- Ну да, мокрая уже… Грязная какая принцеска. Развратная. Сейчас ты получишь то, чего так хочешь.
Я только рот раскрыла, чтоб возразить, но лицо Лешки стало пугающе жестоким, а затем он молча рванул на мне нижнее белье, двумя движениями поставил в нужную позу, послышался треск молнии, и в следующее мгновение в меня толкнулся жесткий член. Я так и осталась стоять с раскрытым ртом, но теперь не слова оттуда вырывались, а стоны и , по нарастающей, крики. Мой любовник был совершенно безжалостен, брал меня с такой силой и грубостью, что я при всем желании не могла бы ему ответить, ни одного движения не могла бы навстречу сделать… Да ему и не требовалось. Лешка смотрел на меня, в запрокинутое к нему лицо, не отрываясь, и двигался по все увеличивающейся амплитуде, ускоряясь, пока, наконец, мое глупое тело не начало реагировать правильно. Это было ужасно, это было все совершенно неправильно… Но, судя по всему, он меня настолько хорошо чувствовал, что ни одного шанса не оставил на сопротивление и хотя бы попытку отстоять себя. Кончила я неожиданно и невероятно сильно. С, практически, болезненными спазмами в животе и криками, которые, наверняка, слышали все соседи этой пятиэтажки.
Лешка дождался, пока утихнут последние судороги удовольствия, вышел из моего размякшего тела и молча толкнул в комнату, к кровати.
Сам он шел за мной, раздеваясь по пути. И по его глазам я поняла, что сегодня мне поговорить вряд ли удастся. Да и что скажешь? Особенно после такого? Тут бы живой уйти… Ночь была бесконечно долгой. И нет, мы так и не поговорили.
А утром он вот так же стоял у окна, а я так же смотрела на его хищную спину. Смотрела и думала, что сказать… Сказать? Или нет? В итоге, села на кровати, подтянула к себе платье…
- Дверь за собой захлопни, - коротко и холодно сказал он, даже не оборачиваясь.
И я, заледенев от его тона, подчинилась. Собралась, обулась и вылетела в холод весны. Добрела до лавочки в каком-то сквере и разрыдалась, ощущая себя невероятно, чудовищно одинокой…
И вот теперь он спрашивает… Правду, что ли, ответить, для разнообразия? Или нет. Хоть немного в себе достоинства сохранить.
- Ты же сам сказал, - спокойно отвечаю я, не реагируя на оскорбление, - хотела большой и грязной любви…
Он усмехается. Опять хищно и порочно.
- А сегодня что? В прошлый раз было мало грязи? Захотелось чего-то нового?
- Ну да… - я смеюсь, незаметно смаргивая слезы, - разнообразие…
- Знаешь, Принцеска, мне немного надоело быть твоей комнатной собачкой, - отвечает он, - в прошлый раз ты мне набрала, когда тебе было скучно, в позапрошлый, когда одиноко… А до этого просто пьяненькая была, трахаться захотелось…
Я смотрю на него, слушаю… И понимаю, что с его точки зрения, все именно так. Я его вызваниваю или пишу только в минуты душевного раздрая. Правда, он этого не знает, для него я – просто скучающая Принцеска, которой хочется сбежать от сытой жизни… Боже мой, как так получилось?
Почему мы все время только занимаемся сексом, вместо того, чтоб поговорить? Просто поговорить? Почему?
Я сделаю это сейчас. Я просто ему расскажу, наплевав на гордость и на опасность. Для него и для меня. Это опять эгоизм чистой воды, но я не могу больше просто! Я же не железная! Мне нужен хоть кто-то, готовый меня выслушать, понять!
А Лешка… Я люблю его, дурака. Ничего про него не знаю, вообще ничего, ни где он работает, ни чем занимается в свободное от работы время, ни кто его родители, друзья, девушка, в конце концов! Почему он приезжает на мой зов по первому звонку? Значит ли это, что я ему тоже, несмотря на все слова, на грубость и жесткость, небезразлична?
Я открываю рот, чтоб возразить и перейти к так необходимой сейчас откровенности, но он продолжает:
- Собирайся и вали к своему жениху, Принцеска. Я как-то устал уже от твоей грязи.
Его слова падают на меня, бьют, сшибают с ног. Жених… Он все это время знал про Расщепаева. Знал, и все равно приезжал, трахал меня. Господи, какой, наверно, распутной дрянью я смотрюсь в его глазах! Я понимаю, что надо сейчас возразить, рассказать, в конце концов, я же не виновата! Не виновата!
Но Лешка просто подходит ко мне, поднимает за локоть, сует в руки платье:
- Давай. Зря я вообще тебя с того шалмана вытащил. Тебе там хорошо было, куча желающих поваляться с тобой в грязи. А то, может, и тройничок замутить. Судя по тому, как ты с той бабой лизалась, ты вообще не против.
- А ты, я смотрю, не можешь про это забыть, да? Понравилось? Так чего терялся, надо было ее тоже на плечо – и в логово, чего ж ты только меня-то? А?
Я не плачу, нет. Натягиваю платье, топаю к двери. Обуви на мне нет, осталась в клубе, но и пофиг. Трусов тоже нет. И тоже пофиг.
- Погоди, такси вызову, - коротко говорит Лешка, не реагируя на мое хамство, но я лишь усмехаюсь презрительно:
- Не надо. Сама разберусь. Или жениху звякну, ты прав.
При упоминании жениха лицо его деревенеет. А я кайфую от того, что удается его хоть чем-то цепануть. Сделать больно. Пусть ему будет больно! Не все же мне. Иду к выходу, открываю дверь. Очень хочется оглянуться, очень. Но нельзя. Еще из мифов Древней Греции помню, что оглядываться нельзя. Вот и не буду. В конце концов, сколько можно надеяться на кого-то? Пытаться за кого-то спрятаться? Все, взрослей , Алинка. Пора уже.
10. Леха
- Работаешь из рук вон плохо, - печатает Савин, - оставил фигуранта одного, не довел до конца. Те записи, что ты сделал, вообще нечитаемые, их наши лучшие эксперты не могут расшифровать, столько посторонних шумов. Тебя вообще, учили грамотно вести расследование? Или только мордобою?
Я молчу, безучастно разглядывая рабочий стол начальства. Этому трюку я научился от Зуба, вот уж кому каменная морда удается в совершенстве. Хотя, она у него всегда такая, даже притворяться не надо. Я его, пожалуй, только пару раз в ярости и видел, один из них тут , в этом рабочем кабинете, когда его женщину прихватили. Не очень приятное зрелище, честно скажу.
Я бы не хотел еще разок такое увидеть.
Смотрю на рабочий стол генерала, слушаю его бурчание по поводу моего последнего проеба, это как раз, когда я оставил Говнюка рожей в креветках и свалил Принцеску вытаскивать из кабака. Как всегда, в последние два дня, от одних воспоминаний об этом одновременно ноют зубы и стучит сердце.
Плохая реакция, очень плохая. Неправильная. Сразу перед глазами личико Принцески, ее глаза, когда я ей те гадости говорил… Огромные глаза, темные такие. И слезы в них.
Она думала, я не замечу, наивная.
Я пожалел сразу же, как только сказал… Но, проклятый характер, гадский! Не тормознул. Ее не тормознул, босую, когда из дома моего выбегала. До сих пор от этого тошно. И хочется себе, мудаку, по роже накидать. Какая бы она дрянь не была, моя Принцеска, но она – моя. Моя, блять! Я ее трахал, я к ней по первому зову два гребанных месяца мотался! А потом… Ну а что, потом?
С другой стороны, сколько это могло продолжаться? Я же живой, не железный. А она… Она не просто баба, которую можно иногда трахать без эмоций. Она – Принцеска чертова. Папина радость, мамина гордость… Заблокировала меня опять, не дозвониться. В инсте бы написал, но она там вчера выложила фотку с темноволосым утырком, слюнявящим ее шею. Я телефон не разъебал о стену по чистой случайности, попал в спинку дивана. И запретил себе про нее думать. Идиотом каким-то стал, Леха, дебилом. А все из-за чего? Верней, из-за кого? Из-за сладкой киски? Из-за нежной Принцески? Нет уж. Хватит, настрадался херней. И так черту пересек, это счастье еще, что генерал не спалил, а то вообще пиздец был бы необоримый…
- Кроме этого, последние твои отчеты вообще никакой критики не выдерживают…
Савин продолжает бубнить, одновременно что-то просматривая на экране рабочего компа и перекладывая бумаги на столе.
Я терпеливо жду, когда ему надоест, наконец, страдать херней, и начнется конструктив. То есть, распоряжения о дальнейших действиях. Для того меня и позвали сюда.
