Жаль.
Я убила время за чтением первой заданной книги. И ничего себе. Теперь-то до меня окончательно дошло, что я во Франции. Поскольку в «Как вода для шоколада2» есть секс. МНОГО секса. Из-за женского желания буквально разгорается пожар в доме, а затем солдат бросает на лошадь обнаженную девушку, и они занимаются любовью прямо на скаку. В Библейском поясе3 такое не разрешат. Распутней «Алой буквы» мы ничего не читали.
Я обязана рассказать Бриджет об этой книге.
Письмо я заканчиваю почти к полуночи, но в коридоре до сих пор шумно. У десяти- и одинадцатиклассников больше свободы, так как теоретически мы достаточно зрелы, чтобы знать, что с ней делать. Я-то да, но у меня серьезные сомнения относительно моих одноклассников. У парня напротив уже целая пирамида пивных банок у двери, потому что в Париже шестнадцатилетним разрешено пить пиво и вино. А с восемнадцати можно напитки и покрепче.
Не то, чтобы я не видела, что здесь творится.
Интересно, а когда мама подписывалась на все это, она представляла, что я могу наклюкаться на законных основаниях. Она выглядела достаточно удивленной, когда упомянули семинары по жизненным навыкам, и вечером за ужином мне прочитали длинную лекцию об ответственности. Но я не собираюсь напиваться. Мне всегда казалось, что пиво пахнет как моча.
В приемной сидят несколько работников на полставки, но в общежитии проживает только один смотритель. Его зовут Нейт, и его комната находится на первом этаже. Он учится в аспирантуре где-то в университете неподалеку. США должно быть ему хорошенько приплачивает.
Нейту где-то двадцать с хвостиком, он низенький, бледнокожий, и у него бритая голова. На словах звучит дико, но на самом деле выглядит красиво. Он учтивый и похож на парня, из которого выйдет хороший слушатель, но голос у него человека ответственного. Весь его вид словно говорит «со мной шутки плохи». Мои родители полюбили его. А еще рядом с его дверью лежит чашка презервативов.
Интересно, а это родители видели.
Девяти- и десятиклассники живут в другом здании. В комнатах живут не по одному, этажи разделены на мужские и женские, и тонны воспитателей. Также у них введен комендантский час. У нас его нет. Мы только должны расписываться в журнале всякий раз, когда приходим и уходим ночью — пусть Нейт знает, что мы все еще живы. Да. Уверена, здесь никто и никогда не использует в своих интересах эту высокую степень безопасности.
Я ковыляю в туалет. Занимаю свое место в очередь — она вечна, даже в полночь — позади Аманды, девочки, которая напала на Сент-Клера во время завтрака. Она ухмыляется, приметив мои выцветшие джинсы и винтажную оранжевую футболку.
Не знала, что она живет на моем этаже. Супер.
Мы храним молчание. Я вожу пальцами по цветочному узору на обоях. Дом Ламберт — специфическая смесь парижской изысканности и подростковой практичности. Хрустальные светильники освещают коридоры золотистым жаром, но в спальнях гудят флуоресцентные лампы. Полы из глянцевой древесины, но коврики на них - промышленная штамповка. Вестибюль украшают свежие цветы и лампы Тиффани, но вместо кресел противные диванчики для двоих, а столы изрезаны инициалами и неприличными словами.
— Значит, ты новый Брэндон, — говорит Аманда.
— Чего?
— Брэндон. Номер двадцать пять. Его выгнали из школы в прошлом году; учитель нашел кокс в его рюкзаке. — Она снова смотрит на меня и хмурит брови. — Так, откуда ты?
Я понимаю, о чем в действительности она спрашивает. Она хочет знать, почему на его освободившееся место выбрали кого-то как я.
— Атланта.
— О! — говорит она. Как будто это объясняет мою полнейшую и беспросветную провинциальность. Только с этим у нее просчет. Атланта — один из самых больших городов в Америке.
— Ты так мило щебетала с Сент-Клером за завтраком.
— Гм.
Я представляю для нее угрозу?
— Но я бы не раскатывала губу на твоем месте, — продолжает она. — Даже с таким милым личиком, ты его не уведешь. Они будут вместе навечно.
Это был комплимент? Или нет? Ее акценты начинают действовать мне на нервы. (Мои нервы.)
Аманда преувеличенно зевает.
— Интересная прическа.
Я застенчиво касаюсь полоски.
— Спасибо. Подруга мелировала.
Бридж добавила толстую прядку к моим темно-каштановым волосам только на прошлой неделе. Обычно я убираю ее за правое ухо, но сегодня вечером она стянута в конском хвосте.
— Тебе нравится? — спрашивает она. Типичная стервенская речь из разряда «ты отстой».
Я опускаю руку.
— Да. Поэтому я ее и ношу.
— Знаешь, я бы на такое не решилась. Ты похожа на скунса.
— По крайней мере, от нее не воняет как от некоторых. — Позади меня появляется Рашми. Она навещала Мередит; я слышала их приглушенные голоса сквозь стены.
— Восхитительные духи, Аманда. В следующий раз надушись еще сильнее. Вдруг тебя еще не унюхали в Лондоне.
Аманда огрызается:
— Хорошие очки.
— Не отрицаю, — невозмутимо отвечает Рашми, но я замечаю, что она задета. Ее ногти цвета электрик, как и оправа очков.
Рашми поворачивается ко мне:
— Я живу на два этажа выше, комнате 601. Заходи, если что-нибудь понравится. Увидимся на завтраке.
Значит, она меня не ненавидит! Или возможно она просто больше ненавидит Аманду. Так или иначе, я благодарна и кричу до свидания ее удаляющейся фигуре. Она махает рукой и сталкивается с Нейтом у лестницы. Он приближается к нам в своей тихой дружелюбной манере.
— Ложитесь спать, леди?
Аманда сладко улыбается:
— Конечно.
— Вот и славно. Твой первый день прошел хорошо, Анна?
Так непривычно, что здесь все уже знают твое имя.
— Да. Спасибо, Нейт.
Он кивает, как будто я сказала что-то стоящее размышления, желает нам спокойной ночи и идет к парням, которые болтают в другом конце коридора.
— Ненавижу, когда он так делает, — жалуется Аманда.
— Что?
— Нянчится с нами. Придурок.
Дверь ванной открывается, и крошечный рыжик проскакивает мимо Аманды, которая стоит словно Королева Порога. Девочка должно быть одиннадцатиклассница. Не помню, чтобы видела ее во время урока английского.
