и иду к своему месту. К черту сейчас правила и этикет. Тогда я готов был сделать для нее невозможное, но она сама захотела к себе такого отношения. Я же не должен был встречать ее объятиями и радоваться, что мне уделили десять секунд королевского времени. Ей надо — она ждет. По-другому меня теперь не интересует. У нее был выбор. Она захотела так.
Слышу за спиной шаги. Она идет. Покорно. Тихо. Неуверенно. Словно боится, что я буду сейчас издеваться и вспоминать прошлое. Нет. Не буду. Я и вспоминать о нем не хочу. Расстегиваю пиджак, чтобы удобнее было сидеть, и усаживаюсь в кресло, разворачиваясь к ней. Облокачиваюсь одной рукой о стол и прикусываю костяшку на указательном пальце.
Она аккуратно прикрывает за собой дверь и остается там же. Дальше не идет. Будто боится, что если приблизится ко мне, то первой даст слабину и покажет то, что я видеть не должен.
Оба молчим, нагнетая давление в нашем вакууме. Она тихо сглатывает собравшуюся слюну и, облизнув губы, первой приоткрывает рот.
— Привет, — подает тихий голос. Совсем на нее не похоже. Любой другой на ее месте выглядел бы сейчас виноватым и извиняющимся, но я знаю, как она умеет вызывать к себе жалость, поэтому не спешу клевать на ее удочку.
— Здравствуй. — Я не хочу поддерживать ее и делать вид, что мы остались друзьями. Ими мы, однозначно, никогда не станем. Этот вариант я даже не рассматриваю. Или со мной или вдалеке от меня. Со мной она не выбрала сама, значит, наш вариант очевиден.
Она первой отводит взгляд, признавая, что проиграла. Хотя, это может быть просто очередная уловка.
— Ты теперь директор? — мы не виделись два месяца и вместо того, чтобы спросить, как я, она интересуется моим статусом. Словно это в корне может все поменять. Конечно, я же уже не простой менеджер. Вот она и прокололась. За маской несчастья и вины всего лишь желание узнать, сколько на моем счету теперь денег.
— Правду говорят, что люди не меняются. Для тебя как был важен статус, так и остался.
Она вздыхает, приоткрыв рот, и опускает плечи и глаза. Едва качает головой и пытается оправдаться.
— Я правда рада за тебя. — Правду я бы, действительно, хотел услышать. Но не эту, а настоящую. И то — только затем, чтобы утолить любопытство. Ее личная жизнь меня не касается и второй раз я не поведусь на это. — Алиса сказала, что я могу забрать у тебя ключи от ее квартиры.
Можешь. Но меня так и подначивает съязвить.
— А что так? Китайцу не по душе твое жилье? И ты хочешь показать, насколько богатая и сколько у тебя квартир?
Ох, настоящая Лера ответила бы мне на этот вопрос, но сейчас девушка передо мной мнется и молчит. Чего она хочет от меня своим обманом и что скрывает? Не могу понять.
— Можешь просто отдать ключи?
Смешно даже, что думает, будто я поверю в ее невинность. Вытаскиваю ключи и протягиваю на ладони. Ей только остается подойти и забрать их. А мне рассмотреть ее поближе. Бледная кожа и большие голубые глаза.
Дьявол. Почему нельзя просто забыть человека и не реагировать никак на него. Заставить мозг не думать об этих губах и очертаниях груди. Почему она не перестала быть такой охрененной в моей голове.
Она могла быть взять связку ключей за колечко, но берет так, чтобы коснуться моей ладони. Черта с два я покажу тебе, как бы хотел сейчас усадить к себе на колени и сделать что-нибудь такое, чтобы секретарю стало стыдно.
Мне кажется, даже воздух вокруг нее дрожит, так она волнуется. “Прощай” еле шепчет, теряя голос. Главное, чтобы не решилась попросить прощение, потому что я не хочу это слышать и думать потом, почему я выгнал ее из кабинета.
Она решает эту проблему сама. И уходит. Надеюсь, навсегда. Хочу и не хочу одновременно. Да что за гейша голубоглазая, или в Китае всех этому обучают, кто ступает на их землю. Не делает ничего, а душу выворачивает наизнанку своей покорностью. Тело заводит свой осанкой и попой.
Надо найти кого-то, наконец, чтобы забыть ее, стереть, а воспоминания заменить новыми ощущениями.
Она так резко разворачивается возле двери, что я едва успеваю снова сделать невозмутимое лицо. И уж совсем ставит меня в тупик своим предложением поработать со мной.
Неужели отец узнал про меня и она тоже? Тогда бы тут уже бумаги летали ворохом, а она не стояла в полуобморочном состоянии. Или — это снова такая игра? И у нее роль жертвы…
Работать с ней будет, конечно, адски сложно. Особенно — держать себя в руках. Но, с другой стороны, дочь врага у меня на глазах. Нет ничего интереснее, чем следить за ней и предугадывать шаги, опережая их.
Да, обманщица, беру тебя в игру.
Лера
Я тереблю в руках талончик к гинекологу. Складываю его пополам. Потом еще раз пополам. Потом снова раскрываю. Не знаю, сколько раз так уже сделала, но на бумаге отчетливо видны потертости.
Еще раз проверяю время — восемнадцать десять — и убираю в карман тонкий обрывок бумаги, чтобы совсем не порвать. Я уже минут десять, как должна была зайти, а там у врача кто-то застрял на приеме. Как будто талоны выдаются просто так, и их ценность только в упорядочивании очереди.
У меня нет даже денег на платный прием, приходится сидеть в муниципальной поликлинике среди таких же безнадежных особ.
Проверила на всякий случай карты. Все были заблокированы. Почему я раньше не додумалась открыть какой-нибудь левый счет? Хранила бы там что-то на такой вот случай. Может у мамы попросить? Или у Миши?
Но обычно мне давали какой-то аванс. Как мне работать и жить, если даже на проезд скоро не будет хватать, а зарплата в конце месяца?!
Почему это все происходит со мной? Как специально! Все в один день рухнуло и нет никакой зацепки, как это исправить и что делать?
Мой взгляд невольно приклеивается к
