Даже первобытную. Это все казалось… таким правильным. Невозможно правильным. Буквально сражаясь за дыхание, она уточнила осипшим от недавних криков голосом:
— Зачем ты это сделал?
Мужчина не торопился с ответом. Он внимательно следил за ее реакцией, вглядываясь в ее лицо поплывшим от похоти и посоловевшим взглядом.
— Захотелось! — услышала она в какой-то миг.
Глупо хихикнув, соблазнительно прикусила губу.
— А чего еще тебе захоте…
Закончить фразу не смогла. Не успела. Внезапно вспомнила, чем чревата подобная беспечность. В ту же секунду ее прошиб холодный пот. Сердце ухнуло в груди. А запоздалое раскаяние породило лютую панику в душе.
— Но… как же? — бессвязный лепет. — Марат! Ой, мамочки! Марат, а что теперь… а вдруг я… Марат, что ты на…
— Ш-ш ш! — прижав указательный палец к ее губам, Каримов призвал Юлю к молчанию. И к смирению. — Тише, пташечка! Расслабься!
— Но…
— Не нужно бояться! — он больно стиснул пальцами ее бедра. — Выдохни. Вероятность забеременеть с первого раза ничтожно мала.
Она недоверчиво покосилась на мужчину:
— Что, правда?
— Риск, безусловно есть. Мизерный. Но, Юля?
— М-м-м?
— Ощущения, которые испытывает мужчина в этот момент… они стоят этого риска! Тем более, если он отдает отчет своим действиям, и на все сто готов к последствиям!
— Они… какие-то особенные? — тихо пискнула Попова, всеми силами стараясь не акцентироваться на его последней фразе. — Эти ощущения?
— Нет! — усмехнулся Марат. — Ты не в состоянии представить, что я чувствую, когда накачиваю тебя — девочку, которой просто брежу… своей спермой! Когда заливаю тебя изнутри под завязку, и вижу, что ты дуреешь от этого ничуть не меньше! Или будешь отрицать, что тебе понравилось, пташечка?
Покраснев от смущения до кончиков волос, Юля шумно сглотнула, и отрицательно покачала головой. Увлажнив губы, вкрадчиво предложила:
— Не буду! Но… раз уж мы сегодня все равно рискуем, то… быть может…
— Смелее милая! Договаривай!
— Быть может, накачаешь меня ей… еще разок?
Глаза мужчины заискрились безумием. Самым настоящим дьявольским огнем. Он ничего не ответил. Лишь судорожно выплюнул воздух из своих легких. А после… едва уловимым движением схватил Юлю за шею и потянул на себя, вынуждая ее вплотную приблизиться к его лицу.
В следующий миг ее губы обожгло требовательным собственническим поцелуем. И все мысли одним махом вышибло из головы.
Мир вокруг снова исчез для них двоих.
Потом, когда все закончилось, они еще некоторое время провели на лавочке у реки, пытаясь отдышаться, остыть. Наслаждаясь видами и ожидая, когда полностью прогорит костер. Как только это произошло, оба не сговариваясь направились по обратному маршруту. В сторону деревни. Домой.
Тем более уже вечерело, и над поселком стремительно сгущались плотные осенние сумерки. Мама встретила их без лишних расспросов.
Хвала небесам, лезть в душу не стала. Проявляя чудеса такта, она усадила их за стол, накормила праздничными блюдами, и напоила горячим ароматным чаем. Костя тоже присоединился к ним, и болтал без умолку, но старался поддерживать беседы на максимально нейтральные темы. После этого, удостоверившись, что баня уже прилично раскочегарена, Юля вооружилась всеми необходимыми принадлежностями, взяла два больших махровых полотенца, и повела Марата в их обитель тепла и чистоты. Хорошенько прогреться после длительного пребывания на холоде, было не лишним.
И да… баню они с удовольствием использовали по ее прямому назначению.
Парились с таким усердием, что уши в трубочку сворачивались.
Но это не помешало им насладиться взаимными ласками еще разок.
Распластавшись на полу в предбаннике (а именно там на них обрушилась очередная лавина страсти) они самозабвенно и необузданно ублажали друг друга руками, языком, ртом. На большее у них элементарно не хватило сил.
Однако удовольствие от этого ни капли не притупилось.
Напротив. Оно ощущалось еще острее. Еще запретнее и сладостнее.
В общей сложности они провели в бане около полутора часов.
Но закончив водные процедуры и вернувшись в дом, оба почувствовали просто вселенскую усталость. И моральную, и физическую.
А потому было принято единогласное незамедлительное решение, завалиться спать. Тем более, за окном уже окончательно стемнело. Юля постелила им с Маратом в своей спальне. На одном из двух диванов. Но так как комната у них с Костей всегда была общей, пришлось выгнать брата в зал.
Правда, уснуть сразу не получилось. Нежась в крепких объятиях Каримова, девушка невольно прокручивала в памяти все события сегодняшнего дня.
Хорошие. Плохие. Очень плохие. И внезапно вспомнила кое-что.
Тревожное. И пугающее до чертиков.
— Марат?
— М-м-м? — сонно.
— Что будем делать?
— О чем ты?
— Я про институт. Теперь про нас все знают.
— И что с того?
— Как, что? — охнула изумленно. — Я отныне — местная знаменитость! Начнут обо мне на каждом углу шушукаться. А ты… и у тебя тоже наверняка из-за меня будут серьезные проблемы!
Его горячее дыхание коснулось ее уха.
— Спи, — коротко.
— Но…
— Спи, и ни о чем не думай.
— Я не могу! — яростный протест.
— Да твою ж мать, Юля! — недовольно проворчал ее профессор. — Прекрати накручивать себя! Я ведь говорил уже: любой, кто косо на тебя посмотрит… будет иметь дело со мной! Не заставляй меня повторяться!
Она лишь шумно фыркнула в ответ:
— Всем рот не заткнешь!
— Да, ну? — иронично. — Сомневаешься в моих возможностях, пташечка?
— Марат, — измученный вздох, — при чем здесь твои возможности? Ты спишь со своей студенткой! Тебя могут уволить, если слухи об этом дойдут до…
— До кого? До декана? Она давно в курсе ситуации! До ректора? Так у него у самого рыльце в пушку! Я уволюсь лишь в одном случае — если сам захочу. А до этого момента никто меня не тронет. Я — основной дисциплинирующий и мотивирующий фактор нашего учебного заведения. В отличие от тебя, они это понимают. Что до моей личной жизни… их она не касается. Отношения преподавателей со студентами не поощряются, конечно. Но они и не запрещены. Мы — взрослые совершеннолетние люди, и вполне способны сами принимать решения. И мы с тобой приняли его! Не так ли?
— Угу.
— Еще момент, — Каримов выждал паузу, — у нас с твоей матерью состоялся сегодня достаточно серьезный и весьма откровенный разговор.
Он крепче сжал ее в кольце своих рук.
Мазнул губами по виску, и тихо продолжил:
— Я сказал ей, что забираю тебя. Насовсем. Что больше ни одной ночи не намерен проводить без тебя, сопящей на соседней подушке. Или у меня под боком. Или тупо подо мной. Что ты — часть моей жизни, и находишься в зоне моей ответственности. Твои проблемы теперь — не ее забота. Что ты — моя! И переезжаешь ко мне! Без отговорок. И без промедления. Это ясно?
Будучи не в состоянии возразить хоть что-то, Юля заторможенно кивнула.
От его слов в глазах нещадно жгло. Щипало. А сердце взволнованно трепыхалось в груди. Даже дышать, и то было чертовски тяжело.
Тем не менее, стараясь не выказать своего смятения, она глупо хихикнула:
— Выходит, не зря Костик сумку с моими пожитками собирал!
— М-м-м? — недоуменно, и очень сонно.
— Он решил выгнать меня из дома, чтобы я приняла твое предложение.
— Твой брат — отличный паренек! — Каримов зевнул. — Вырастит достойным мужиком. А за сумку его… надо бы… поощрить. Креативно.
Юля грустно улыбнулась, вглядываясь в темноту. Притихла и задумалась, прислушиваясь к ровному дыханию своего мужчины, и к размеренному стуку его сердца. В голове было столько мыслей, столько воспоминаний, связанных с ним. Сейчас многие вещи воспринимались совсем иначе. Под другим углом. От того и на глазах выступили слезы. Он столько раз помогал ей. Бескорыстно. Безвозмездно. Столько раз спасал. Попова проморгалась, запрещая себе плакать. И все же, игнорируя комок в горле, тихо позвала его: