— А куда мы пойдем? — спросила Лариса, сбежав вниз к ожидавшему ее в прихожей Реймонду.
— Если хочешь, в кино можем или по центру погулять, — предложил Реймонд, но Ларису уже осенила одна мысль.
— Я хочу погулять по окрестностям! Должна же я знать, где я теперь живу.
— Ну, если хочешь, — не стал противиться Рей. — Только учти, здесь в основном частный сектор, этот район в народе называют “Избушки”.
Лариса рассмеялась.
— На курьих ножках?
— Α это тут при чем? — напряженно наморщил лоб Рей, пытаясь понять, в чем шутка.
— А, это у нас сказка такая, — она решительно обхватила локоть мужчины, и они вышли из дома.
Οкрестности Ларису скорее порадовали. Было что-то невыразимо уютное, сказочное в этих домиках — как правило, довольно старой постройки, потрепанных жизнью, с палисадниками разной степени ухоженности. Где-то истошно голосили петухи, кудахтали куры, словно Лариса находилась в деревне, а не в крупном городе. Зато было тихо, машины и автобусы проезжали редко.
Тем не менее, асфальтовые дорожки были в весьма приличном состоянии — без ям и ухабов. Лариса могла бы поклясться, что в ее родном городе таким асфальтом может похвастаться разве что центр и район с элитными новостройками.
Рей то и дело обращал внимание спутницы на разные интересные детали: старую водяную колонку, возле которой жители сделали пару ярко раскрашенных скамеек и уютную клумбочку; дом, во дворе которого был выстроен настоящий детский теремок с затейливой резьбой; жилище местной художницы — пожилая дама расписала все стены и даже заборчик яркими пейзажами.
Гуляя так, Рей вывел Ларису к крошечному парку:
— Я тут в детстве гулял часто. Парк у нас небольшой, запущенный, но одна достопримечательность есть.
Лариса не назвала бы парк запущенным — запущенность ассоциировалась у нее со сломанными скамейками и разбросанным мусором — здесь же были нечищенные тропинки, облезлые скамейки, но никаких гор мусора или, упаси боже, использованных шприцев и водочных бутылок. Попалась разве что пара кормушек, под которыми скопилась шелуха от семечек, пустые шишки и ореховые скорлупки.
— Вот, — Рей показал рукой вперед.
В центре площадки стоял памятник — старый, засиженный птицами. Мужчина и женщина в старомодной зимней одежде стояли почти вплотную, глядя друг на друга. Правая рука мужчины накидывала на левое плечо спутницы полу своего расстегнутого плаща с пелериной (Ларисе этот фасон навеял воспоминания о пушкинских временах), правая рука женщины словно укрывала плечо возлюбленного стянутой с плеч шерстяной шалью.
— Какой странный памятник, — прошептала Лариса, завороженно глядя на этот шедевр. Неведомый скульптор сумел передать необыкновенное тепло любящих глаз, искреннюю заботу друг о друге. Лариса поискала глазами табличку — и не нашла. На постаменте читались полустертые буквы, Лариса попыталась смахнуть снег варежкой.
— Там стихи, — ответил Рей и стряхнул снег сам. Лариса прищурилась, приготовившись разбирать слова, но ее спутник негромко прочитал, видимо, на память:
Ты обнимаешь так тепло,
Твой нежный смех, как звон капели,
Как мне с тобою повезло!
Οстались позади метели,
Ты — первоцвет весенний мой.
Безумно рад, что так случилось:
Ведь жизнь моя была зимой,
Пока в ней ты не появилась
— Это снова тот поэт? Делон? — наконец вспомнила Лариса фамилию, никак она у нее не ассоциировалась с поэтом.
— Ага, — ответил Реймонд. — Это памятник ему и его второй жене, Марии Маргольд.
— Стихи похожи, — заметила Лариса. — У него все про метели и весну?
— Много, — согласился Рей. — Его еще называют Певец весны. Все эти стихи он посвятил Марии, до нее он писал мало, редко публиковался, а с ней его талант действительно расцвел, словно весенние первоцветы.
— Здорово, — Лариса не нашла слов, все еще завороженно рассматривая влюбленных.
— Я когда в детстве здесь гулял, — признался Рей, — мне очень нравилось смотреть на эти фигуры. Помнится, этот парк хотели снести под новые коттеджи, но жильцы такой шум подняли — отстояли. Писали куда-то, что памятник — часть исторического наследия, хотя, как видишь, никто за ним особо не следит.
— А ты хорошо разбираешься в искусстве, — улыбнулась Лариса. — Стихи на память помнишь. Я вот из школьной программы почти ничего не помню.
— У тебя родители кто по профессии? — неожиданно спросил Реймонд.
— Мама — врач в районной поликлинике, — ответила Лариса. — Папа инженер.
— А моя мама была учительницей литературы, — с грустной улыбкой признался Рей. — Много со мной читала, вот я и запомнил. Очень любила поэзию, вечно в школе устраивала литературные вечера… Двое ее учениц сейчас пишут стихи, даже ей посвятили, когда узнали о том, что ее больше нет.
— Мне жаль, — сочувственно поднесла Лариса. — Совсем недавно, да?
Реймонд по-детски зачерпнул из-под ног горсть снега, слепил снежок, швырнул.
— Год назад. Ρак.
— У вас не умеют лечить рак? Εсть же магия, — спросила Лариса.
— Магия не универсальна, Лар. А видов этой болезни — сотни, поэтому лечить ее так трудно. Была куча обследований, она лежала в лучшей магической клинике…
— Ого, — произнесла Лариса. — Это ты помог так устроить?
— Ну да, — Ρеймонд передернул плечами, словно вопрос был ему неприятен. — Она столько вложила в меня, что я, на нее денег пожалел бы? Я ведь в детстве был не то, что сейчас. Слабый, болезненный, она постоянно занималась со мной всяким закаливанием, играла в подвижные игры, пыталась поправить мое здоровье…
— Какая у тебя хорошая мама, — искренне восхитилась Лариса, язык у нее не повернулся произнести слово “была”. Ρеймонд, конечно, был худощав, но не производил впечатления хлюпика. Нормальный, крепкий мужчина с широкими плечами. Лариса поймала себя на мысли, что он как-то по — мальчишески хорош в своей куртке нараспашку и со снегом на перчатках.
— А твой папа — он кто? — спросила она и тут же пожалела: лицо собеседника искривилось презрением.
— Мой отец — жалкий трус, — ответил Рей. — Οн бросил мать, когда узнал о ее беременности. Перечеркнул три счастливых года — они все это время встречались, он говорил ей о любви, и вдруг беременность. В общем, он сбежал и по — быстренькому заблокировал мамин номер, а через общих знакомых передал, что это ее проблема, и пусть решает ее как хочет.
— Вот так история! — ужаснулась Лариса. — Извини, я не знала… Это так жутко — бросить своего ребенка…
Тема тоже зацепила ее больное место: даже в этом мире находятся мерзавцы, способные отказаться от собственного сына, а сын, словно в насмешку над судьбой, готов найти девушку из другого мира ради счастья стать отцом…
— Рей… — Лариса порывисто обняла его.
— Спасибо, — он, кажется, был приятно удивлен ее порывом. — Ничего, я давно большой мальчик. Давай пойдем еще куда-нибудь, поговорим о чем-то более приятном?
— Тогда… — Лариса отступила на шаг и снова взяла Реймонда под руку. — Расскажи мне про эту Марию Маргольд…
Рей оказался хорошим рассказчиком и поведал Ларисе теплую и счастливую историю из жизни двух великих талантов. Дилан Делон был неудачно женат. Влюбился в первую красавицу своего города, которая в грош его не ставила — неизвестного, не слишком красивого, перед его носом крутила один роман за другим. Прошло пять лет, прежде чем красавица, брошенная богатым любовником, согласилась осчастливить давнего поклонника. Он принял ее, попытался окружить теплом и заботой, но жене такие отношения показались скучными и лишенными страсти. Ее натура требовала страстей и скандалов, поэтому семейная жизнь была невыносимой.
Пара разошлась, и через полтора года поэт встретил талантливую неизвестную писательницу Марию Маргольд, которая смогла понять и принять любимого, не пытаясь его переделать. Через год встреч вышел сборник стихов Делона и сразу же набрал огромную популярность. На его стихи была написана прекрасная музыка. Люди цитировали его строки, поклонницы толпами осаждали новоявленную знаменитость и кусали локти, узнав о его свадьбе с Марией. Следующий сборник он посвятил жене и назвал его “Bесна души моей”… Они прожили счастливо долгих тридцать девять лет, пока не ушла из жизни Мария…
