– Прислонись к дереву, – попросил Руперт, корректируя световую установку фотоаппарата.
Инстинктивно Подж подняла руки, чтобы распустить волосы.
– Нет, пусть они будут связаны. Я хочу видеть выражение твоего лица.
– Но я не накрашена.
– Тебе идет. Подыми руки над головой и обопрись о ствол. Прекрасно. Господи, у тебя просто великолепные сиськи. Теперь повернись боком. Держи руки вверху. Очень хорошо. – Он сделал еще один снимок, затем подошел к ней, положил руки ей на груди и поцеловал ее. Он ощутил вкус зубной пасты, звериного здоровья и желания все усваивать. Обняв Руперта, Подж поцеловала его так порывисто, что они чуть не упали.
– Успокойся, – прошептал он, – я еще не закончил.
Он расстегнул застежку на юбке. Юбка скользнула вниз. Подж переступила через нее. Затем он снял с нее трусики. Мышино-коричневые волосы на лобке были примяты и он вспушил их. Затем разгладил розовые губы. Ее бедра влажно блестели.
– Хорошо, разведи ножки. Не стесняйся, дорогая. Ты выглядишь просто фантастически. Теперь повернись спиной. Не напрягай задницу. Расслабься. – Подж услышала еще два щелчка. Она ждала, прильнув к ребристой поверхности дерева. У нее пересохло в горле, а сердце сильно стучало. Затем она почувствовала прикосновение теплой руки к спине. Руперт даже не был потный.
– Восхитительная попка, – сказал он мягко, скользя пальцем вдоль щели, пока не погрузился в липкую теплоту между ее ног.
– О господи, ты самая желанная женщина, – сказал он. Его рука, как зверек, роющий нору, все глубже погружалась между ее ног.
Он вспомнил вспышки раздражения Хилари, ее стерильные поцелуи, острые зубы и царапающие руки. Он подумал о холодном отвращении Хелины и сравнил их с восторженноблагодарной мягкостью Подж.
– А почему ты не снимаешь одежду? – спросила она, поворачиваясь и страстно целуя его. Она неумело расстегнула молнию на джинсах и опустила его трусы. Затем, опустившись на колени, она погрузила лицо в светлые волосы его паха и стала посасывать член с таким же наслаждением, как дитя сосет соску.
Спокойно, дорогая. Я не хочу еще заканчивать.
Когда он наклонился, чтобы снять брюки, она схватила фотоаппарат. – Теперь я сфотографирую тебя.
Истерически хихикая, она сфотографировала его, когда он выпрямился, а затем сняла его еще раз, когда он направился к ней полусмеясь, полусердясь.
В следующее мгновение он поймал ее, опрокинул на траву, раздвинув ее ноги, целуя влажные волосики на лобке. Она извивалась, затем напряглась, задыхаясь от наслаждения, и закончила. – Так блаженно быстро, – подумал Руперт. Совсем недавно, когда он был с Хилари, ему казалось, что она заканчивает все позже, и позже. Он перевернулся, лег на спину и положил Подж сверху, чувствуя ее мускулы так туго, но вместе с тем мягко сжимавшие его; ее груди качались как расскачиваются праздничные шары, когда открывается парадная дверь. Она действительно была великолепна.
Когда они закончили заниматься любовью, пресыщенные наслаждением до изнеможения, солнце уже скрылось за ясенями. Подж поплескалась в речке, распугав пескарей. Когда они шли домой по освещенной солнцем долине, он выбирал семена травы из ее волос.
– Уже нет времени посмотреть на жеребенка Джемени, – сказал Руперт. – Я должен ехать и брать призы на Хелтенхемской выставке цветов.
Во дворе их приветствовали Треси и Филлипс. – Только что звонила миссис Кемпбелл-Блек из Лондона, – сказал Треси. – Я не мог найти Вас. Вы ей перезвоните?
– Ходил на Дубовый луг фотографировать жеребенка Джемини, – холодно ответил Руперт.
– Это интересно, – пробормотал Филлипс, сгорая от ревности. И обратился к удаляющемуся Руперту: «На лугу травы было мало. И мы утром перевели их на Длинный акр.»
Двумя днями позже Руперт отправился в Роттердам. За день до того, как он должен был возвратиться, Хелина поехала в Сиренчестер, чтобы сделать кое-какие покупки, и в магазине столкнулась с Хилари, сварливо выбирающей сыр для обеда, который она давала завтра вечером.
– Руперт приезжает завтра, не так ли? – Требовательно спросила она. – Он, конечно, не самый желанный гость для моего обеда, всегда делает консервативные замечания и засыпает на вечере. Но я достала 10 копченых форелей и мне бы не хотелось, чтобы вносился беспорядок в количество гостей.
Хелина вдруг обнаружила, что Хилари вызывает в ней все возрастающее раздражение, и ответила, что о Руперте никогда ничего нельзя сказать наверняка, но на 99 % можно быть уверенной, что он появится завтра.
– Будем надеяться, что он придет завтра, сказала Хилари. – Нет немного больше Дольчелата, пожалуйста.
С того момента, как они расстались в Черном лесу, Хилари осознала, какое возбуждение Руперт вносил в ее скучную, однообразную жизнь и как много она потеряла. Она должна его вернуть. Это будет очень жестоко, если он не вернется завтра к вечеру.
Расставшись с Хилари, Хелина забежала в химическую лабораторию, чтобы забрать кассеты с пленкой, которые она отдавала на проявку. Эти кассеты она нашла на туалетном столике Руперта. В последний раз, когда он был дома, он снимал Маркуса и Хелине не терпелось посмотреть фотографии. Мистер Вайс, фотограф, куда-то вышел и не успел просмотреть и проверить фотографии, как он это делал всегда. Ему нравилось просматривать папку с фотографиями КемпбелловБлеков; в ней часто бывали фотографии известных людей и снимки интересных мест зарубежом.
Засуха, казалось, совсем не отпугивала путешественников. Застряв в заторе машин по дороге домой, Хелина не могла больше сопротивляться желанию просмотреть фотографии. Тут была великолепная фотография Маркуса, но ей не понрави лось, что Беджер лижет его лицо. И восхитительная фотография беседки из роз и страшно надоевшее ей изображение Джека Рассела и Арктуруса. Почему Руперт всегда фотографирует животных? А вот прекрасный цветочный бордюр, и долина, такая желтая. Это должно быть там, где выпасают жеребенка Джемини. Она закончила просматривать одну папку и вытряхнула фотографии из другой. Первое, что она увидела, было изображение нижней части какой-то толстушки. Мистер Вайс, наверное, перепутал пакеты фотографий. Потом она увидела другой снимок этой же толстушки в полный рост с расставленными ногами в отвратительной вызывающей позе. Хелина присмотрелась и окаменела. Девушка была похожа на Подж. Она просмотрела еще четыре фотографии, все очень вызывающие. Да, на всех этих фотографиях определенно была Подж. На следующем снимке, снятом под углом, было изображение мужчины, голова была наполовину срезана краем фотографии, но видимая часть была ей явно знакома. На другой фотографии, тоже оголенный, был несомненно Руперт в полный рост, покатывающийся от хохота.
