Меня от всего этого тошнило.
— Ты должна вернуться домой, — сказала мама без дальнейшей преамбулы.
Грудь сдавило, и я так крепко сжала телефон в руке, что перекрыла ток крови к этой части тела.
Я молчала, не доверяя своему голосу, и глубоко дышала через нос. Я не осмеливалась посмотреть на Брукса, который, догадываюсь, с любопытством наблюдал за мной. Он понятия не имеет об эмоциональной мине, на которую я наступила, просто ответив на звонок. Я не посвятила его в ту часть своей жизни, которую упорно пыталась скрыть от него.
— Бри! Ты слышала меня? Это важно. Иначе я не стала бы беспокоить тебя звонками, — сказала она резко, причиняя мне боль правдой своих слов.
— Зачем? — спросила я, наконец, прочищая горло от огромного кома, который там сформировался.
Мама раздраженно фыркнула мне в ухо.
— Ты серьезно? Мне правда нужно напоминать тебе, что будет на ближайших выходных? — спросила она с ненавистью.
Комок растворился в потоке моего гнева. Дерьмо, нет, я не забыла! Забвение никогда не станет выходом для меня. Она не единственная, кто потерял Джейми. Но мои родители вели себя так, будто только они одни горевали о потере пятнадцатилетней девочки, которая слишком рано исчезла из нашей жизни.
— Нет, мам. Я не забыла, — ответила я сквозь зубы. Мне хотелось кричать и бушевать от ее полного равнодушия к моим чувствам. Но Обри Дункан мастер сдерживать эмоции. Я должна быть такой. Единственный способ, благодаря которому я справляюсь.
— Местный подростковый центр проводит торжество в память о Джейми Мари, и они хотят, чтобы мы были там. Твой отец планирует сказать какую-нибудь речь. Там будут газетчики и телевизионная команда. Вся семья должна присутствовать при этом. Слова моей мамы были окончательными, не допускали ни одного аргумента.
Предполагается, что я подчинюсь, не задавая вопросов.
Но я не стану.
Я не могу.
Несмотря на то, как сильно часть меня хотела залатать зияющую пропасть в моей семье, я не могу вернуться в Маршал Крик. Не могу вернуться в двухэтажный кирпичный дом, где выросла. Не могу пройти мимо запертой двери, которая никогда снова не откроется.
Ни в коем случае.
— Я не могу этого сделать, — сказала я тихо, уже приготовившись к скандалу.
— Ты не можешь этого сделать? — зло переспросила мама.
Я покачала головой, хотя мама не могла видеть меня.
— Ты говоришь мне, что не вернешься домой ради поминок о твоей малышке сестре? Ты не можешь выделить пару дней из своей жизни, чтобы почтить память своей сестры? Ты, из всех людей, должна понимать, как это важно. Ты должна это своей сестре! Голос мамы надломился, когда он перерос в пронзительный визг.
Я закрыла глаза и попыталась не дать ненависти овладеть мной. Ненависти к моей матери, которая никогда не позволит мне забыть, как я не уберегла Джейми. Ненависти к наркотикам, которые забрали мою сестру раньше времени. Ненависти к дебильному придурку, который дал их ей.
И, прежде всего ненависти к себе.
Эта ненависть яростно тлела в моем животе. Она всегда была здесь. Никогда не уходила. И мама знала, как разжечь ее и превратить в полномасштабный лесной пожар.
— Мне пора идти, мам, — сказала я, не пытаясь ни объясниться перед ней, ни сказать ей, что возвращение в Маршал Крик было бы сродни снятию повязки с раны, которая только начала заживать. В этом нет смысла. Мама не стала бы слушать.
Может быть, я и была эгоисткой. Может быть, я должна была заставить себя поехать домой. Но я просто знала, что это не закончится так, как этого хотелось бы мне. Я не смогу поехать туда и почтить память Джейми так, как она того заслуживает. Потому что эти поминки по моим родителям и их отказу отпустить сущность человека, которым моя сестра не являлась.
— Не могу поверить, что ты настолько эгоистична, Бри, — выплюнула мама. Механический щелчок подсказал мне, что она завершила вызов
Я бросила телефон на кофейный столик, собрала свои учебники и записи, и засунула их в рюкзак.
— Что это только что было, Обри? — обеспокоенно спросил Брукс.
— Ничего, — сухо ответила я, хватая пригоршню карандашей и маркеров, и затем бросила их в сумку.
Брукс схватил меня за запястье, успокаивая меня.
— Не похоже на ничего. Ты выглядишь так, будто собираешься пойти и сброситься с моста. Какого хрена это было? — спросил он решительно.
Я невесело рассмеялась.
— Тише, Брукс, будем надеяться, тебе никогда не будет нужды отговаривать меня прыгать с уступа. Твои методы де-эскалации суицида — отстой.
Я повесила рюкзак на плечо и схватила ключи.
— Но ты отмалчиваешься. Ты собираешься стать консультирующим психологом, Обри. Ведь знаешь же, как важно говорить о вещах и не держать их в себе. Именно это приводит к тому, что кто-то берет автомат УЗИ, отправляясь в Макдональдс. Друзья не позволят друзьям стать убийцами кучи народу — дал забавный ответ Брукс.
Я закатила глаза.
— Почему бы тебе не испытать бесплатную психотерапию на тех, кто в этом нуждается, — рявкнула я, действительно стараясь не вылить свое разочарование и горечь на него. Но он здесь, а моя враждебность близка к тому, чтобы стать термоядерной.
— Хорошо, об откровенности не может быть и речи. Просто скажи мне, куда, черт возьми, ты направляешься. Ты немного пугаешь меня, — сказал Брукс.
Я наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Прекращай так беспокоиться. Я в порядке. Просто забыла, что мне надо взять книгу в библиотеке для моего доклада по социальной психологии, который будет уже через несколько недель. Вернусь через час или около того. Ты можешь побыть здесь, если хочешь. Рене не будет допоздна, — сказала я ему, пытаясь быть настолько беспечной, насколько это возможно.
Мне просто нужно выбраться отсюда. Я должна пройтись, освежить голову. Обвинения мамы крутились там, угрожая выпустить на волю мои тщательно запрятанные воспоминания.
Я должна двигаться. Должна занять себя. Мое самообладание требует этого. Сидеть и готовиться к занятиям вместе с Бруксом не вариант. Мне нужно сменить обстановку. За эти годы я тщательно продумала и разработала механизмы адаптации для борьбы со злостью, которая поселилась в моей голове.
— Хорошо, не важно, — сказал Брукс, хватая свои вещи. Я знала, что он зол на меня. Уже не первый раз он пытается «перелезть через мою стену». Это было частым источником конфликтов, когда мы встречались. Он просто не понимал, что никто не мог преодолеть огромный барьер, который я создала. Он должен перестать пытаться.
— Позвоню тебе позже. Может, мы сможем поужинать, — выдвинула я единственный вариант примирения, который могла предложить ему. Не хочу, чтобы он злился на меня. Он один из моих лучших друзей, единственный мой друг, но хотя я не могу довериться ему так, как ему хочется, он, тем не менее, важен для меня. И мне нужно, чтобы он это знал.
Брукс напрягся и отвернулся от меня.
— Вероятно, я буду занят, — ответил он резко, направляясь к двери.
Я схватила его за руку, прежде чем он покинул мою квартиру.
— Брукс, я та, кто я есть. Ты знаешь это. Не злись из-за того, что я не могу быть человеком, которым ты хочешь, чтобы я была, — умоляла я устало.
Его плечи опустились, он накрыл мою руку своей, и сжал ее, прежде чем уйти.
Эмоциональное истощение угрожало уничтожить меня. Так что, прекратив думать о Бруксе и своей матери, я поспешила выйти из дома на улицу. Рутинные движения по знакомым дорожкам по направлению к кампусу сделали именно то, что мне нужно. Я почувствовала, как затянутые узлы ослабли, и ноющая боль в сердце была уже не так сильна.
Отправившись в библиотеку, я нашла нужную книгу. Я целенаправленно возвращала все смещенные кусочки на место, туда, где они и должны быть. Зашла в уборную, пригладила волосы и подправила макияж.
Покинув библиотеку, пошла через кампус к общему блоку. Я заметила нескольких ребят с ведрами белой краски у стены с граффити. Замедлила шаг и наблюдала, как они взяли гигантские ролики и начали закрашивать яркий рисунок, покрывая его однотонной нейтральной белой краской.
