— Что ж… На нет, как говорится, и суда нет! — встрял Фонарь. — Бить тебя, значит, будем, Алик!
Вера, все еще ничего не понимая, оглядела компанию Рыбы, потом перевела взгляд на Рогачева. Лица парней казались одинаковыми. Они кривились, то вытягиваясь в длину, то в ширину. На нее наплывал то чейто расширившийся глаз, то оскалившийся рот, то сжатый кулак.
— Куда ж ты, смелый Алик? — услышала Вера, и картинка перед ней неожиданно прояснилась. Она увидела, как Рогачев бросился бежать, но Фонарь одним прыжком настиг его и повалил на землю. Тут же к нему подскочили Рыба с Харей. Вера раскрыла рот, чтобы крикнуть: «Не надо!», но изо рта, как во сне, почемуто не вылетело ни звука. Зато она услышала, как дико закричал Рогачев: «Не надо! Не бейте! Я принесу вам деньги! Потом!» Видимо, бить продолжали, потому что Алик снова задушенно крикнул: «Завтра принесу или послезавтра! Обязательно!» Похоже, компания Рыбы останавливаться не собиралась. Наверно, они знали, что деньги он и впрямь принесет, но разошлись уже не на шутку. Видимо, бить втроем одного им было так же в кайф, как тем, кто в Интернете травил ее, Веру. И она вдруг совершенно четко вспомнила, что деньги у нее вовсе не в куртке, которую она, видимо, оставила в баре клуба, где ей показалось нестерпимо жарко. Заплатив на входе в «Колесо» за билет восемьсот рублей, тысячную и две сотенных, полученных на сдачу, она положила в задний кармашек брюк, поскольку он застегивался на молнию.
Все еще не очень твердо ступая ногами, но уже довольно хорошо соображая, Вера направилась к дерущимся. Впрочем, дракой это назвать было нельзя. Это было натуральное избиение.
— Прекратите… — еле слышно проговорила она, поскольку губы както странно прыгали и плохо слушались. Разумеется, никто из Рыбьей компании даже и не подумал обратить на нее внимание. Вера собралась с силами и так громко, как только могла в этот момент, крикнула: — Прекратите! Данька! Вовка! Я заплачу вам! Только перестаньте!
Результата не последовало. Рогачев уже ничего не просил, только хрипел под ударами. Вера бросилась в гущу. Она вцепилась в первую попавшуюся спину, которая оказалась Рыбьей. Повиснув на парне, она сковывала его движения, и он вынужден был оторваться от Алика и сосредоточиться на Вере. Он хотел оторвать ее от себя и отбросить в сторону, но она крикнула ему в ухо:
— Возьми у меня деньги, Данька, и отпусти его! Надеюсь, тысячи тебе хватит?!
— Тысячи?! — както сразу обрадовался Рыба. — Тысяча, конечно, хороша, но мы ее у тебя и так взяли бы, разве нет? — И он расхохотался ей в лицо.
Вера отскочила от него на приличное расстояние в сторону подворотни, както ловко вытащила из кармана именно тысячу, взяла ее за кончики пальцами обеих рук и крикнула:
— Если сейчас же не отпустите Рогачева, я рву эту бумажку в мелкие клочья! Имей в виду, Рыба, отобрать не успеешь! Согласись, что тысяча — хорошая плата за то, чтобы вы оставили его в покое!
— Пожалуй, неплохая, — вынужден был согласиться Рыба. Его дружбаны тоже перестали бить Алика, прислушиваясь к интересному разговору, но все еще крепко держали его с двух сторон, чтобы не сбежал.
— Ну вот… Отпускайте его и идите ко мне… Уйдете через подворотню. При этом я тебе, Рыба, отдаю тысячу. А завтра в школе — еще двести рублей, идет?
— Двести — мало!
— Хорошо! Триста — каждому по сотне! И больше не торгуйся! Я не миллионерша!
Рыба помолчал немного, потом, видимо поняв, что Вера не шутит, а потому и впрямь порвет голубенькую бумажку в клочья, решил деньгу сберечь.
— Лады, — сказал он. — Пошли, пацаны. Тыщи на дорогах не валяются!
Когда они проходили мимо Веры, она сунула в Рыбины руки свою подарочную тысячу.
— Гляди, не забудь завтра про должок, — буркнул он, и троица скрылась в подворотне.
Вера бросилась к сидящему на земле Рогачеву.
— Кто ты? — спросил он, когда Вера приблизилась. — Зачем тебе все это?
— Ты что, и впрямь меня не узнаешь? — в ответ спросила она.
Алик поднял к ней разбитое лицо с совершенно заплывшим глазом. Прищурив другой, вгляделся в нее и прошептал:
— Вера? Не может быть…
— Может, — усмехнулась она.
— Ты… брюки… А на лице что? Я тебя никогда такой не видел… Даже голос знакомым не показался…
— Представь, я тебя тоже никогда таким не видела…
— Презираешь, конечно… — сказал Рогачев, пытаясь унять кровь, сочившуюся из разбитой губы.
— Нет. Их трое, ты — один. Силы были изначально не равны.
— Но я просил пощады…
Вера не знала, что ему ответить. Она действительно не презирала его за это. Она не могла его презирать. Она его любила. Как оказалось, любым, даже таким: поверженным и униженным. Поскольку она продолжала молчать, спросил он:
— Теперь, конечно, раззвонишь всем, как я тут ползал перед Рыбой на коленях? Отыграешься? Отомстишь?
— За что?
— А за все! За Ольгу! За группу в «Лучших друзьях»!
Вера опять задумалась. Хочет ли она мстить? Нет… Зачем ей это? Она хочет любить его! И чтобы он ее любил! Она вообще готова все забыть, если он сейчас вдруг…
Она не знала, чего и ожидать вдруг. Хотелось бы, конечно, чтобы он пожалел о том, что променял ее на Первухину. А вдруг он прямо сейчас об этом и скажет! Она ведь только что его спасла. Эти гады так разошлись, что вполне могли его покалечить.
Но Алик молчал.
— Нет, я не буду мстить, — вынуждена была сказать Вера, а потом у нее вдруг неожиданно вырвалось: — Я же люблю тебя.
— А я нет!!! — выкрикнул он. — Я не люблю тебя, понятно!!! И сочувствие твое мне по барабану, ясно!!! И то что ты думаешь обо мне после всего этого — абсолютно безразлично! И деньги я тебе потом отдам! Не сомневайся!
После этого он неожиданно резво поднялся на ноги и бросился в подворотню. Вера без сил опустилась на то место, где только что били ее возлюбленного Алика Рогачева. Силы ее совершенно оставили. Да, не напрасен был ее лебединый танец. Танец прощания. Пришелтаки ее конец.
Глава 6
«Хочешь, спрыгнем вместе?»
Сергей Новиков начал замечать за собой, что все чаще и чаще останавливает свой взгляд на Филимоновой. Сначала он думал, что просто пытается разобраться, за что ее все так ненавидят. Он пытался вспомнить, сделала ли Верка комунибудь из одноклассников какуюнибудь подлость. По всему выходило, что никакой не делала. Даже сейчас, когда могла бы, казалось, устроить в классе какуюлибо истерику, она только помалкивает. Правда, вполне возможно, что он, Серега, просто многого не знает. Оно и понятно: кто ему станет докладыватьто!
А лицо Филимоновой неизменно спокойно и розово. Это ж какое самообладание надо иметь, чтобы так равнодушно терпеть полное отторжение коллективом! Вот его не отторгают, а просто не замечают, так он и то воспринимает это болезненно. Булат сказал, что у него стрижка не та и штаны не те. Возможно… Но разве взаимная симпатия или несимпатия зависят от вида штанов? По одежке встречают, это понятно, но ведь одноклассники знают его, Сергея Новикова, уже далеко не первый год. В курсе ведь, что он вполне нормальный человек. Или для того, чтобы тебя признали нормальным, надо надеть навороченные джинсы? Ладно. Наденет какнибудь. Они у него, кстати, есть. Только надежды на то, что это както чтото изменит, нет никакой. Да и постричься в следующем месяце можно какнибудь подругому. Ему просто лень идти в парикмахерскую. Мать — раз — чикчик ножницами, и готово дело! Но он сходит, как только волосы подлинней отрастут. Нет проблем.
