанные холщовые штаны. Такие женщины не существовали в реальной жизни, во всяком случае, в моей жизни. Когда ты женщина, бедность означает для тебя куда больше, чем только недостаток еды. Это означает потерю надежды быть красивой или женственной. Это означает, что всякая романтика отступает перед требованиями воспитания голодных детей, тебе досаждает слишком много пьющий муж. Для тебя невозможно отрешиться от мысли, что ничего другого ты себе позволить не можешь. Даже молоденькие и хорошенькие девушки, я знаю, грубели и старились раньше времени, Венеция. А для маленького мальчика Дженни была недосягаемой мечтой. Она помогала мне переносить холодные и одинокие ночи. Я никогда не забывал о ней. Когда я услышал, что она умерла, это значило для меня то, что я потерял кого-то очень близкого – женщину, которую любил.
Фитц остановился и взглянул на Венецию. Могло ли это дитя мира изобилия, хороших школ и прочных английских традиций вникнуть в то, о чем он говорит? Способна ли?..
– Фитц, я не понимаю…
– Слушай меня, – повелительно сказал Фитц, – когда я встретил тебя, я был потрясен, Венеция. Имеешь ли ты какое-то представление о том, насколько ты напомнила мне свою мать?
– Но я не то же самое, – запротестовала она, – я никогда не была такой, как она! – Неожиданно она почувствовала, что не хочет слышать того, что он собирался сказать.
– Неужто ты не понимаешь? Я никогда не знал, какой Дженни была на самом деле – только какой она выглядела! Она была мечтой, Венни – я был влюблен в мечту! Та ночь, когда мы танцевали и я держал тебя в своих руках… ты могла быть Дженни!
Хуже, подумала Венеция, вскочив с кресла, даже еще хуже… Он занимался с ней любовью…
– Я должна знать, – сказала она, – скажи мне правду. Когда ты занимался со мной любовью, это было потому, что ты хотел меня… или… – Она была не в состоянии закончить вопрос.
