что мы больше не увидимся, — говорю я, выскакивая из машины. — И ещё, — засовываю голову в салон машины, — ещё хоть раз меня тронешь, в бубен получишь.
Макар усмехается. Резко подаётся вперёд. Затылок рукой обхватывает, вынуждая меня упасть внутрь, руками упершись в сиденье. Задержала дыхание, смотря на приближающееся лицо парня.
Настя
Я задерживаю дыхание, когда лицо Макара оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствую его горячее частое дыхание на своих губах. На щеках. На кончике носа. Тёмные глаза смотрят внимательно и до самых печёнок пронзительно. Макар смотрит мне в самую душу. Будто считывает все мысли и все эмоции, которые я так старательно пытаюсь от него скрыть. Ладошки сильно потеют, а ноги дрожат. Ещё пару мгновений и я плюхнусь на колени парня.
Рука на затылке надавливает чуть сильнее. И без того ничтожное расстояние между нами сокращается до миллиметра. Я уже чувствую жар кожи и влагу губ Макара. Выдыхаю прерывисто и глаза жмурю, ожидая поцелуя.
— Годы проходят, а ты по-прежнему глаза закрываешь, — хрипло говорит парень. Каждое сказанное им слово я чувствую губами. Каждое его слово отдаётся вибрацией в теле. В каждой клеточке. Будто слова, слетевшие с его губ, попали на мои. Впитались в кожу и медленно теплой волной вниз потекли. Обволакивая в кокон сердце, душу, каждую серую бабочку. Ниже и ниже, чтобы сконцентрироваться внизу живота. Сладкой и пугающей своей силой истомой. Желанием и безудержной страстью, направленной на этого парня. Когда смысл его слов доходит до моего расплавленного от его близости мозга, распахиваю глаза. Утыкаюсь взглядом в переносицу парня и слишком сипло для безразличного тона отвечаю:
— Годы проходят, а ты остаёшься тем же моральным уродом.
Заношу руку и опускаю ему на щёку. Парень дёргается, а рука с моего затылка исчезает. Вылезаю из машины и шиплю рассерженной змеёй:
— Я предупреждала, чтобы ты меня не трогал. Ещё раз приблизишься, пощёчиной дело не обойдётся.
— Стерва, — выплёвывает парень. — Шлюха, — слова бьют в разы больнее, чем если бы он дал в ответ пощёчину.
— Да как ты смеешь? — ненавижу себя за то, что в голосе звенят слёзы. — Как ты смеешь разбрасываться такими словами.
— Сосалась сегодня с этим уродом, а сейчас чуть не текла как сучка, ожидая моего поцелуя, — он выходит из машины, захлопнув с силой дверь, из-за чего машина покачнулась. Обходит по кругу и движется ко мне. Я пячусь, но путаюсь в ногах. Совершенно по-дурацки и не вовремя.
— Я буду целоваться с кем и когда хочу, Серебряков. Тебе до этого не должно быть дела! — я смотрю в его лицо снизу вверх, сидя на прохладном асфальте. Испепеляю его взглядом. Мечтаю прожечь в нём дыру, причинить хоть каплю боли. Той боли, что никогда не покидает мою душу.
— Как недолжно было быть дела два года назад, когда ты сосалась с Денисом за моей спиной? — склоняется и цепляет пальцами мой подбородок. — Тогда мне тоже до этого не должно было быть дела? Да? — мне больно от того, с какой силой сжимаются пальцы на моём подбородке.
Я не нахожу слов, чтобы ответить. Откуда он мог узнать об этом чёртовом поцелуе? Откуда? Но какое это имеет сейчас значение?
— Тебе вообще не должно было быть до меня дела, Макар, — шиплю я, вскакивая с земли. Стою, задрав голову и тыкая пальцем в его широкую грудь. — Никогда. Не два года назад, не сейчас. Ты поспорил на меня. Ты. Поспорил. На. Мои. Чувства. О чём может быть речь? — я кричу. Знаю, что слишком громко. Знаю, что могу разбудить соседей. Но мне выпал шанс высказать ему свою обиду. — С самого начала всё было ложью. Твои слова, которые ты мне лил в уши. Твои поступки. Твои подарки. И каждое свидание. Всё было ложью, — слёзы градом катятся по лицу. В груди выжирает душу боль. А серые бабочки вновь скрылись под пепелищем моей любви и моих чувств. — А знаешь, — я тряхнула головой и ухмыльнулась. Ехидно. Зло. И высокомерно. — Ты, наверное, не знаешь, но спор выиграл Денис, — Макар дёргается и бледнеет. Отшатывается назад. — Уверена, что он тебе не рассказал, но летом, после выпускного, сразу после ресторана мы поехали к нему. Знал бы ты…
— Закрой свой рот, — Макар с силой впечатывает меня в машину. Я больно ударяюсь спиной, но почти не чувствую этого из-за накрывшего адреналина. — Закрой свой грязный, — встряхивает за плечи.
— А то что? Ударишь? — с вызовом говорю я. — Не привык наш можористый мальчик проигрывать, да? — играю бровями. И всё бы нечего, да всю мою весёлость слёзы портят, которые никак не хотят останавливаться.
Макар кулаком бьют по крыше машины.
— Что же ты так небрежно к подарку родителей относишься? — цокаю языком.
— Шлюха, — выплёвывает Макар.
Наваливается на меня весом своего тела, рукой сцепляет мои руки спереди. Без особого труда. Будто играюче. Не замечаю моего сопротивления.
— А знаешь, я возьму то, что так долго откладывал, — вторая ладонь сжимает ягодицу сквозь шорты.
Самое поганое в этой ситуации знаете что? То, что от его прикосновений меня прошибает волной желания. Глупые и совершенно безмозглые бабочки метаться в животе начинают. Сердце ускоряет стук. И в животе закручивается тугая пружина. Прикоснись и хана.
— Убери от меня руки, — шепчу я, но парень будто не слышит. Губами прижимается к шее, увлажняя пылающую кожу. — Макар, — всхлипываю я, когда нетерпеливые пальцы касаются поясницы, — прошу тебя, не надо…
— Думала ли ты когда-нибудь, что тебя поимеют на капоте машины? Под окнами твоего дома, когда кто-то может выглянуть в окно?
Я опешила на мгновение. Забыла как дышать. Мне будто яд по венам пустили. Ледяную субстанцию, которая заморозила кровь. Я вдруг почувствовала, что ладонь заныла. Каким-то чудом я высвободила руку из его хватки и отвесила пощёчину.
А потом, сама от себя не ожидая, я зарыдала. Громко. С надрывом. Крепко зажмурившись.
— Пусти меня, — всхлипывала я. — Пусти. Пусти. Сейчас же пусти.
Макар отошёл от меня. Я по-прежнему продолжаю вжиматься в его машину, боясь открыть глаза. Мне так больно, что словами передать это невозможно. Меня корежит, рвёт на
