— Ты кто?
Не ожидая, что девушка проснётся, дергаюсь и резко оборачиваюсь. Но на улице все темнее становится. Поэтому я подхожу к дивану, сажусь на корточки перед Бэллой и отвечаю:
— Артем. Боев.
Она приподнимается на локте, затем тянется рукой и включает настольную лампу. После несколько секунд фокусириует на мне взгляд.
— Ааа, инструктор мой… — пьяно фыркает она. — А что ты здесь делаешь?
— Домой тебя доставил.
— Спасибо, — кивает она и закрывает глаза.
А я поднимаюсь и уже собираюсь уйти, как вдруг слышу:
— Не уходи. Что-то мне плохо.
— Воды?
— Минералки. Она в холодильнике.
Иду к холодильнику, открываю и, действительно, нахожу на дверце бутылку с минеральной водой. Возвращаюсь с ней к Бэлле.
— Спасибо, — говорит она и начинает жадно пить. Вода мимо рта течет, но девушке явно похер.
— Слушай, — вдруг начинает Бэлла, — а ты зачем к Йонасу работать пришел? Это же совсем не твое место. Ты хороший… испортят тебя.
— С чего ты взяла, что я хороший? — усмехаюсь я.
— С того. На сиськи мои старательно не смотришь, а если вдруг и смотришь, то стесняешься. Обходительный со всеми, отзывчивый… — она глубоко вздыхает и неожиданно заканчивает свой мессадж: — Послушай доброго совета: уходи из этого ада, Артем Боев. Пока не поздно.
Вот смотрю на это пьяное чудо и не могу улыбку сдержать. Бэлла даже сейчас красивая. Лежит головой на диванной подушке и кулаком щеку подпирает.
И ведь я понимаю, догадываюсь, чего она так напилась. Помнил я, какой ее в туалет застал. Невольно на шею ее смотрю, сейчас следов не видно. Но лицо у девушки накрашено, небось и следы на шее тоже закрасила.
Опять меня злость берет. И опять внутренний голос шепчет: не лезь.
Слышу, как Бэлла сопеть начинает. Касаюсь пальцами ее щеки — не реагирует, спит. А я снова щеку трогаю, на этот раз глажу. Дурак!
Резко выпрямляюсь и иду на выход.
Утром еду за Лейтовичами. В костёл они всей семьей собрались. В машине все молчат, ну и я с разговорами не лезу. Сегодня я просто водитель. Считай — прислуга.
В католической церкви я до этого никогда не был. А интересно. Поэтому я тихо спрашиваю у Йонаса, когда вся его семья уже из машины вышла:
— А могу ли я тоже зайти?
На что получаю вполне добродушно:
— Разумеется.
В костеле Лейтовичи занимают переднюю скамью, рядом с ними еще несколько человек садятся, узнаю пару ребят, работающих в ресторанном комплексе. Народ собирается, не скажу, что свободных мест нет, но людей много. Я присаживаюсь на дальнюю скамью, почти рядом со входом, и как ребенок, впервые попавший в магазин игрушек, вожу взглядом по пространству, рассматривая все вокруг. Алтарь, потом что-то похожее на кафедру — стойка с микрофоном, рядом стулья в готическом стиле, большая чаша, а за всем этим просто огромный орган. На верху, за нами, балкончик…
И в этот момент я замечаю, как в костёл заходит Бэлла. Тоже присаживается на дальнюю скамью, только в соседнем ряду. Заметив, что я на нее смотрю, сначала слегка удивляется, а затем едва заметно кивает.
Бэлла
Не знаю зачем я сюда пришла.
Хотя нет, вру. Знаю.
Просто проснулась утром, состояние ужасное. Что было в ресторане плохо помнила.
Чашку кофе в себя залила и вышла из дома. Гуляла, воздухом надо было подышать и мозги заодно проветрить. А потом до меня дошло, что сегодня воскресенье. Йонас в костеле своем быть должен. Ходит туда, чтобы очиститься. Но видимо надолго его не хватает.
Поймала тачку и поехала.
Только вот я совсем не ожидала увидеть в костеле Артема. И вдруг в памяти картинки всплывают — это же новичок меня вчера домой привез. Минералки из холодильника дал, мы потом о чем-то разговаривали. Вроде?
Сижу, мрдленно дышу и расслабиться пытаюсь, а мне неуютно и все. Даже становится стыдно. Потому что я чувствую на себе взгляд Артема… и вдруг вспоминаю, что я там вчера несла ему у себя дома.
Отдать ему должное — Артем молодец, не воспользовался. Даже намека не было. Хотя, я в таком состоянии была, что нормальный мужик позариться и не должен.
Чтение библии я особо не слушаю. На пении приободряюсь, но не участвую. Зато Йонас старается, поет. Во время проповеди не свожу глаз со старшего Лейтовича. Он таким расслабленным выглядит, что мне становится нехорошо. Подташнивает, но это скорее всего из-за вчерашнего.
После обряда с Дарами начинается причащение. Я, разумеется, в этом таинстве не участвую. Я не католичка, но и православной себя не назову, меня крестили, когда я совсем маленькой была. Артем, кстати, тоже в причащении не участвует, а вот остальные верные псы Йонаса следуют за своим хозяином, как за мессией. Йонас не настаивает на том, чтобы все вокруг стали католиками, но люди же чувствуют и видят, как меняется отношение к ним, когда они проникаются верой хозяина. Ну, или делают вид. Очень искренний.
Причастившись, Йонас невольно оборачивается и замечает меня. Складка пролегает меж его бровей. Недоволен. А я улыбаюсь, старательно вытягивая шею, на которой остались следы от его пальцев. Не стала их замазывать.
Прихожане расходятся. Мимо проходит Анна, вроде не замечает меня, затем дети. Томас идет последним, в глаза мне смотрит и усмехается. Но ничего не говорит.
Йонас какое-то время беседует со священником. В ответ служитель храма в основном кивает. А я стою и жду. Хочу, чтобы наш разговор именно здесь начался.
Артем пока не выходит. Стоит и рассматривает орган. Вот этот инструмент, пожалуй, единственное, ради чего стоит сюда приходить. Звуки, которые он издаёт, словно проникают под кожу и касаются сердца.
Наконец Йонас движется в сторону выхода, парой слов одаривает Артема, а потом подходит ко мне.
— Привет, — Йонас замирает рядом, сунув руки в карманы. С минуту меня разглядывает и тихо спрашивает: — Ну и что ты вчера в ресторане вытворяла?
Доложили уже. А я и не сомневалась.
— Выпила лишнего. Стресс снимала, — отвечаю так, как будто я все сделала правильно. — Ты меня обидел.
Йонас отводит взгляд, проводит рукой по своей бритой голове.
Неужели стыдно? Или так только из-за святого для него места, в котором мы находимся?
— Хочешь я тебе из Италии подарок привезу? — ласково спрашивает. — Сумочку? Или духи?
Давлю в себе ехидную улыбку, но все же интересуюсь:
— А как ты такую покупку жене обьяснишь?
— Что-нибудь придумаю, — Йонас оглядывается, после чего делает шаг и вдруг кладет руку мне на талию. — Ну, Бельчонок, девочка моя…
Его слова режут. Как острый нож. По сердцу. Его, черт, я его девочка! И такой навсегда останусь. Но я не хочу! Не хочу.
— Понимаю, что покупка подарка — это твой излюбленный способ извиняться, но мне ничего не надо, — говорю зло, чувствуя, как глаза становятся мокрыми. Нет, не от боли и не от обиды. От жалости к себе. Резко меняю тон голоса и практически шепчу, глядя Йонасу в глаза: — Мне было очень плохо. Очень. Я не заслужила такого отношения к себе.
— Да? — венка на его лбу проявляется, теперь Йонас начинает злиться. — А напомнить тебе про милого мальчика по имени Слава?
Он старательно пытается говорить не громко. Все же рядом есть люди. Тот же Артем. Но пара высоких нот все же отдают эхом.
Йонас выглядывает в окно и, схватив меня за руку, выводит на улицу.
Возле храма почти никого нет. Лишь две машины стоят.
— Когда ты прекратишь меня им попрекать? — спрашиваю я уже в полный голос, высвобождая свою руку. — Это было два года назад.
— А мы вместе пять.
Прикрываю веки и кажется, что за пару секунд перед моими глазами мелькают картинки всего того, что случилось со мной за эти, озвученные Йонасом, пять лет. Причем кадры, что я вижу, совсем не радужные.
— А с женой ты вместе уже двадцать лет, — напоминаю я и открываю глаза. — И я до сих пор считаю, что это ненормально — любить сразу двоих.
