Но Джон хорошо знал Бетти, а потому сомневался, что чувство облегчения подействует на нее настолько, чтобы она согласилась похоронить вынашиваемое двадцать три года горе без должного возмездия. Лу будет рад оставить все как есть, но Бетти может и не простить. Когда Джон только переехал жить к Харбисонам, он молился о том, чтобы получить освобождение от своего тяжкого бремени, не причиняя им боль и не впутывая в это дело Трея, но с годами понял, что Господь сделал им подарок, приведя его к ним. Он чувствовал себя неловко от их любви и привязанности к нему, но потом пришел к пониманию их необходимости любить его как своего сына. Любовь никогда не бывает потрачена неразумно, даже если человек, на которого направлено это чувство, недостоин его.
По сей день благоговейно хранимая фотография Донни стояла на полке в кухне, частично закрытая вазой с цветами, и Джон порой замечал, как Бетти стоит перед ней, склонив голову, и молится, продолжая просить Всевышнего о прощении бессмертной души ее сына. Часто во второй половине дня она уходила в церковь, чтобы поставить там свечку. В такие моменты Джон испытывал большое искушение во всем признаться ей, положившись на ее прощение, но, конечно же, так никогда этого и не сделал.
Если ее антипатия к Трею обернется ненавистью, она наверняка захочет, чтобы он был осужден и наказан за то, что совершил, за те мучения, которые они пережили, а потому заявит на него в полицию.
Если это произойдет, то расследование неминуемо выявит, что в этом преступлении принимал участие и отец Джон Колдуэлл.
Джон поднялся из-за стола и вышел на балкон, чувствуя, как от нервного напряжения у него сводит желудок. Думая о том, что нужно рассказать Трею о возможных последствиях его признания, он понимал, что, как священник, не может этого сделать. Он не мог отказать Трею в его последнем желании очистить душу и вновь обрести себя. Некоторое время назад, когда Джон поправлял на нем одеяло, Трей вдруг схватил его за руку и заплакал; слезы заполняли глубокие морщины вокруг его глаз и катились на его седые виски.
— Джон, пожалуйста, прости меня за то, что я так поступил по отношению к тебе, Кэтрин Энн и мальчику. Но мне тоже было очень тяжело, я страдал. После того как я уехал в Майами, у меня в жизни никогда не было ничего такого доброго, светлого и надежного, чем были для меня вы с Кэти. Больше ни один человек не мог спасти меня от самого себя.
Джон знал, что это была чистая правда.
— Я понимаю, — сказал он.
— Я оставил свое сердце здесь. Поэтому-то никому больше не удалось найти его. Даже мне самому.
— Я знаю это, ТД.
— И ты расскажешь об этом Кэти?
— Расскажу.
— Расскажи ей и то, что я не приехал на похороны тети Мейбл только потому, что не хотел доставлять неприятности ей и Уиллу. Не такая уж я законченная сволочь.
— Я расскажу ей, ТД.
— Ты ведь поедешь к ней прямо сейчас?
— Да.
Трей разжал руки, скрестил их на груди и закрыл глаза. С его бледных губ сорвался тихий вздох. Джон уже отвернулся, чтобы уйти, когда услышал:
— Тигр.
— Да, Трей.
— Я люблю тебя, приятель… тебя и Кэтрин Энн. И я любил вас всегда, независимо от того, как это выглядело со стороны.
— Я знаю. — Джон легонько похлопал Трея по скрещенным на груди рукам. — А теперь поспи. Отдыхай.
— А ты простил меня?
— Простил.
— Ты наш человек, Джон.
Джон посмотрел на открывающийся из окна вид, в котором так часто находил покой и мудрость. Неужели это будут последние часы, когда он исполнит свои обязанности в качестве отца Джона, каким его знали те, кто верил ему и любил? Он не особенно беспокоился о том, как его паства будет удивлена, узнав, что он отец Уилла, и как сам Уилл воспримет эту новость. Сын любит его и будет рад избавиться навеки от ТД Холла. Он мог бы не обращать внимания на тоскливую ноющую боль в желудке, если бы Господь не предупредил его о приближающемся новом скандале, гораздо более ошеломляющем, чем то, что отцом Уилла Бенсона является он. После этого скандала ему, как пастору церкви Святого Матфея и директору Дома Харбисонов, вряд ли удастся оправиться.
Что ж, значит, так тому и быть. Он всегда знал, что ему предстоит расплата, но считал, что это будет перед лицом Всевышнего после смерти. Как наивен он был относительно путей Господних, полагая, что сможет покинуть эту жизнь чистым, не раскрывая тайны своего греха и закончив свою работу, так и не запятнав репутации. И вот тени все-таки сгустились над ним. Он чувствовал их присутствие, они метались вокруг него, словно стая собак, готовая броситься на него и растерзать. Джон перекрестился: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа — да будет так». Он бросил последний взгляд на простирающуюся перед ним прерию и зашел в дом, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Первым делом он позвонил в кафе Кэти.
— Нам нужно встретиться, — сказал он.
— Ох, не нравится мне твой тон.
— Будет лучше, если мы встретимся у тебя дома.
— Я дам тебе фору в полчаса, а сама буду там к твоему приезду.
Следующий звонок Джон сделал помощнику пастора церкви Святого Матфея, предупредив того, что, возможно, ему придется на этот уик-энд провести мессы самому.
— Вы куда-то уезжаете из города? — с удивлением в голосе спросил отец Филипп.
— Произошло кое-что непредвиденное. Так что от вас, Филипп, может потребоваться на некоторое время занять мое место.
— Это невозможно, — сказал отец Филипп.
Следующий звонок был епископу католической епархии Амарилло.
— Да, — ответил епископ, — я могу встретиться с вами сегодня в три часа. А что, собственно, случилось, Джон?
— Я все расскажу вам при встрече, ваше преосвященство.
Джон заглянул в свою спальню и, увидев, что Трей спокойно спит, забрал с собой поднос с оставшейся едой и спустился в кухню. Судя по насыщенному запаху бульона, Бетти на ужин собиралась подать пироги с курятиной. Она стояла у кухонного стола, снимая мясо со сваренных тушек птицы, а Феликс сидел у ее ног, готовый мгновенно подхватить то, что упадет на пол. Снаружи доносились крики детей; они бегали вокруг бака с водой для полива и брызгались, весело смеясь.
От внезапно нахлынувших эмоций на глазах Джона выступили слезы, и поднос в его руках опасно наклонился. Бетти испуганно подхватила его.
— Что случилось, отче?
— О, сразу несколько вещей, которые, боюсь, нужно было сделать уже очень давно.
— Это все он, так ведь? — Она мотнула головой, указывая на комнату Джона. — Он расстроил вас. Я это сразу поняла, как только поднялась к вам.
