Джейн шагнула к нему ближе и ответила полушёпотом:
— Да, да, да! Да, да.
Они целовались так самозабвенно, словно пытались вдоволь напиться неведомой живительной влаги из уст друг друга. Первый затяжной поцелуй случился там же, у окна. Чуть отстранившись и глотнув воздуха, Клим снова приник к губам девушки с истинным мальчишеским нетерпением. Потом он увлёк её на кровать и осыпал новыми поцелуями.
Джейн не противилась ему. Ей льстила его ненасытность, зажигало его возбуждение, обволакивала нежность и покоряла искренность. У неё ещё не было таких близких отношений. Ради карьеры топ-модели Джейн приходилось отказываться от всяческих радостей молодости, свойственных её сверстникам. Правда, она и имела много того, о чём многим её ровесникам даже не мечталось.
Приличный счёт в банке позволял юной женщине приобретать дизайнерскую одежду, любые духи и косметику, драгоценности и всякую технику. Она уже купила себе отменную машину, подумывала и собственной большой благоустроенной квартире… Заработанных средств ей хватало на многое, но ей вечно недоставало времени распорядиться ими с умом, и даже просто не спеша побродить по магазинам. Интенсивный рабочий график часто захватывал и раннее утро, и день, и поздний вечер. Ведь успех — это везде вовремя успеть. Век модели недолог — в среднем до двадцати пяти — двадцати семи лет.
Несколько лет Джейн жила в состоянии сжатой пружины, усиливая нагрузки всё больше и больше. Её тело подчинялось требованиям модельеров и фотографов и не имело самостоятельной интимной жизни. От всех мужских посягательств Джейн привыкла защищаться, оберегая свою репутацию. Дурное реноме могло сорвать престижные контракты. Модели, особенно начинающие — живые куклы в руках диктаторов моды. И среди этих кукол жёсткая, недетская конкуренция. Стилисты создали ей имидж недоступной богини, амазонки, и она вживалась в этот образ, чтобы выглядеть на снимках вполне органично. Но природу не обмануть. Она всегда найдёт способ пробить брешь и обернуть всё на свой лад.
— Ты не забыл про свою машину? — напомнила Джейн Климу.
— Помню. А который уже час?
— Не знаю, посмотри сам.
— Двенадцать двадцать. Надо бы позавтракать, а потом идти в «Автоспас».
— Мы позавтракаем вместе, а потом разойдёмся до вечера.
— Почему? Куда ты уйдёшь?
— Ты забыл, мы ведь ехали по моим личным делам. Мне нужно навестить родных.
Завтракать отправились в «Макдоналдс».
— У меня просто зверский аппетит! — заявил Клим. — Я наберу сейчас всяких гамбургеров и пирожков! О, есть креветки в кляре! Это ново! А ты-то что будешь, Женя?
— Салат, чёрный кофе и молочный коктейль, — ответила она.
За столом он просил её:
— Ну, съешь одну креветку! Попробуй. Как вкусно. Я сам её тебе в рот положу.
— Нет, не буду, — возразила она и ласково добавила: Никогда не уговаривай меня что-то съесть. Зря только время потратишь.
— Хорошо, не буду, — пожал он плечами. — Вечно у девчонок какие-то заморочки с диетами! Женских глянцевых журналов начитаются! А там только и учат, как похудеть, как гламурно одеваться, а потом шикарно раздеваться и заниматься сексом!
— Не любишь глянцевые журналы?
— Я читаю журналы по автоделу и об автомобилях мировых производителей. Других не покупаю.
Джейн одобрительно улыбнулась, а про себя с облегчением подумала: «Вот и хорошо! В авторекламе я пока не снималась».
— А вообще-то я просил тебя съесть креветку, только лишь потому, что мне нравится смотреть, как ты ешь, — признался Клим. На тебя вообще постоянно хочется смотреть — как ты ешь, пьёшь, идёшь по улице. Просто наваждение какое-то!
— Я с тобой тоже уловила новое ощущение, — шепнула ему Джейн.
— Какое?!
— Ощущение остановки времени. У меня внутри всегда будто часики тикают — тик-так, тик-так. А вот когда мы целовались в номере у окна, то мои внутренние часики замерли.
— А когда на кровати?
— Там они уже негромко тикали.
— А сейчас?
— Сейчас они очень громко тикают! Напоминают, что нам пора!
— Так что, прощаемся до вечера?
— До вечера. Я не знаю, когда вернусь. Но не раньше восьми часов. Пока! Иди ты первый.
Клим ушёл, а Джейн достала сотовый телефон и быстро набрала чей-то номер.
— Алло, алло! Это Женя! Да, мама, да! Это я. Нет, не из Парижа. И не из Москвы. Я в Казани, мама. Как мне лучше сделать — зайти к тебе на работу или… Будешь дома через полчаса? Хорошо, я подойду.
В Казани у Джейн жила мать, и она прибыла в этот город именно ради неё.
В малогабаритной двушке, где она раньше и жила вместе с матерью, мало что изменилось. Обстановка с претензией на оригинальность, но все вещи будто случайные. Во всём просматривалась незавершённость, хаотичность, невнятность. Много безделушек и мало функциональности. Дочь всегда не разделяла вкусов своей матери, а мать не поддерживала амбициозные устремления дочери. Настойчивость и самоуверенность Евгении обескураживали её, а Женю всегда удивляла приземлённость матери. У них были непростые отношения, но вполне терпимые и сглаженные обеими до состояния спокойных.
Джейн быстро подметила детали, говорящие о присутствии мужчины в доме: пиджак на спинке стула, кепка в прихожей, дешёвый одеколон и электробритва в ванной. Неубранная смятая постель веско свидетельствовала, что ночью здесь спали двое. Всё подтверждало женскую востребованность матери, но какие-то серьёзные выводы сделать не представлялось возможным — мужских вещей было мало и смотрелись они как бы не совсем на своих местах.
Сама хозяйка квартиры выглядела неплохо — внешне мать и дочь подтверждали расхожую поговорку о яблоне и упавшем яблоке. В данном случае и плод был хорош, и дерево не утратило привлекательности.
— Ты живёшь не одна? — спросила Джейн, и в её голосе звякнула детская ревность. Это произошло невольно — всплыли какие-то застарелые обиды на мать.
Мать будто не уловила эмоций дочери, но скорее их проигнорировала. Она откровенно просияла лицом и торопливо ответила:
— Да, ты знаешь, у меня появился мужчина. Возможно, мы скоро поженимся. Он очень хороший человек! Мы с ним ладим, он меня жалеет, помогает.
«Какие бабьи слова — ладим, жалеет! — мелькнуло у Джейн. — Опять у неё новый вариант женского счастья, очередное строительство семьи — ячейки общества».
Мать осеклась, словно поймала мысль дочери на лету. Они по-прежнему неплохо чувствовали друг друга, но не понимали.
Джейн заметила настороженную реакцию матери и одёрнула себя сама: «Впрочем, почему она должна жить одна? Ради чего и ради кого?» Вслух Джейн сказала вполне миролюбиво:
