class="p1">– Не играй с огнём, девочка, можешь обжечься, – смотрит прямо в глаза. Затягивает своими зелёными омутами. – Моё терпение не резиновое, и оно вот-вот лопнет.
– Вот и отлично, пусть разорвёт вас на куски… – договорить мне не дали.
Сильная рука сжимает моё горло, а лицо передо мной багровеет от злости.
– Ты слишком много болтаешь, это выводит из себя, детка, – шипит угрожающе, обдавая горячим дыханием мои губы. – Запомни: пока на тебя нацелился я, никто не смеет в твою сторону даже смотреть, не то что касаться. Рядом с твоим Димой окажется любой, кто посмеет к тебе приблизиться. И скажи спасибо, что на больничной койке, а не в гробу. Пока что.
Отпустил меня так же резко, как и схватил. Я чуть ли сознание не теряю и, жадно хватая воздух, потираю шею, что горит огнём. Умом понимаю, что мужчина не шутит, и, правда, играть с огнём не стоит, но упрямая девочка внутри меня не желает сдаваться.
– Я не ваша собственность, и ни на что согласие не давала, так что вы не имеете права…
– Мне твоё согласие не требуется. Ты будешь моей так или иначе. Сама к ногам бросишься и молить будешь.
– Никогда! – почти кричу я.
– Голос понизь, – рычит, выстрелив в меня взглядом. – Ты уже моя! И так будет, пока мне не надоест. А теперь свободна, – отмахивается, как от надоедливой мухи.
А я только сейчас понимаю, что машина давно стоит на месте, а главное – у ворот моего дома, на потеху всем соседям. Задыхаясь от негодования и не найдя больше слов, я нервно дёргаю ручку двери, чтобы выйти и убежать подальше от него. Но чёртова ручка не поддаётся, и я, словно рыба, выброшенная на сушу, бьюсь в судорогах, чувствуя, как ком обиды в горле не даёт дышать.
Власов наклоняется, почти ложась на меня всем своим весом, окутывая чёртовым запахом морского бриза, будто меня бросили с высокой скалы в прохладную воду.
– С ней надо нежно, – шепчет у самого уха и одним ловким движением открывает дверь.
Вместо того, чтобы выйти и сбежать, как и планировала, я, как заворожённая, смотрю в зелёные омуты и не нахожу сил даже вдохнуть. Сжатая челюсть и похоть в его глазах действуют на меня, как гипноз. Тело и вовсе бросает в дрожь, а кожа покрывается мурашками, когда его ладонь оказывается на моём бедре. Сначала нежно гладит, а потом сжимает до сладкой боли, и вместе с этим движением у Власова учащается дыхание. А заодно и моё.
Облизав пересохшие губы, я пробуждаю зверя. Арман набрасывается на на них так, словно перед быком помахали красной тряпкой – сминает, кусает и врывается языком в мой рот, как к себе домой.
Из моей груди предательски вырывается полустон-полувсхлип, и, потеряв голову окончательно, я, обмякнув, начинаю отвечать на поцелуй.
Лиза
Словно тряпичная кукла, я позволяю делать с собой всё что угодно. А Власов, ничуть не стесняясь, пользуется этим. Его горячие ладони ласкают каждый уголок моего тела, губы творят что-то нереальное, притягивая меня ко дну вулкана, в котором я сгораю.
Голова приятно кружится, по венам течёт горячая лава, а внизу живота затянулся узел, что вот-вот взорвётся от напряжения. Дрожу, как лист на ветру, и вздрагиваю каждый раз, когда Арман кусает мою губу, одновременно сжимая моё бедро.
Просунув вторую руку за мою спину, он резко притягивает меня и усаживает к себе на колени. Не дав возможности даже вздохнуть, Власов снова пленит мои губы. Накрывает ладонями мою попу и, сжав до сладкой боли, вжимает меня в свою твёрдую грудь. Из моей груди рвётся протяжный стон, когда он поднимает руки и пробирается прохладными пальцами под мою футболку.
Откуда-то раздаётся клаксон – словно обухом по голове. Я тут же прихожу в себя и разрываю сумасшедший поцелуй. Фокусирую взгляд на мужчине, у которого я сижу на коленях, так и не убрав руки с его шеи. Его довольная ухмылка, глаза наполненные победой и весь его вид кричит – а я говорил!
Отрезвляет меня.
Убираю руки с этого совершенного тела, замахиваюсь, намереваясь влепить ему оплеуху. Но руку перехватывают в воздухе до того, как она приземляется на его щетинистую щёку.
– Не в этот раз, детка, – довольно улыбается, сжимая моё запястье до красных пятен.
– Козёл! – шиплю я на него и порываюсь слезть с его колен.
Он продолжает меня держать, а я ёрзаю, как идиотка, толкая и царапая его. Добиваюсь только того, что оказываюсь ещё ближе к нему, а этот козёл этим только забавляется. Упираюсь руками в его грудь, но вспотевшие от напряжения и волнения ладони скользят по шёлковой рубашке, и… О, чёрт!
Убираю руки от него, словно ошпаренная. Чувствуя, что краснею как рак, поднимаю глаза на Власова, который едва сдерживает смех.
Я коснулась его… члена! Господи, какой стыд!
Находясь в каком-то замешательстве, я будто выпадаю из реальности, а Арман, устраивая свои руки на моей заднице, притягивает так, чтобы я оказалась прямо на… нём. Твёрдый, словно камень, и… и он… просто огромный! По телу пробегают волнительные мурашки, а уши буквально пылают от стыда.
– Чувствуешь, что ты со мной делаешь? – хриплым низким шёпотом спрашивает он на ушко и всасывает мочку.
Едва нахожу силы, чтобы не застонать, не закрыть глаза, не запрокинуть голову назад и позволить ему сделать хоть что-то, чтобы унять это невыносимое напряжение во всём теле.
– Отпусти… те меня, – жалобно, неуверенно прошу я.
– Нет! – отрезает уверенно, продолжая удержать за попу и раскачивая меня вперёд-назад, заставляя тереться о его член.
С трудом удаётся дышать, но ещё труднее сдерживать рвущиеся наружу стоны, которые всё же вырываются из моей груди в виде судорожных всхлипов.
Ты моя! – проносится в голове.
Нет! Нет! Нет!
“Могла один раз раздвинуть ноги…” – слова Димы как гром среди ясного неба. И воспользовавшись маленькой заминкой Власова, когда он прикрыл глаза, шумно дыша, я спрыгиваю с его колен. Тут же, пока он не спохватился, вылезаю из автомобиля и несусь со всех ног к дому.
В спину мне раздаётся низкий рык, а потом едва слышный смешок. Не оборачиваясь, я добегаю до калитки и дрожащими пальцами открываю её.
– Елизавета? – навстречу выходит бабушка, вытирая руки о фартук.
– Бабуль, не сейчас, – говорю не своим голосом, отмахиваюсь и скрываюсь в доме.
Забегаю в свою комнатушку, сажусь на старую кровать, подтянув колени к груди и прилипнув спиной к стене.
Какая же
