Поджимаю губы, скрещиваю руки на груди, пытаясь унять колотящееся сердце. Хоть как-то унять бушующую бурю чувств в своей груди. Будто давление на грудную клетку хоть на долю облегчит боль. Я качаю головой, не зная, какие слова подобрать. — Зачем, Макар? Что за игру ты снова затеял?
Я опускаю взгляд на белую плитку под ногами. Смотреть в лицо Макару больше нет сил. Даже видеть его широкие плечи больно. Ведь я на мгновение поверила, что парень искренне извинился. Я, как последняя идиотка, поплыла. Распустила розовые сопли. Увидела розовых пони, скачущих на радуге.
— Мне нужна твоя помощь, — бескомпромиссно. Резко. Обрывисто.
— Я должна согласиться? — вскидываю в насмешке брови. — С какой радости, Макар?
— Потому что у тебя нет выбора, — я вижу, как он пожимает плечами.
— Да ты что, — я усмехаюсь зло. — Сейчас, разгон возьму и пятки салом намажу, — иронично говорю я. Благодарю всех богов за то, что голос не дрожит. Хотя глаза наполняются слезами, которые готовы вот-вот сорваться с ресниц.
— Малышка, — он делает огромный шаг вперёд, преодолев расстояние между нами, — ты, быть может, забыла, но у меня есть очень интересные фотографии. Твои фотографии, — рукой резко задирает мою ветровку вместе с футболкой. Кладёт её на поясницу, ведёт вверх по позвоночнику, остановившись на лопатках. Резко дёргает меня на себя. Впечатывает в свою грудь. Я голову задираю, смотря в его насмешливое лицо, за которой он скрывает своё напряжение.
— И что с того, Макар? — усмехаюсь я. — Что с того? Снова экран выведешь?
— Малыш, — он наклоняется настолько низко, что я вновь чувствую горячее дыхание парня на своём лице. Я идиотка! Но мои губы начинают ныть от желания, чтобы он меня поцеловал. Властно. Так же властно, как он сжимает волосы на моём затылке. Мне хочется прижаться к нему ближе. Дура! Я круглая дура!
— Не смей меня так называть, Серебряков! — я шиплю. Поднимаю дрожащие руки, кладу на его грудь и с силой впиваюсь в грудную клетку, сквозь слои одежды.
— Стерва, — он дёргается, но хватка на моих лопатках на ослабевает. А рука на затылке сжимается с такой силой, что мне становится больно. — Маленькая сучка, — он склоняется ещё ниже. Языком, мимолётно, едва касаясь, проводит по моей нижней губе. Меня прошибает. Я, кажется, даже подскакиваю на месте. Ноги подгибаются, и я начинаю оседать на кафель, из-за чего волосы, которые до сих пор в руке Макара, натягиваются до предела. Мне больно, но, чёрт возьми, от этого чувства становятся ещё острее. И томление в животе нарастает. Мокрая одежда холодит кожу, которая пылает от близости парня. Это создаёт сводящий с ума контраст. Я хнычу, когда рука исчезает из моих волос, и пальцы медленно, томительно медленно проводят за ухом, по скуле, задевают нижнюю губу, которой он только касался языком. Кончики пальцев щекочут шею, а затем резко дёргают язычок молнии вниз. Я вскрикиваю, когда ладонь парня обхватывает ноющую грудь. — Течёшь, как маленькая сучка. Уже хочешь меня.
Я вздрагиваю. И снова я не успеваю осознать, как моя ладонь опускается с силой на его щёку. Ладонь немеет. На щеке парня остаётся след от моей ладони. Он медленно, мучительно медленно поворачивает ко мне лицо.
— Я тебя ненавижу, Серебряков. Ненавижу! — кричу громко.
Макар убирает руку с моей груди и кладёт её на мою шею. Сжимает с силой. Мне перестаёт хватать дыхания. Ртом жадно пытаюсь поймать воздух.
— Точно также я держу тебя за горло, малышка, — шипит он мне в губы. Он цепляет с каждым словом мои губы. — Точно также. Если ты не согласишься, то я выложу все твои фотографии в интернет. И поверь мне, малыш, в этот раз о них никто так просто не забудет.
— Урод. Какой же ты урод, Серебряков! — хриплю я. И снова наношу удар по его лицу.
— Это значит, что ты согласна? — ухмыляется он, почти нежно проводя пальцем по моей щеке.
— А разве у меня остаётся выбор? — выплёвываю я.
— Нет, малышка, — ухмыляется. — Ни единого шанса, Макарова.
— Как же я тебя ненавижу, — всхлипнула я, горько разрыдавшись. — Ненавижу.
— А я и не прошу меня любить, — ухмыляется парень. — Только делать вид.
— Уйди, — я пытаюсь отвернуться, чтобы скрыть постыдные слёзы. — Уйди, Макар. Уйди, — я кричу. Мой голос эхом разносится по подъезду.
Парень медленно начинает отстраняться, пальцами проводя по щеке и стирая слёзы. Урод. Ещё и измывается надо мной. Дёргаю головой, ударяясь затылком о стену.
—Уйди! — я кричу, кулаками начиная колотить по его плечам.
— Нам нужно обсудить условия сделки, Настя.
Я начинаю задыхаться от слёз, жадно хватая ртом воздух, который никак не желает попадать в лёгкие. Лишившись поддержки, я рухнула на пол.
— Уйди, — хриплю я.
— Мы поговорим завтра, — говорит Макар, оставляя меня одну.
Настя
1, 5 года назад (начало апреля)
— Здравствуй, Настюша, — красивая женщина в строгом сером костюме и с пучком на голове, весьма дружелюбно улыбается мне. — Готова к знакомству с новыми одноклассниками?
Я переминаюсь с ноги на ногу и нерешительно киваю. Вру. Я совсем не готова. Я совсем не хотела переходить в другую школу, особенно в четвёртом семестре одиннадцатого класса. Но нам с мамой пришлось в срочном порядке уезжать в другой город. Мы сбежали от обезумевшего отца, который вдруг решил вернуть маму, спустя семнадцать лет после того, как бросил её беременной. А тут вдруг объявился под новый год. Подарками стал заваливать. И маму, и меня. Под подъездом караулить, потому что в дом мама его не пускала. Но когда он до полусмерти избил маминого ухажёра, который уже несколько лет топтался вокруг да около и устроил сцену ревности, ударив маму, она поняла, что нужно это прекращать.
Я нервно дёрнула юбку и стала кусать губы. Я безумно сильно боялась. Ведь за всю свою жизнь я впервые меняю школу.
— Не переживай ты так, — Наталья Юрьевна, как представилась мне моя классная руководительница, погладила меня по взмокшей спине. — Они у меня ребята дружные.
Я натянуто улыбнулась. Женщина коротко постучала в дверь, возле которой мы стояли, и первой вошла в