Накануне вступительных Катерина объявила родителям, что едет в Москву. Папа схватился за голову, мама пила валокордин. Сколько их уезжает вот так каждый год — мальчиков и девочек, полных уверенности, что они покорят столицу. Что вузы ждут именно их — гордость местной школы. И что получается? Поступают единицы, а остальные, не желая возвращаться в родную тишину, оседают кто в городе, кто в ближайших пригородах, цепляясь за любую работу — нянечкой в садике, вышибалой в ресторане. Но это еще как-то понятно и даже не зазорно. А то вот дочка-то Степана поехала в хореографическое училище, а теперь — теперь танцует в стриптизе, в ночном клубе. Отец месяц пил, стыдно было людям в глаза смотреть: провинция не Москва — тут свои законы.
Соблазн был велик — проявить родительскую волю и не пустить. Может, Катерина и осталась бы дома. Девочка всегда была послушна. Но, тихо переговариваясь друг с другом бессонными ночами, папа с мамой думали и о другом: а если именно там, в большом и чужом для них городе, девочку ждет судьба? Счастливая судьба? Папа взял отпуск и, купив билеты, поехал с дочкой в Москву. Он только качал головой, глядя на толпы молодых людей, штурмующих цитадель науки и образования. Катерина же летала как на крыльях и, странным образом, даже не волновалась особенно. Внутри нее жила какая-то странная уверенность — это начало. Она наконец прибыла в тот пункт, с которого поезд ее жизни отправится в большое и чудесное путешествие. Само собой, помогли и золотая медаль, и заступничество того самого профессора, который написал отзыв о работе Катерины.
Девушка словно попала в сказку: огромное здание университета, шпилем упирающееся в синее московское небо, казалось ей дворцом, а для нее это был храм. А музеи! Катерина бродила по залам Пушкинского, мечтая, как сможет использовать те или иные экспонаты в своей новой работе.
Она совершенно не нервничала даже на экзаменах, пребывая в состоянии спокойной уверенности — она приехала домой. Этот город не отпустит ее. И все сложилось, все сбылось.
Катерина осталась жить в своей сказке. Она училась, бродила по Москве, все больше влюбляясь в дома, скверы и купола церквей, ощущая себя своей в толпе спешащих по делам людей. Должно быть, родители наделили ее счастливым характером, но соблазны, стоившие душевного спокойствия многим, текли мимо, оставляя девушку совершенно равнодушной. Она не пила, не курила, носила скромные юбки и джемперы и не страдала от вида сокурсниц, затянутых в навороченные кожаные штаны. Нет, она не чуралась компаний и даже несколько раз ходила на свидания — в кино, в театр. Но дальше поцелуев дело не заходило. Катерина ждала «своего» мужчину и спокойно, но твердо отказывала всем остальным. Так же однозначно она отказала и профессору. Тот привык считать Катерину чем-то вроде своей собственности, но не торопился, выжидая, пока большой город научит провинциалку уму-разуму. Катерина беспрекословно печатала для него статьи, вычитывала корректуру и выслушивала монологи не лишенного тщеславия человека. В конце концов Семен Петрович решил, что ждал достаточно, и как-то в пятницу, узнав, что Катерина еще не закончила перевод статьи, велел привезти работу вечером ему домой. Девушка вздохнула — в общежитии намечалась вечеринка, но не спорить же — и пошла на кафедру печатать. Лаборант — симпатичный Дима, который, по всеобщему убеждению, мог быть девушке только подружкой — сочувственно поцокал языком:
— Опять тебя Семен эксплуатирует? Пора с него деньги брать.
— Да ладно. — Катерина уже стучала по клавишам. — Мне не трудно, а он должен скоро докторскую защищать. И потом он так со мной вечно носится... Книги мне таскает, альбом из Италии привез.
— Кстати, об Италии. А ты слышала, что кто-то поедет на полгода на стажировку?
— Правда? — Девушка вздохнула. — Ну, пошлют кого-нибудь из москвичей, как обычно.
— Да уж. Хотя уступи ты Семену, он тебя вполне может протолкнуть.
— Не болтай глупостей!
— Почему это? Он аж потеет, как тебя видит.
— Перестань, Дим, ну что ты... — Катерина покраснела.
— Да ладно, ты ведь уже большая девочка... А если то, что я говорю, тебе в голову не приходило... то ты еще и глупая большая девочка. Но кто предупрежден, тот вооружен.
И он убежал в буфет, а Катерина сидела с горящими щеками и смотрела на монитор. Черт, а ведь, наверное, Дима прав. Она слишком наивна. И какого черта профессору понадобилась статья сегодня вечером, если завтра утром он придет на работу? Вот расписание на стене... Так и есть — первая пара — лекция Семена Петровича. Та-ак. И что делать? Не ехать? Ну нет. В конце концов, что она, с профессором в случае чего не справится? Катерина знала один-единственный прием — коленкой по яйцам, — но свято верила, что он валит с ног любого и легковыполним даже для неумелой девушки. Правда, до этого не дошло.
Семен Петрович распахнул дверь после первого же звонка. Был он свежевыбрит и благоухал одеколоном. Катерина протянула статью через порог и сказала:
— Вот, Семен Петрович, привезла.
— Спасибо, Катерина, да ты заходи... — Он улыбнулся и добавил: — Чайку попьем, у меня торт есть — пальчики оближешь.
— Нет, спасибо. — Катерина смотрела ему прямо в глаза. — Вы извините, но я из провинции, а у нас не принято, чтобы вот так в гости к мужчине, да еще преподавателю... К тому же мне еще к завтрашнему семинару надо готовиться... До свидания!
И она, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице.
— Катерина!
Но она не остановилась. Профессор смотрел в лестничный пролет, слушал стук каблучков и не знал — смеяться или сердиться. Вот мерзавка! Ну да никуда она не денется...
Но дальше все пошло хуже. Катерина по-прежнему беспрекословно выполняла всю работу, но стала так прозрачно-холодна, что Семен Петрович терялся и робел, как мальчишка. Вся кафедра, затаив дыхание, следила за развитием событий. Кое-кто даже пари заключал — чем кончится противостояние профессора и студентки. Большая часть мужчин была уверена, что девушка хочет в Италию, а дамы стояли за то, что Катерина ждет, пока профессор дозреет до предложения руки и сердца. Семен Петрович был в разводе вот уже лет пятнадцать и все это время ни в чем себе не отказывал. Один Дима, посмеиваясь и помалкивая, жалел девчонку, попавшую в столь двусмысленное положение и желавшую одного — чтобы от нее отстали.
В конце концов кульминационный момент все же настал. Профессор, лишившийся покоя на пятьдесят пятом году жизни, вдруг решил, что негоже мучиться из-за какой-то неблагодарной девчонки, и решительно попросил Катерину подойти к нему после семинара. Она кивнула и явилась к кафедре, как было велено. Семену Петровичу казалось, что он являет собой фигуру почти трагическую — взрослый, солидный человек, потерявший покой из-за молодой свистушки. Но в глазах Катерины все было не так: она смотрела и видела перед собой невысокого, с брюшком человека, к которому относилась с уважением, ибо он был ее преподавателем и «достиг степеней известных», и научные его труды были итогом поистине большой любви к науке и кропотливой работы. Но — не более того. Поэтому разговор получился каким-то бестолковым, словно каждый говорил о своем.
