— Вещи-то не виноваты. В моих интересах расстаться по-хорошему: документы на продление вида на жительство подавать, мало ли что ему взбредет в голову! Пойдет и накатает на меня заявление в службу миграции… Какая-нибудь пустая коробка еще осталась? В кабинете в ящиках полно его бумаг.
— Из-под соков можно освободить. Давай помогу.
Оксана отставила швабру, зашла вместе с Катей в небольшую комнату-кладовку, где хранились припасы и разные хозяйственные мелочи.
— Вот это тоже его, — Катя увидела фирменный контейнер БМВ, который выдали Генриху в подарок при покупке нового автомобиля. — Тяжелый, помоги снять.
Вдвоем они стащили пластиковый контейнер с полки, перенесли в прихожую.
— Камни там, что ли? Заглянула бы. Вдруг внутри что-то твое?
— Нет. Генрих приучил меня свято соблюдать «твое» и «мое». Однажды что-то искала, заглянула в кабинете в его полки, так он неделю возмущался. Так что даже открывать не хочу.
— Ну и зря! «Твое», «мое»… А слово «наше» в его лексиконе присутствовало? И как ты с ним жить собиралась?! Давай я соберу его бумаги в кабинете, а ты еще раз посмотри в гостиной и на кухне, что там осталось из «его»… Удавится, небось, если не обнаружит любимой ложки или вилки, — съязвила Оксана и, освободив коробку от пачек сока, пошла с ней в кабинет. — Только покажи, где его ящики.
— Моя тумбочка с правой стороны стола. Всё, что слева, — Генриха. С книжными полками та же картина: справа, ближе к окну — мои, — подсказала Катя.
Окинув внимательным взором большой угловой диван, стеллажи, комод, над которым висел телевизор, ничего принадлежащего Генриху она не заметила. Вся мебель, техника, декор и дизайнерские вещицы остались со времен, когда данный дом служил демонстрационным образцом и клиентам показывали, какой в нем можно создать уют. Разрешив здесь жить, Роберт ничего не вывез.
«Разве что вот это», — заметила она стеклянную рамку с сердечками, в которую была вставлена фотография: улыбающийся Генрих, задумчивая Катя и надутая Марта.
Рамку он подарил ей на День влюбленных, сам же подобрал и вставил фотографию, которая никому, кроме него, не нравилась. На взгляд Кати, были снимки и получше, но Генрих считал, что лучше всего он вышел на этой. Его выбор никто не оспаривал: матери и дочери было все равно.
Вытащив фотографию, Катя разорвала ее на мелкие кусочки, выбросила в пакет с мусором. Рамку решила сложить в коробку с бумагами.
— У меня перед ним обязательств «твое-мое» нет. Так что не осуждай, — сидя перед открытым ноутбуком Генриха, Оксана кивнула на открытые конверты на столе. — Искала письма из детского фонда. Ничего нет, всё уничтожил. Сейчас здесь проверю.
— Зачем? Всю переписку я уже видела. Можешь почитать, папка с распечатками на кухонном столе. Поднимусь, гляну, как Марта…
Убедившись, что дочь спит, Катя выключила в детской ночник, плотно закрыла дверь и посмотрела на часы. Девять вечера. Интересно, Вадим уже вернулся? Как и обещал, сообщение о том, что долетел, он ей выслал. Успела прочитать на границе, до того как поменяла симку. Больше она ничего о нем не знала. Разве что после долгого перерыва сегодня вечером он снова появился в сети. Так хочется спросить, чем закончилась его поездка в Японию! Но… Как-то неловко напоминать о себе, писать первой.
— …Вот! Что и требовалось доказать! Смотри, целая папка с письмами из твоей почты… — встретил ее на пороге кабинета возмущенный голос Оксаны. — Только это еще не все. Читай, — она развернула ноутбук к Кате. — Читай, читай…
— Что это?
— Подписанный им контракт ведущего! Вот этот пункт смотри, — увеличила она текст. — «…В течение трех лет с момента подписания отказывается вступать в брак…» Он еще неделю назад его подписал!!!
Катя подошла ближе, присела в кресло, которое уступила Оксана. Все верно. Один из пунктов гласил о том, что победитель отказывается вступать в официальные отношения с кем бы то ни было, обязуется держать в тайне подробности личной жизни. Получалось, что ради этой победы Генрих сам отказался от всех с ней договоренностей? Так это же хорошо! Меньше объяснений, выяснений, последствий. Вряд ли он теперь решится помешать ей продлить вид на жительство!
— Он забыл о Марте! Он забыл, что, подписав этот документ, лишает ее шанса на операцию! Сволочь! Какая же он сволочь! — меж тем рвала и метала Оксана.
— Не кипятись, — попробовала успокоить ее Катя. — На самом деле это даже хорошо. Он сам всё решил, теперь нам нет нужды объясняться.
— Как же хорошо?! А если бы ты не продала квартиру? Что бы мы сейчас делали? Гад, мразь, сволочь! Убить его готова!
— Ну, на это ты вряд ли решишься… Но огреть шваброй сможешь! — захлопнув ноутбук, Катя улыбнулась. — Заканчивай здесь. Я пойду мусор выброшу…
— …Знать бы, что он не заявится, — закрыв дверь кабинета, посмотрела на часы Оксана. — Не хочу оставлять тебя с ним наедине.
— Пусть бы и не возвращался. Видеть и слышать его я не хочу, но поговорить, если приедет, придется. Не волнуйся: учитывая его контракт, скоро мы забудем о Генрихе навсегда.
— Ну, не знаю… — с сомнением в голосе произнесла сестра. — Меня другое удивляет. Ты что, готова вот так ему всё простить? И обман, и этот контракт? Ведь он же столько лет водил всех нас за нос, врал и даже не краснел при этом!
— Бог ему судья. Я уже всё пережила, откипела, перегорела в эмоциях. Сама виновата. Не поверишь, но внутри я спокойнее удава. А после разговора с Леной в Вене вообще убедилась, что легко отделалась. Сейчас для меня важно только одно — операция Марты. Так что собирайся и езжай домой. Я сама закончу, здесь уже мелочь осталась. Спасибо!
— Не за что… Кто, как не я, тебе поможет…
— Подожди, а парфюм! — вспомнила Катя, сбегала наверх. — Держи! Вот твой «Дилис», классическая коллекция, тридцатый номер!
— Спасибо, родная!
— Тебе спасибо за помощь! Езжай домой.
Поколебавшись, Оксана оделась, обнялась с Катей, нерешительно потопталась у выхода.
— Ладно, поехала… Позвоню, когда до дома доберусь. Только ты обязательно ответь, иначе я вернусь! — предупредила она.
— Все будет хорошо! — успокоила Катя, закрыла дверь и взялась за швабру…
Злой, как черт, Генрих возвращался домой: завтра к обеду вернутся Катя с Мартой, а в доме после устроенной по случаю его победы вечеринки полный бардак! И голова до сих пор болит, не рассчитал, принял накануне лишнего. Он давно не помнил, чтобы у него собиралось такое количество гостей: приятели, их друзья, случайные знакомые. А если быть более точным — такого в его жизни никогда еще не было! Он купался во всеобщем внимании, почитании, наслаждался долгожданной славой, известностью. И то ли еще будет!
Душа пела и ликовала после победы — ну как было не отпраздновать?! Но с кем? Катя далеко, соизволила поздравить одной фразой, ее родственники также оказались скупы на похвалы. Вот и получилось, что на его призыв в «Инстаграме» «#последнийвечервБюнде» откликнулись даже те, о ком он и понятия не имел. Люди сами находили дом, звонили в дверь, кто-то поздравлял и тут же уезжал, кто-то оставался и зависал надолго. Многие смотрели финал шоу по телевизору, многие за него голосовали, искренне радовались его победе. Он даже не помнил, в котором часу все разошлись. Спал мертвецким сном, пока около восьми утра не позвонил один из продюсеров и в категоричной форме не потребовал удалить из интернета все фото и видео с вечеринки!
Он сразу даже не понял, о чем речь! Как оказалось, некоторые из гостей вели едва ли не прямую трансляцию проводов и сразу выкладывали снятое в сеть. Многие кадры нарушали условия контракта и порочили репутацию ведущего, для которого уже разработали легенду: обаятельный интеллектуал без вредных привычек и пристрастий.
Не на шутку струхнув, Генрих моментально протрезвел и удалил три своих аккаунта в соцсетях: убирать фото, на которых его отметили, заняло бы гораздо больше времени. И тут же принялся искать тех, кто размещал информацию. Дело оказалось непростым: мало кто из ночных гостей был знаком друг с другом, не все знали, кто и где живет. Весь день ему пришлось потратить на то, чтобы выяснить, объехать, уговорить удалить снимки и видео из сети, из телефонов. Некоторым пришлось даже заплатить.
