— О, гляди! Кажись, Верка!
— Неее, не она…
— Да она! Филимонова из «А»!
— Ага! Ишь, разрисовалась вся! Думала, не узнают! Во дура!
— Верк! А Верк!
Вера открыла глаза. Перед ней стояли трое парней. Она их, конечно же, узнала сразу. В отличие от них, у нее сомнений не было никаких. На нее в шесть глаз смотрела троица из параллельного девятого «В». Главным среди них был Данька Рыбин. Он имел прозвище Рыба не только благодаря своей фамилии. Его лицо с толстыми, всегда приоткрытыми губами и бесцветными глазами навыкате очень напоминало рыбье. Рыба был большим мерзавцем, от которого стонала вся школа. Его боялись и старались не задевать даже старшеклассники. Свита Рыбы состояла из двух «оруженосцев», которых боялись не меньше, но только потому, что знали, кто за ними стоит. Прозвище одного из парней было отвратительным — Харя. Почему его так прозвали, Вера не знала. Лицо Хари было вполне симпатичным, открытым, кареглазым. Второй, Вова Фонарев, естественно, прозывался Фонарем и выглядел вполне соответствующе своему прозвищу. Его лицо вечно было украшено разнокалиберными синякамифонарями, переливающимися разными цветами, а потому вид он имел самый устрашающий.
Та прострация, в которую Вера впала, слетела с нее мигом. Общаться с этой троицей у нее не было никакого желания даже при смерти, а именно так она себя и ощущала. Но не пороть же им глупость на счет того, что она никакая не Вера Филимонова, что они ошиблись в призрачном свете танцпола.
— Что вам надо? — спросила она как можно миролюбивей.
— Намто? А ничего особенного, — ответил за всех Рыба. — Мы тут свои пацаны, а ты чего приперлась?
— Так… Посмотреть захотелось, что тут происходит…
— Ну и как? Похоже, нравится! Ишь глазки закатила!
— Ничего так… нормально…
— А пошли с нами по коктейльчику дернем! Деньгито, небось, есть, раз сюда подвалила!
Вера посмотрела в рыбьи глаза Рыбы, подумала с минуту и ответила:
— А что… пошли, пожалуй!
Харя както довольно цыкнул, Фонарь тоже издал чтото нечленораздельное, а Рыба довольно хохотнул. Вера сошла с крутящегося колеса и отправилась вслед за компанией. Они привели ее в бар, еще более задымленный, чем остальные помещения клуба.
— Че будешь? — спросил ее Рыба, когда они уселись вокруг круглого столика в углу бара.
— Откуда я знаю, что тут есть… — пролепетала Вера. — Сами закажите, а я деньги отдам.
— Оно и правильно, — подал голос Харя, и глаза его не подоброму блеснули.
Вера при этом даже обрадовалась. Ей ведь и надо, чтобы сегодня все закончилось, а подоброму, не подоброму — все равно. Эти козлы явно хотят ее напоить. Если они тут, как выразились, свои пацаны, то им продадут даже алкоголь любой степени крепости, несмотря на то, что несовершеннолетние. А она, Вера, выпьет все, что они ей принесут, и даже готова переплатить за напиток, на что они, безусловно, рассчитывают. В состоянии опьянения гораздо проще решиться на то, на что она решилась. Рыбья компания, конечно же, в «Лучших друзьях» не висит. Они больше по подворотням. Странно, что в такой навороченный клуб ходят. Может, хозяина знают… В общем, они не подозревают, что надо ненавидеть Веру Филимонову. Они просто хотят использовать ее в какихнибудь своих гнусных целях. Ну и на здоровье! Это именно то, что ей сейчас нужно!
Коктейль, который шмякнул перед ней на столик Фонарь, оказался почемуто очень горьким. Может быть, она, Вера, просто никогда не пила такие крепкие напитки. В сущности, она вообще никогда ничего не пробовала крепче пива, да и оно ей вовсе не понравилось. А эту гадость она вольет в себя до последней капельки!
С трудом выпив полстакана, Вера спросила:
— Сколько стоит?
— Нисколько! Это тебе бонус! — ответил Харя, и все трое расхохотались. — Захочешь еще, вот за следующий и заплатишь!
Вера очень сомневалась, что захочет еще. Она с трудом сделала еще пару глотков и поставила стакан на стол, поскольку с головой и так уже происходило чтото странное. Она стала на удивление легкой и невесомой. Это было бы приятно, если бы окружающее так странно не надвинулось на нее. И без того не слишком приятное лицо Рыбы, который сидел напротив Веры, расплылось в совершенно отвратительный блин и повисло до странности отдельно от всего остального прямо перед ее глазами, будто луна в темном небе. Потом оно сменилось другой физиономией. Вера понимала, что это лицо Вовки Фонаря. Хотела от него отмахнуться, потому что оно загораживало ей обзор, но почемуто смахнула на пол стакан с так и не допитым до конца коктейлем. Это показалось ей необыкновенно смешным, и она рассмеялась.
Потом они всей компанией кудато шли. Очень долго. Верины ноги слушались плохо, заплетались одна за другую, както чрезмерно сильно сгибаясь в коленках. Это тоже было очень уморительно. Она хотела было рассмеяться, но вдруг вспомнила, что собиралась нынче вечером умереть и даже уже станцевала прощальный лебединый танец. Она резко остановилась и сказала своим попутчикам, чтобы они тоже прониклись важностью момента:
— Я хочу умереть… Танец окончен…
— А кто заплатит за разбитый стакан? — услышала она будто сквозь вату. Похоже, грядущая смерть никого не волновала.
— Стакан… Я… да… я заплачу… у меня тут… — Вера попыталась достать из кармана деньги, но куртки на ней почемуто не оказалось.
Вера очень удивилась, что ей совершенно не холодно, но куртку было жаль: новая, модная, да и вообще — родительский подарок. Она хотела спросить у парней, куда делась ее куртка, но вдруг неожиданно увидела перед собой Алика Рогачева. Его лицо то надвигалось на нее, как Рыбино в клубе, то отодвигалось и делалось смазанным. И тем не менее она не сомневалась, что это был Алик. Она как раз собралась спросить у него, не видел ли он ее куртки, как раздался голос Хари:
— О! Какие люди! Посмотри, Рыба, это тот самый храбрый мальчик — Алик!
— И в самом деле, он! — отозвался Рыба.
— Видать, снова денежек принес! — добавил Фонарь и дико заржал.
От его ржания у Веры заломило в висках. Она с трудом сфокусировала взгляд на Рогачеве. Он смотрел мимо нее. Как и всегда в последнее время. А лицо у него было то ли больным, то ли испуганным. Впрочем, все лица вокруг нее казались Вере странными.
— И че ж ты, Алик, все ходишь через наш двор? — спросил Рыба. — Это наш двор! Наш! Сколько можно объяснять?
— Вы уже получили свое… — вялым голосом ответил Рогачев.
— Наше «свое», оно такое большооое! Практически безразмерное! Так что гони монету!
— Нет у меня денег…
— Что ж… На нет, как говорится, и суда нет! — встрял Фонарь. — Бить тебя, значит, будем, Алик!
