надо — только шепотом.
Поэтому произнесла практически одними губами — уже Косте в губы, когда он подхватил её под ягодицы, развернулся, делая несколько шагов в сторону стены, вызывая в Агате восторг, который невозможно не преобразить в возбужденный стон — и снова в губы.
А ещё невозможно не прижиматься к ним раз за разом своими, не посасывать язык, который Костя охотно проталкивает в её рот, не царапать плечи, чувствуя их твердость…
Ту самую, которая дает его рукам силу. Молотить снаряд. Держать её. Если нужно — держать оборону. Держать мир.
Агата чувствовала холодную твердость стены голой спиной, но это сейчас не заботило. Хотелось побыстрее окунуться полноценно в маленькое сумасшествие. Хотелось, чтобы Костя вошел… Чтобы она приняла…
А он будто тянул.
Целовал, вжимался очевидным возбуждением в ее промежность, но не спешил ни стянуть шорты, ни оттрахать, как напрашивается… Пытался нежничать, хотя Агата не просила.
Заботливый. Помнит всё. Думает обо всём. О Максе. О ней. А Агате хочется, чтобы не думал. Рот полон слюны. Внизу пульсирует так, что кажется — взорвется от следующего адресного движения и неважно чем — членом или пальцами. Но быстро не хочется. Поэтому Агата чуть отталкивает Костю, спускает с его бедра сначала одну ногу, потом другую…
Сама берется за шнурки на мужских шортах… Сначала они смотрят друг на друга. Потом вместе вниз. На проворные пальцы, которые расслабляют узел, тянут вниз.
Шорты оседают к ногам, а пальцы сжимают член, скользя вниз…
— Резинки нет, Агат…
Костя говорит тихо, снова в губы, когда Агата приподнимается на носочки, чтобы сплестись языками, продолжая проходиться ладонью по длине, усиливая хват…
— Отлично…
Агата говорит, снова оторвавшись, Костя несколько секунд блуждает по её лицу взглядом, отстранившись, будто проверяя…
А потом они оба расплываются в улыбке. Как раньше. Как всегда.
Агата опускается на пятки, смотря Косте в глаза. Они и без того темные, но темнеют еще, когда она тянется губами к подбородку, скользит по кадыку, целует соленую грудь, опускается на колени, смотрит снизу…
Чувствует его возбуждение, как собственное. А может это всё же то, что живет в ней, но Агата испытывает нетерпение, которое одновременно хочется растянуть и утолить.
Высовывает язык, проходится ним по стволу, обхватывает губами головку, закрывает глаза, ощущая, что у самой низ живота становится по-особенному тяжелым, а Костины пальцы путаются в ее волосах. Он гладит, он направляет, он толкается бедрами, Агата ловит ритм. Получает удовольствие, пока сильные руки не подхватывают подмышки, снова поднимая.
Глаза встречаются с глазами. Костя дышит тяжело, Агата смотрит слегка растерянно, пока не понимает, что он ртом спросить не может, спрашивает взглядом: «чего ты хочешь?».
И Агата признается честно:
— Без жалости… Как раньше…
Костя кивнул, сглатывая.
Ему дают карт-бланш. Но он всё равно чувствует ответственность. И принимает её.
Разворачивает Агату всем телом, заставляя испустить удивленный вскрик…
Сначала вжимает ладонь в поясницу, как бы требуя прогнуться, потом упирается во вход членом, одновременно скользя пальцами по клитору и прижимаясь губами к повернутой женской щеке…
Агата стонет конечно же… Костя толкается… И тоже стонет…
Они вдвоем замирают.
Агата — поднявшись на напряженных ногах и поцарапав ребра ладоней о стену. Костя — горячо дыша в её щеку.
— Сильнее прогнись…
Костя просит, Агата кивает, тут же исполняя…
Так стоять сложно, но ей отлично. А ещё на всё посрать. Просто хочется, чтобы вбивался так же страстно, как молотит свою грушу. И он как будто слышит, что творится у Агаты в голове.
Потому что делает именно так, как ей хочется — выходит медленно, чтобы следующим движением оказаться будто глубже. И вбиться будто сильнее. Выталкивая из легких воздух вместе с новым стоном, который явно в нём отзывается, заставляя кривиться, руша самоконтроль.
Ведь в ответ на Агатин протяжный, сладостный, Костя ругается сквозь зубы, ими же сжимает кожу на шее, фиксирует пальцами талию, чтобы ему было удобно, и начинает резко двигаться, с каждым толчком ускоряясь и усиливаясь.
Сначала заставляя прогнуться ещё сильнее. Потом — вжаться в стену всем телом, снимая до болезненности чувствительную грудь. Меняя тем самым угол проникновения и ощущения.
Агате кажется, что в какой-то момент ей становится сложно дышать — мало воздуха. Она понимает, что будет совсем скоро…
Царапает стену, запрокидывает голову Косте на плечо, жмурится, закусывает губу, стонет, чувствует, что мужская рука оставляет грудь, спускается от живота по лобку, нажимает, Костя делает ещё одно движение членом внутри… И мир взрывается.
Агату одна за другой сжимают судороги, а Костя замирает, будто впитывая их.
Ей хочется согнуться пополам, сжать ноги, пережить агонию, но она не может — слишком плотно прижата к мужскому телу.
Только ощущает, как щеки касаются губы — нежно, почти неощутимо. Ласково. Дальше — там же он трется кончиком носа, гладит пальцами кожу на животе.
— Люблю тебя…
Шепчет, улыбается, чувствуя, как она пульсирует… Агата же только и может, что кивать, держа глаза закрытыми. Потому что ей сейчас слишком хорошо. Но, как ни странно, не хочется эгоистично сползти на пол, а лучше развернуться, чтобы Костя подхватил на руки и отнес в кровать. Хочется продолжения для него.
Поэтому пусть вернуться в реальность было сложно, Агата безумно хотела не дать Косте остыть. Оттолкнулась от плеча, повернула голову, подставляя губы для поцелуя, как бы предлагая этим продолжить.
— И я тебя. Очень…
Агата сказала негромко, а потом почувствовала, как Костины губы накрывают её. Закинула руку назад, сначала поглаживая мужские влажные волосы, а потом соскальзывая и уже впиваясь ногтями в кожу шеи, ощущая, что он снова начинает двигаться. Как сначала. Снова неспешно. Снова раскачивая её…
— Сильнее…
Агата вдавливает ногти до боли, Костя кривится…
Сопротивляется, пусть и хочет. Очевидно ведь…
Снова пытается двигаться аккуратно. Снова пытается сдержаться…
Но Агата не хочет сдержанности. Она хочет добиться своего.
Поэтому прогибается сильней, снимает
