— А вы откуда знаете? — поворачивается в кресле, немного щурится, задавая вопрос, который должен был родиться первым.
И, очевидно, Высоцкий считает так же, потому что губы чуть приподнимаются… Думает себе там, наверное, что она очень предсказуемая…
— Хотя подождите… Я знаю… — в голове все сложилось быстро. Не зря ведь ее назвали талантливой… — Это бабушка, да? Она у вас что-то попросила? Черт… Как я сразу-то не догадалась. Она за этим просила вас зайти…
Аня говорила, глядя сначала мужчине в лицо, а потом постепенно соскальзывая взглядом на его плечо… И ныряя из реальности в воспоминания.
Встрепенулась, когда он повернул голову, усмехаясь шире… И ничего не ответил.
— Корней В-в…, — каждый раз, обращаясь к мужчине, Ане приходилось тормозить себя прежде, чем с губ слетало отчество. Это было сложно. Иногда просто-таки возмутительно, но девушка изо всех сил старалась себя приучить. Потому что… На что вообще надеяться, если даже здесь у нее затык? Он же, к чести будет сказано, ни разу не язвил на этот счет. Будто позволял привыкнуть в том темпе, который ей удобен. Вряд ли это было так, но Ане хотелось хотя бы так думать… — Вы не тратьте время, пожалуйста. Если ба… Если она о чем-то вас попросила, то вы мне скажите просто, я передам, что вы сделали, но я не хочу…
— Чего не хочешь? Позволить бабушке о тебе позаботиться? Сделать приятно? — Высоцкий не дал договорить, перебил на полуслове.
— Вас утруждать. — И готовившаяся продолжать тираду Аня выдала сходу ее финал. Снова посмотрела в лицо Корнея, снова получила короткий взгляд в ответ. — Я просто не люблю свой День рождения. Так бывает.
Ей показалось, что в том самом коротком промелькнуло раздражение, поэтому она постаралась сгладить, поясняя…
— Бывает. Но не в двадцать. Нет? — судя по всему, получилось. Потому что следующий вопрос мужчина задал спокойно, без напора, будто просто с любопытством.
— И в двадцать тоже бывает. Если… — Аня начала, но вовремя, как самой казалось, прикусила язык. Просто потому, что и так вывалила на постороннего человека слишком много личного. Болезненного. Куда еще-то?
— Если что? Если мать не поздравляет? — но он, кажется, обладал слишком хорошей памятью… И чутьем тоже.
Поэтому в ответ на вопрос Аня смогла только опустить взгляд, растянуть губы в будто бы легкомысленной улыбке, мелко кивнуть…
— Она поздравляет, на самом деле… — А потом снова заговорить, глядя на пуговку на манжете собственного пальто, скользя по ней же указательным пальцем. — Когда вспомнит… — Снова улыбнулась иронии своих же слов, на секунду подняла взгляд на мужчину, увидела, что он смотрит… Не то с жалостью, не то с отвращением… Так сразу и не поймешь… И тут же снова опустила. — Через бабушку. Мы… Не общается особо…
И сама не знала, почему не остановилась на первой фразе. Но очень надеялась, что звучит это не так жалко, как кажется. Хотя… Какой смысл себя обманывать? Очень жалко. Безумно.
И лучшее, что Высоцкий может сделать — просто не реагировать. Закрыть тему, а еще лучше сделать вид, что и не открывал, но он почему-то поступает иначе.
— Это ее проблемы, Аня. Исключительно ее. Я уже говорил это. И с каждым разом убеждаюсь все четче.
Повторяет свою же фразу, произнесенную однажды ночью. И пусть умом Аня понимает, он прав, но чувствует подвох. Наверное, состоящий в том, что она не умеет рассуждать так трезво, как умеет он. И так здраво не умеет… И хладнокровно…
— Вы правы. Но просто… Пожалуйста, если бабушка что-то попросила у вас… Я очень вас прошу…
— Поздно.
Корней снова перебил, не дав договорить. Ане только и осталось, что тяжело вздохнуть…
— Тогда вы, пожалуйста… Ничего не придумывайте. Мне неловко будет. — Произнесла, уловила новый намек на улыбку в уголках мужских губ… Поняла, что звучит довольно самонадеянно… Моментально начала краснеть, благодаря бога, что в темноте салона это вряд ли заметно. — Простите. Я… Переоценила…
— Ты слишком много думаешь. Скачешь, как заяц…
Ожидала многого, но точно не получить такой комментарий.
И не то, что улыбка в уголках губ не погаснет. Высоцкий произнес будто замечание, а звучало… Вряд ли ласково, это уж точно было бы слишком, но будто тепло. Будто… Нет ничего ужасного в том, что она скачет…
— Я буду стараться думать… Меньше… — и Аня хочет ему подыграть, да только получается явно так себе. И сама это понимает, завершая фразу. Осознает, что звучит абсурдно, не пугается, как произошло бы раньше, а чувствует улыбку уже на своих губах…
И это ведь чудо… Еще минуту тому назад было горько рассказывать о том, почему День рождения для нее — совсем не долгожданный. А теперь… Он не сделал ничего такого, не отвесил комплимент, не выразил симпатию… Хотя бы минимальную… А она будто расцветает. И не боится нести чушь.
— Старайся думать о себе. В первую очередь о себе, а потом об остальных.
Новое нравоучение прозвучало неожиданно. Аня открыла рот, собираясь возразить… И не стала. Кивнула, снова глянула на пуговку, позволила пальцу закрутиться в обратную сторону…
— Мне было очень приятно…
Произнесла, испытывая одновременно стыд и трепет. Приподняла взгляд из-под ресниц, еле сдержала улыбку, когда Высоцкий оправдал ее ожидания — повернул голову и коротким кивком будто попросил уточнить.
— Когда вы похвалили меня перед Самарским. Это было… Очень приятно. И неожиданно. Спасибо.
Старалась подбирать слова, чтобы не звучало слишком эмоционально. Хотя на самом-то деле, испытала поистине щенячий восторг. Весь день возвращалась к этим его отрывистым: «талантливая. Толк будет»… И позволяла сердцу обрываться в желудок.
— Я знаю, что приятно. И это правда. Ольшанский действительно тобой доволен. Это не повод расслабляться. Испортить впечатление — минутное дело, ты должна это понимать. Но если это тебя мотивирует — я рад.
— Это… Очень мотивирует, — Аня сказала искренне, глядя блестящим взглядом на мужчину. Не уточнила только, что куда больше ее мотивирует то, что похвала прозвучала из уст Корнея. Который… Который зачем-то спросил о ней у Ольшанского. Зачем-то похвалил перед Самарским. Зачем-то согласился помочь бабушке поздравить ее с Днем рождения. Зачем-то действительно помог…
И череда этих «зачем-то» становилась в такой длинный ряд, что улыбку сдержать уже не получалось.
— Ну-ну… Мечтательница…
И даже его усмешка в ответ на полное энтузиазма «очень мотивирует», а еще вроде как ироничное обращение не обрывают крылья, а только вызывают новый приступ щекотки в животе.
И снова салон на время погружается в тишину, Корней следит за дорогой, Аня немного за ним, изо всех сил стараясь продлить ощущение такого крохотного, но бесценного счастья.
— Ты голодная? — получив новый вопрос, хмурится, отвечает не сразу…
— Немного…
— Задания на завтрашние пары есть? — хмурится сильнее, не до конца понимая, к чему Высоцкий ведет…
— Немного…
Повторяет ответ, вызывая новую недоулыбку.
— Можно поужинать в городе. Если ты не против.
Застывает, недоверчиво глядя на мужчину, так легко сделавшего предложение, о котором… Какой бы смелой мечтательницей ни была — в жизни не помыслила бы. И пусть прекрасно понимала, что это ни разу не свидание, но все равно сердце ускорилось…
— Я… Не против…
И произнесла прежде, чем успеет себя же накрутить, испугаться… Слишком много надумать… Причем не о себе.
Моментально применила новую науку Высоцкого, который, получив ответ, включил поворотник, чтобы перестроить машину в другой ряд.
* * *
Аня почувствовала, что тело начало бить крупной дрожью, когда машина Высоцкого остановилась у панорамных окон ресторана. Явно одного из тех, в которых обед на человека стоит больше, чем ее месячная стипендия.
Судорожно пытаясь справиться с вдруг возникшим страхом, Аня непроизвольно сглотнула, бросая на расслабленного Высоцкого, который отстегивал в этот момент ремень, взгляд с опаской.
