он протягивает мне ладонь.
— Разреши побыть твоим Адамом, — дерзкая полуулыбка на лице, пауза, затем он растягивает мое имя, словно пробует его на вкус, как какой-то деликатес: — Е-е-е-в-а-а.
Сглатываю, облизываю от волнения нижнюю губу и вижу, как его взгляд сразу же устремляется туда.
— Я… — Не знаю, что сказать, но машинально хватаюсь за его руку.
Он помогает мне подняться, но от головокружения я чуть теряю равновесие, и он тут же притискивает меня к себе.
— Не падай больше в море, русалочка, — ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках.
И когда я вижу его лицо, то млею. Каюсь, ямочки — это моя слабость, даже коленки подрагивают от бабочек в животе.
— Русалки — это утопленницы, — говорю как факт и поднимаю глаза выше и смотрю пристально в его. — А вас как зовут?
Жду, когда он скажет свое имя, чтобы хотя бы знать, кого благодарить за свое спасение.
— Думаю, после всего, что между нами было, можно и на «ты», не правда ли? — оглаживает мою шею кончиками шершавых пальцев, проявляя очевидный интерес.
— Между нами? — в панике опускаю взгляд вниз, но с облегчением замечаю на себе промокшую, но всё же одежду. С облегчением выдыхаю. А я уж подумала…
Сверху раздается мягкий, но басовитый смех мужчины. Поднимаю глаза, упираясь в грудь, и наблюдаю за тем, как она трясется. Затем вижу дергающийся кадык, мужественный подбородок и запрокинутую голову. У моего чернявого спасителя приятный голос, хочется слушать еще и еще.
— А ты бы хотела? — спрашивает, когда окончательно успокаивается, хотя изредка у него вырываются смешки.
— Чего? — уже не помню, о чем шла речь до этого.
С каким-то отчаянием наблюдаю за тем, как скатываются капли по чужому торсу. Сглатываю и отвожу взгляд. От греха подальше. Не пялься на него, Ева! У тебя есть парень, помни об этом. Любящий… Любящий ли?
— Чтобы что-то было, — улыбается, а у самого хитринки в глазах, затем шепотом добавляет: — Между нами.
— Нет! — поспешно вскрикиваю и делаю шаг назад, но снова не удерживаю равновесие и начинаю заваливаться назад.
В последний момент мужчина ловко хватает меня за предплечье и подтягивает к себе. От скорости и силы меня практически вдавливает в его грудь, за которой я так пристально недавно наблюдала.
— Осторожней, русалочка Ева, — хриплый баритон и поглаживание моих лопаток сквозь ткань неприятно влажной одежды, — ты уже который раз падаешь в мои объятия. Не кажется ли это судьбой, м?
Краснею, упираюсь ладошками в его тело, ощущая при этом исходящий от него жар. Или это я такая горячая? Случаем, не заболеваю ли?
— Я не пыталась, кхм, — прокашливаюсь, прочищая горло, — то есть да… не хотела я умирать… просто волны такие… шторм…
К концу мой голос и вовсе утихает.
— Ты про что? — приподнимает он в удивлении брови, а затем понимающе кивает: — А-а-а, понял. Не цепляйся к словам, девочка. И не будь такой ботаничкой, не углубляйся в мифы. В эту поездку я сорвал куш и обрел свою персональную русалочку, первую женщину в море. Еву.
У меня дергаются уголки губ, я еле сдерживаю себя, чтобы не ответить улыбкой на его улыбку. Молчу.
— Давид, — говорит он мне после значительной паузы, так и не дождавшись от меня каких бы то ни было слов.
— А где же Голиаф? — не могу упустить возможность, чтобы постебать этого шутника в ответ.
Он усмехается и щелкает меня по носу.
— Идем, — разворачивается и, подойдя к шезлонгу посреди палубы, берет в руки лежащее там полотенце.
Осторожно делаю шаги в его сторону, осматриваясь по сторонам и обхватывая себя руками. Только сейчас понимаю, что ветер, усилившийся к ночи, так сильно обдувает, что неприятно холодит кожу. После ледяной воды недолго и подхватить простуду. Зубы беспрерывно стучат с мелкой и быстрой частотой, отбивая барабанную дробь.
— Я предпочитаю часть про его соблазнение Вирсавии, — добавляет, споро растирая меня полотенцем.
Мы находимся посреди моря, вдвоем, на его, видимо, яхте, окруженные только глубокими водами и темнотой ночи. Романтика. В другой ситуации клюнула бы на его флирт, но я лишь криво усмехаюсь, почти дословно помня эту легенду. Знал бы он, насколько сейчас близок к истине. Только вот Вирсавия была замужем, я же просто нахожусь в отношениях. Но сердце отчего-то колотится. То ли от его сумрачного темного взгляда, то ли от воспоминаний концовки этих двух историй — Ева и Адам вкусили запретный плод и были изгнаны из Рая, Давид соблазнил чужую жену и обрек династию на раздоры.
Трясу головой, выкидывая бредовые мысли из головы. Тогда я не знала, что и мы станем воплощением такой легенды… В летописи наших семей… Вот только будет ли у нас счастливый конец? Или мы так же обречены на страдания?
***
Раздается шум со стороны коридора. В проеме появляется знакомое лицо экономки.
— Стефания Леонидовна, дети капризничают, просят маму, — говорит виноватым тоном, слегка опустив вниз голову.
— Я сейчас… — хочу сказать, что уложу детей и вернусь, но тут неожиданно рука мужа хватает меня и насильно усаживает обратно.
— Я сам схожу, Ев, а вам, — приподнимает брови, кивком головы указывая на отца, — нужно поговорить.
Чувствую, как бледнею от пристального внимания к этой сцене родных, оттого порыв Олега не кажется мне странным. Будь я в иной ситуации, то удивилась бы, ведь он никогда не изъявлял желания играть с детьми или же укладывать их.
— Мысленно я с тобой, — шепчет мне в губы Олег и привстает, — люблю тебя, помни об этом.
С недоумением смотрю ему вслед, задаваясь вопросом, какая муха его укусила. В то же время не показываю свою реакцию родным, чтобы не подумали, что забота Олега о детях — это что-то странное и непривычное для нашей семьи.
Внутри, под ребрами, теплится надежда, что вот он — корень наших проблем. Деньги. И имейся у нас финансы, муж снова станет тем самым весельчаком, каким был раньше. Но что-то не дает мне покоя. То ли его слова касательно отца, то ли взгляд. Но можно же помечтать о лучших временах хотя бы один день?
Неужели я такая слабая и размякла от одной улыбки собственного мужа, который вытирает об меня ноги? Нет, ведь дело далеко не в этом. Между нами гораздо большее, чем разбитые иллюзии и призрачные надежды.
В этот момент в тишине гостиной слышится громкое фырканье Миланы, которое отвлекает меня от размышлений.
— Ага, будем скрещивать Давида и Евку нашу, она же плодовита, как кошка.
Только мне кажется или в ее голосе слышен неприкрытый
