— Господи, ну куда ты так несешься? — прокричала я, остановившись и ухватившись за бок. — Ты бежишь со скоростью света, Джек, да и скажи, куда? Что мы вообще здесь делаем?
Он остановился впереди меня и обернулся.
— Разве я не сказал? Я здесь оставил машину. Вон там. Я проследила за его пальцем, и тут поняла, где мы.
На Чейн-Уок или где-то поблизости. Точно, в одном из закоулков Чейн-Уок: вот и его старенький «мерседес» в самом конце дороги. Припаркован у входа в красивое здание, выкрашенное голубой краской, то самое, на окнах которого в ящиках цвете пышная герань и лобелия. То самое, в котором живет красивая француженка. Мне скрутило живот. И я даже вспомнила, как ее зовут: Паскаль. Мы были у дома Паскаль.
— Ты… ты оставил машину здесь?
Он подошел к «мерседесу».
— Ага. Я часто так делаю. Это удобно.
Ну разумеется. Еще бы было неудобно! Наверняка у него есть даже разрешение на парковку. Маленький билетик, который можно повесить на ветровое стекло, в то время как сам уютно устроишься наверху с подружкой. Я в панике огляделась: только бы автобус не ушел, тогда я смогу запрыгнуть обратно и поехать вдоль реки… Но автобус уже, наверное, доехал до самого Хаммерсмита. Джек зашагал вперед.
— Хм-м, Джек, — позвала я его, — я тут подумала… Раз уж я здесь, может… может, я пойду? По магазинам прогуляюсь или… к Терезе загляну. — Я пыталась говорить беззаботным голосом, чтобы он не заметил моего разочарования.
Он удивленно обернулся:
— Ты разве не войдешь в дом?
Я сделала глубокий вдох:
— Да нет, наверное. Так будет лучше.
— А я хотел все тебе показать. — Он вроде расстроился.
Я оторопела:
— В доме Паскаль?
Он нахмурился:
— Почему ты думаешь, что это дом Паскаль? Это мой дом.
— Твой дом? — Я изумленно оглядела выкрашенный в голубой цвет фасад. — Ты здесь живешь?
— Пока еще нет, но очень скоро собираюсь. Ремонт только что закончился, и строители недавно уехали. — Он вынул из кармана ключ.
— Но… минуточку… я подумала, когда заезжала за тобой в тот день… ты не сказал, что это твой дом!
— Ты и не спрашивала.
— Да, но… — Я уставилась на него. — Ну ты даешь, Джек!
— Что?
— Ну ты даешь! — Я размахивала руками. — Ты только посмотри! Это же трехэтажный дом, черт возьми! Очаровательный коттеджик в самом центре Челси, в уютном маленьком переулочке, где обитают телезвезды. Да он небось в целую кучу денег обошелся! И ты его купил на зарплату учителя? — Я ахнула, закрыла рот и надула губы. — Ты что, торговал своим телом? Стал профессиональным жиголо?
Он усмехнулся.
— Да нет.
— Понятно, — медленно пробормотала я. — Ну ладно… вообще мне ничего не говори. Нет, Джек, не надо мне ничего рассказывать. — Я потерла виски и сделала вид, будто жутко сосредоточена. — Стихи. Так-так. Твоя последняя книга произвела сенсацию в литературном мире, и тебя наградили премией? Теперь все суетятся вокруг тебя, и ты продал историю своей скандальной сексуальной жизни в газеты?
— Опять мимо.
Я уронила руки и сдвинула брови. А потом просияла и понимающе кивнула.
— Ага, понятно, теперь я догадалась! Какая же я глупая в самом деле. У тебя тоже есть трастовый фонд! Очередной трастовый фонд Феллоузов, который пришелся как нельзя кстати! Он был похоронен в затерянном семейном склепе и только и ждал, пока тебе исполнится — сколько тебе сейчас, Джек? Тридцать шесть с половиной? Да уж, нам, простым смертным, даже мечтать не приходится о том, что в один прекрасный день мы найдем корзинку с золотыми яйцами!
— Но у тебя тоже есть трастовый фонд. Я залилась краской.
— Да, но это для детей. Я, может, к нему и не притронусь вовсе.
— Как благородно. — Он усмехнулся. — Но, боюсь, мне не так повезло, как тебе, Люси. Мое наследство в данный момент спокойно растрачивает моя мамочка в казино юга Франции — надеюсь, ей хотя бы весело. И я желаю ей удачи. — Он замолк и зашагал к дому. — Подумать только, как нагло с твоей стороны интересоваться, откуда у меня средства! — Он изогнул брови и изобразил изумление. — Как это невежливо.
— Ну извини, конечно, Джек, но в последний раз, когда я была у тебя в берлоге, ты жил в двухкомнатной конуре на четвертом этаже дома на Эрлс-Корт с голубями под потолком и мышами за холодильником! Помню, мы с тобой уговорили бутылку дешевого пойла, которую даже без штопора можно было открыть, и весь вечер заклеивали окна пластырем. И как же вышло, что ты переехал в такое шикарное местечко? — Я ошарашенно разглядывала сделанные на заказ оконные рамы и одинаковые лавровые деревца, стоявшие часовыми у двери.
— А я и не думал, что моя бедность так очевидна, — задумчиво произнес он. — Я удручен. И ты права, — со вздохом согласился он, когда мы подошли к двери, — это вовсе не мой дом.
— Ага! — накинулась я на него. — Так я и знала! Это дом Паскаль, да? — Я поспешно попятилась назад.
— Да нет же, Паскаль тут ни при чем, — сказал он, взял меня за руку и отпер дверь. — И хватит пятиться. Это дом Джейсона Ламонта.
— Какого Джейсона?
Он подтолкнул меня внутрь, и я восхищенно огляделась вокруг. Мы стояли в красивой комнате с кремовыми стенами, ясной, светлой, с сизалевым полом и гравюрами и акварелями на стенах. Арочный проем вел в залитую солнцем гостиную с песочного цвета деревянными полами, светло-зелеными диванами и бледно-розовыми шторами; за другой аркой виднелась лестница и просторная кухня, а за дверью черного хода — садик.
— Джейсона Ламонта, — повторил он, проходя на кухню. — Как тут душно. — Я медленно последовала за ним. Почему это имя так мне знакомо?
— Он писатель, — подсказал Джек, направляясь к французским окнам. Одной рукой он потянулся к задвижке, а другую сунул в стоявшую на кухонном столе коробку, в которой лежала дюжина одинаковых книг. Он достал одну книгу и бросил ее мне. — Держи!
— О! — Я поймала ее и посмотрела на обложку. Красная с черным крестом и как будто лужей крови. Впечатляюще, ничего не скажешь. — Минуточку, — я перевернула книгу. — Вы с Лукасом оба эту книгу читали! И Арчи тоже.
— Точно.
Я озадаченно нахмурилась.
— Так значит… — Но он не обращал на меня внимания, распахивая окна, чтобы впустить свежий воздух. Я посмотрела на обложку. Медленно открыла книгу и прочитала первую страницу.
«Джейсон Ламонт родился в Оксфорде. О его жизни почти ничего не известно: он мало пишет и любит рыбалку, и первое, вероятно, является прямым результатом второго. Ламонт живет в Лондоне, и единственная спутница его жизни — его совесть».
