Мышцы горы тут же пришли в движение, группируясь перед захватом. Моих навыков хватило бы остудить пыл самца, но кто я такая, чтобы мешать первобытным замашкам мужчины?
Позволив затянуть себя обратно на кровать, я даже пискнула в полете, вцепившись в широкие плечи. Оказавшись добровольно уложенной на лопатки, я с волнительным трепетом заглядывала в чернеющие глаза нависшего надо мной мужчины.
— Ты не можешь оставить меня с ним наедине, — притворно свел брови Тим, и в мое бедро уперлась тяжелая, горячая эрекция.
Последовавшие нежные поцелуи в шею и жаркое дыхание спровоцировали целое цунами мурашек. И я бы с удовольствием осталась бы и на день, и даже на всю жизнь, если бы в его глазах было еще что-то помимо животной страсти. А так… как говорит моя подруга Санька: «Самое главное — наживкой не накормить досыта».
— Это была самая чудесная ночь в моей жизни, но мне действительно нужно идти, — прошептала я, оттянув за лохматые вихры искусителя.
— В моей тоже, малышка. Самая потрясающая. Поужинаешь сегодня со мной? — нехотя откатившись на край кровати, спросил Тим.
Повернувшись ко мне крепкими круглыми булочками, Тим неспешно натянул брюки на голый зад и, расправив по-королевски плечи, двинулся провожать меня к двери.
Дорога на машине Тима с его водителем до базы «Borzz» заняла больше часа. Только я в своих мыслях этого времени и не заметила. Улыбаясь как ненормальная, глядя на пролетающие пейзажи словно с туманной пеленой на глазах.
У въездных ворот меня уже ждал папа. Широко расставив ноги и сложив руки-базуки на груди, смотрел своим фирменным прищуром, как я выхожу из незнакомой машины во вчерашнем маскарадном костюме. Перекреститься не помешает.
Счастливое сияние моих глаз сегодня не затмило бы и солнце, и уж тем более его невозможно было скрыть от моего проницательного папули. Поэтому я и не пыталась, буквально впорхнув в любезно открытые ворота.
— Здравия желаю, Александр Вареньевич! — намеренно извратила я его отчество, как делает мама, когда папа сердится. — Что с настроением?
Обрисовав в воздухе его хмурую моську, поинтересовалась я, будто не догадываюсь о причине его недовольства.
Оглядев меня с пучка на голове и по самые шпильки, папа съязвил:
— В восторге от твоей боеготовности, боец! Через пять минут оперативка, потом выезд! Ты на этих шпильках по грязным котлованам скакать будешь?
Судя по настроению дорогого родственника, допрос с пытками отложен, но не отменен.
— На них, родимых. Авось нефть найду, если топну посильнее, — оскалилась я в ответ, вышагивая рядом с отцом в сторону казармы.
Мой папа обладает впечатляющей репутацией, и его авторитет был непререкаем, поэтому все бойцы, попадавшиеся навстречу, вытягивались в струнку, приветствуя своего командира. Я же лучезарно улыбалась, чувствуя, как внутреннее тепло прошедшей ночи словно бронь рикошетит от меня любые негативные эмоции.
— Надеюсь, я так же буду улыбаться, услышав доклад о твоих ночных приключениях, Милена, — грозно скосил на меня глаза папа, отворяя дверь.
Возможно, он и рапорт бы запросил с подробным описанием, но неожиданно в жизнь нашего агентства, состоящего сплошь из высококвалифицированных и вымуштрованных бойцов, ворвалось нечто.
Это нечто было ростом метра два, в белых ночных кальсонах и домашних пушистых тапочках. Небрежно перекинув полотенце через тощее плечо и громко попивая кофеек из большой кружки, этот поистине храбрый боец ограничился только скупым:
— Здрасте, — и, шаркая тапочками, продолжил нести тяготы и лишения с непоколебимой стойкостью и хладнокровием.
Папа, никогда не видевший такого, мягко говоря, был шокирован. Так, что пару раз моргнул своими пушистыми ресницами, словно отгоняя видение.
Мой братец Мирон появился как раз вовремя, успев пресечь превышение полномочий командира в воспитательных целях.
— Что это за самородок? — гаркнул Александр Борзов, излучая килотонны гнева из глаз цвета грозового неба.
— Герман Дубов. Макар его нашел, говорит, ценный кадр, — спокойно ответил Мирон, даже ухом не повел на папин рык.
Появление Германа в нашем сплоченном коллективе было ярким и впечатляющим для всех, кроме меня. Я витала в облаках до окончания оперативки, прослушав львиную часть информации.
В моей голове напрочь застрял один бородатый парень. Тело охватывало жаром только от воспоминаний его прикосновений. Горячей, гладкой кожи оливкового цвета, мягких вкусных губ, жадных рук и пылающего взгляда.
Глава 5
Ощущения с утра были странные. Не считая взлома собственного кабинета, вроде ничего необычного не произошло прошлым вечером. Отчего же тогда я чувствую себя заново родившимся?
Будто не с красавицей ночь провел, а напился в стельку и, на всей скорости врезавшись в стену, обнулился. Совсем недавнее прошлое, жизнь в Лондоне, бизнес и невеста стали будто из параллельной вселенной. Воспоминания покрылись серым туманом, мелодичным смехом русской красавицы.
Уже не вызывал удивления «Сюртук», как я мысленно называл семейного доктора, не запомнив его имени. Пока он возился с моими травмами, дед продолжал вводить меня в курс своих дел.
— Кожгалантерейную фабрику я продал, она давно стала убыточной. Клуб тоже едва держится на плаву, можешь и его продать. Доходов, что приносят торговый центр «Царские ряды» и склады, хватит и тебе, и твоим правнукам. Хотя и с ними возни хватает.
Борис продолжал вещать и когда «Сюртук» откланялся, а его место занял цирюльник, вполне, кстати, современный. В то время, что он приводил мою бороду в порядок, дед в прямом смысле забивал мне голову огромным количеством информации, быстро переварить которую я сейчас был не в состоянии.
— Клуб продавать не буду, есть у меня несколько идей, как сделать из него топовое заведение.
Еще в студенческие годы мой самый близкий друг Энтони Паркер открыл самый бомбический клуб на самом роскошном горнолыжном курорте Сант-Мориц. И я принимал непосредственное участие в открытии и дальнейшей работе. До тех пор, пока одна двуликая дрянь не решила оборвать жизнь Энтони ради одного миллиона долларов.
— Дело твое, Тимур, — по-доброму, но при этом хитро прищурил глаза Борис.
Да уже и мне самому понятно, что отказываться я уже не собираюсь. Ни от наследства, каким бы проблемным оно ни было, ни от возможности чаще приезжать в Москву.
Еще недавно я считал, что не хочу больше перемен в жизни — хватило с лихвой. Но, оказывается, всего одна встреча способна заставить нас изменить любое, даже самое железобетонное, решение.
Только к вечеру дед выдохся и пригласил меня разделить с ним ужин. В доме Бориса работает около дюжины домашнего персонала, и его режим отлажен, как швейцарские часы.
— Дед, можешь порекомендовать хороший ресторан у вас в городе? — уплетая добрую порцию тушеных овощей с форелью, приготовленной на гриле, спросил я.
Кухарка, хлопотавшая вокруг нас, схватилась за сердце и побледнела, словно проиграла в кулинарной битве века.
— Разумеется, вкуснее, чем дома, я найти ничего не рассчитываю. Мне нужно встретиться с одной знакомой, — поспешил я добавить, дабы Сюртуку не пришлось снова тащить сюда свой саквояж и откачивать бедную женщину.
— Я тебе скажу одну вещь, только ты не обижайся, Тимур. Все Царевы были однолюбами и от своих женщин на сторону не бегали. Измены — удел слабых и глупых, не способных разобраться в себе и своих отношениях. Я видел твою невесту Холли. Не могу сказать, что она произвела на меня приятное впечатление, слишком… фальшивы эти ваши евро-улыбки. Но, раз ты определился, раз готов жениться, то не распыляйся. Красивых женщин будет еще много — но настоящая, верная, любящая только одна.
Давно я отвык от нравоучений, тем более был не готов услышать их от того, кто сам в моей жизни нарисовался двадцать лет спустя. Спорить я, конечно, не стал, тем более просвещать деда об истинной роли Холли в моей жизни. Узнай он, на что я подписался, его хватит очередной микроинсульт.
