Миновав пост охраны, Бентли проехал по мощенной терракотовой плиткой дороге и повернул направо к дому. Мы остановились, и перед тем, как он отпустил мою руку, Кейн поднёс её к губам и поцеловал, глядя мне в глаза. Где-то внизу моего живота словно взорвался фейерверк, он взлетел вверх и вспыхнул искорками перед моими глазами. Передавшись мимолетному чувству полёта и экстаза, я не сдержалась и громко вздохнула. Кейн вышел из машины и открыл мне дверь. В самом этом факте не было ничего особенного, но то, что это сделал именно ОН, трогало моё сердце. Когда он подал мне руку, я поняла, что мне была необходима эта опора: словно превратившиеся в вату ноги совсем меня не слушались, и если бы я не держалась за его руку, то наверняка свалилась бы на асфальт. Я неуверенно шагнула на улицу и глубоко вдохнула, стараясь прийти в себя.
— Добро пожаловать, — приветствовал меня Кейн. Его тёмные волосы отливали золотом в лучах изящных фонарей. До нас доносился мягкий шелест волн. Нежный запах океана, свежести, водорослей и соли защекотал нос. Нет, в нём был ещё один компонент. Это был запах свободы, запах отсутствия границ и условностей, запах огромной силы и самой жизни. За это я и любила Малибу. Здесь даже воздух сулил великое будущее.
— Как здорово! — восхитилась я, — мне даже в голову не приходило, что здесь может быть настолько красиво.
Этот дом совсем не был похож на дом. Целый дворец, даже по сравнению с нашим. Меня очаровывало всё: фасад медового цвета, арочные окна и крыша из ажурной черепицы цвета тростникового сахара. По периметру необъятной территории стоял высоченный забор. Здоровенные пальмы гигантскими зонтами заслоняли вечернее небо, на котором уже начали появляться звезды, хотя на западе всё ещё виднелись проблески золота.
— Мне приятно это от тебя слышать. Это не просто мой дом. Это моё убежище, крепость, мой храм. Это единственное место, где я чувствую себя в безопасности, и могу расслабиться.
Глава 6
Ознакомлением с обитателями дома и невероятной коллекцией оригиналов картин
Я заметила, что для художника территория его дома охранялась слишком уж хорошо: повсюду были установлены камеры наружного видеонаблюдения. Делая шаги робко и с опаской, я последовала за Кейном, преодолела четыре полукруглые ступени, и, наконец, вошла внутрь.
Убранство холла поражало воображение, но ещё красивее был вид из огромного панорамного окна: черный океан с серебристыми проблесками, тёмно-синее небо и линия горизонта, всё ещё освещённая прозрачно-розовым светом.
Радостно повизгивая, навстречу нам выбежала собака. Припрыгала, если сказать точнее. Передней правой лапы у неё не было. Нижняя челюсть выступала вперёд, демонстрируя кривые острые зубы. Шерсть с обильной проседью торчала в разные стороны. Это была самая уродливая собака, которую мне приходилось видеть.
Пёс принялся вертеться и подпрыгивать вокруг ног хозяина, с поразительной ловкостью удерживая равновесие.
— Знакомься, один из моих мальчиков, — произнёс Кейн, — министр Чоу. Бенг-Бенг, наверное, где-нибудь спит.
Кейн присел перед министром Чоу и погладил его по лохматой спине. Наблюдая, как тот, вывалив язык, катается по сверкающему светлому полу, он улыбался псу с отцовской нежностью.
— Малыш, давай, покажем Еве дом, — Кейн поднялся, высясь надо мной. В тёплых лучах ламп он казался статуей греческого бога. В нём было нечто, не поддающееся описанию. Кира объяснила бы это словом «породистый».
Мы прошли в глубину дома. Белоснежные полы сверкали чистотой, отбрасывая радужные блики на стены и дорогую мебель. Отсюда было видно столовую с огромным овальным столом на резных массивных ножках. Повсюду стояли вазы с живыми цветами, распространяющими по всему дому нежный дурманящий аромат.
На стенах висели картины. Много картин. У меня просто дыхание перехватило. Я не переставая вращала головой и узнавала всё больше художников и их знаменитые работы. Отец был помешен на искусстве, и я достаточно хорошо разбиралась в этой теме. Наш дом тоже иногда напоминал музей, где можно было найти оригиналы полотен самых известных художников, но у Кейна их было в разы больше! Джексон Поллок, Виллем де Кунинг, Густав Климт, Пабло Пикассо, Фрэнсис Бэкон, Джаспер Джонс… У меня закружилась голова.
— Нравится? — спросил Кейн, улыбаясь.
— Ты шутишь?! Даже Лувр позавидовал бы твоей коллекции.
— Это точно, — усмехнулся Кейн, в его голосе слышалась издевка, — здесь только оригиналы.
Я бросила на него вопросительный взгляд, а Кейн лишь по-мальчишески дернул плечами и засмеялся. Остановившись напротив автопортрета Ван Гога, — того, что без бороды — я приблизилась и стала всматриваться в полотно. Этот, скажем, находился в частной коллекции, поэтому я вполне могла допустить, что Кейн — владелец картины, но следом я увидела знаменитый портрет Ван Гога в тёмной фетровой шляпе.
— Ты сказал, что здесь только оригиналы? — спросила я Кейна.
— Так и есть, — рассматривая меня, пока я была поглощена картиной, он потёр шею.
— Она висит в музее Ван Гога в Амстердаме, — я ткнула пальцем в тёмное полотно.
— Да, — произнес он с издевкой, — директор музея тоже так думает, — сказал он это как нечто само собой разумеющееся.
— Как это возможно? — спросила я.
— Не спрашивай того, о чем не хочешь слышать, малышка, — ответил он игриво. Мистичность происходящего вкупе с моим состоянием эйфории, вызванным присутствием Кейна и этим прекрасным домом, в котором проходила его жизнь, одержали победу, и я спросила с нескрываемым интересом:
— Я хочу знать, Кейн, — на секунду я остановилась, наслаждаясь и млея от того, как вкусно было произносить его имя, — я не просто хочу это знать, я умираю от любопытства, — я продолжала с восхищением оглядываться по сторонам. У Кейна был безупречный вкус, будто бы он воплотил в жизнь мои представления о том, как должен выглядеть дом мечты. Только одного этому дому не хватало: несмотря на всю свою красоту, он оставался одиноким.
Кейн задумался и, прищурившись, посмотрел на меня. В его глазах я увидела хитрость.
— Спроси у папы, — произнёс он словно с издевкой, белые ровные зубы блеснули в хищной улыбке, но, несмотря на это, его чёрные глаза оставались серьёзными.
В голове роились десятки вопросов, но до того, как я успела сформулировать хоть один из них, Кейн спросил:
— Разбираешься в искусстве так же хорошо, как и твой отец? — вопрос прозвучал очень серьёзно, по-деловому.
— Нет, конечно, с ним мне не сравниться, — ответив, я задумалась. Папа был профи, а я — так, любитель среднего уровня, — но его страсть к живописи передалась и мне.
