Объясни по-человечески, хватит твоего юридического официального тона.
— Сядь, Лев, выпей воды, — по-дружески говорит нотариус на правах друга семьи. — Никаких шуток. Герман Альбертович очень сильно переживал, что у двух главных партнеров, вокруг которых он сосредоточил все акции, не было наследника, и посчитал, что сможет простимулировать их на роды таким способом.
— Простимулировать? — снова возмущается отец, брызжа от бешенства во все стороны слюнями. — Я бы сейчас его из гроба достал и простимулировал!
— Лев! Побойся бога! — восклицает мама, которая сидела до этого тихой мышкой и слушала, что говорит нотариус.
Она усаживает отца и вручает ему стакан минеральной воды.
— Мы действительно сконфужены и обескуражены, — говорит она страдальческим тоном, театрально обмахиваясь рукой. — У нас нет наследников. Что же будет, если мы их не предъявим?
— Завещание не подлежит изменению, — ставит точку в обсуждении нотариус. Он всего лишь вестник. На его лице так и написано: «Не убивайте гонца». — Я оставлю вас, — поднимается со своего места, упираясь ладонями о стол, — можете обсуждать завещание сколько угодно, а если нужны какие-то разъяснения, зовите меня. Извините, очень много дел.
— Молодцы! — цедит слова сквозь зубы отец, тыкая пальцем в Милану и Давида сразу же, как только за нотариусом закрывается дверь кабинета. — Профукали компанию, которую ваши деды создавали с нуля! Последние штаны продавали в тяжелые годы! И что теперь? Чего молчите? Не осознаете масштаба катастрофы? — экспрессивно дергает и размахивает руками, на скулах нервно ходят желваки. — Нас со дня на день, считайте, с молотка продадут. А вы что лупите на меня глазами? Надо было раньше думать. Что, за столько лет одного маломальского ребенка сделать не смогли? Мы для чего вас поженили? Чтобы одна по курортам наследство разбазаривала, а второй в офисе ночевал? Были бы умнее, сейчас акциями бы распоряжались!
От его исполинского рева и гнева аж стекла дрожат. Приходится морщиться, но слушаю я его с болезненным интересом. Сейчас по словам отца я имею возможность получить взгляд на изнанку жизни Давида и Миланы, о которой они сами ни за что не расскажут по доброй воле.
— А теперь что прикажете делать? Я на эту компанию всю жизнь положил. Мне теперь что, смотреть, как ее разворовывают по кускам? А ты чего, мать, молчишь? Или ботоксом мозги все разъело? Решайте проблему, или оставшуюся часть жизни не по Мальдивам да Канарам разъезжать будете, а во дворе мусор подметать! Я всё сказал!
И уходит, громко и демонстративно хлопая дверью. Нам же остается только смотреть молча друг на друга и обтекать. Ничего не изменилось…
— Все едут к нам домой! Не обсуждается! — вернувшись в кабинет, рявкает отец командным тоном, никому не позволяя усомниться в своем авторитете. — Никто не уйдет, пока мы не обсудим эту абсурдную ситуацию! Всем ясно? У меня нет времени собирать вас повторно!
— Может, Ева захочет обосноваться в своем новом доме, — ехидно замечает Милана.
— Нет… — чувствуя болезненный укол в сердце, растерянно отвечаю.
Вижу, что все взгляды в этот момент устремлены на меня, и, словно маленькая девочка, опускаю взгляд.
— Отлично! — единственный, кто радуется, так это Олег, в нетерпении ерзающий на стуле. Знаю я, о чем он думает, оттого холод пробирается мне под кожу.
Не успеваю открыть рот, как он хватает меня за предплечье и больно стискивает, шепча на ухо:
— Не испорти всё, дура. Сделай, как просит отец, и мы будем спасены. Слышишь меня, Ев?
Стыдливо оглядываюсь в страхе, что он сказал это слишком громко, но его угрозы тонут во всеобщем гуле. Все никак не могут угомониться.
Давид только хмуро глядит на отца, недовольно поджимая губы, будто готов бросить вызов его авторитету. Но потом его глаза падают на меня. Пробирает нутро, прожигая своим черным взглядом. Что всё это значит, невозможно понять, но я быстро отворачиваюсь и резко встаю. Не могу больше выдерживать его присутствие. Это выше моих сил…
— Мама! — раздаются звонкие голоса детей, отвлекая всеобщее внимание на себя.
Они появляются у входа, радостные, сияющие, смотрятся светлым облаком на контрасте с тяжелой атмосферой нашего семейства, которая клубящейся тучей нависает над нами.
Боже, как же они похожи на Давида! Точные копии, от кончиков волос до пяточек. Молюсь, чтобы никто не понял, насколько нелепо мы с Олегом, светловолосые, смотримся на фоне темненьких детей. Это всегда вызывало неуместные вопросы, но дома можно было объяснить это генетической ошибкой, сейчас же просто-напросто бросается в глаза. Слишком явно и провокационно… Особенно на фоне наследства… Так и кажется, что меня сейчас уличат и поставят к позорному столбу.
Но дедушка? Неужели он знал? Оттого и поставил такое странное условие в завещании? В этом весь он. Даже из могилы играет нашими судьбами, не позволяя жить своей жизнью вне семьи. Как серый кардинал, знающий все самые страшные тайны.
Я в ужасе оглядываю всех членов семейства. Неужели никто не замечает, что мальчики — копии Горского?
Но нет, сейчас все слишком озабочены завещанием.
— Сдаю деток с рук на руки, — по-доброму улыбается жена нотариуса. — Просто замечательные мальчишки! Знают два языка! Гордость родителей.
— Поехали! — непримиримо поторапливает всех отец,
Все остальные члены семьи уже уходят, я благодарю женщину за помощь, краснея от смущения, и мы тоже вчетвером выходим на улицу. Вот только, когда мы там оказываемся, застаем лишь визг шин удаляющихся автомобилей.
— Могли бы и подвезти родственников, — недовольно бурчит рядом Олег, из-за чего я испытываю стыд.
Но, в отличие от него, я не ожидала, что мне протянут руку помощи, так что лишь спокойно достаю телефон и вызываю такси.
В дороге с ужасом жду, что придется находиться в отцовском доме дольше положенного. Ведь это лишь вопрос времени, когда все поймут, что близнецы — дети Давида, а не Олега. Не тешу себя надеждой, что всё обойдется. Таким, как я, никогда не везет.
— Наконец-то настал тот час, когда я рад, что не их отец! — Олег говорит жуткие вещи, а я слушаю его, смотря во все глаза. — Придется признать Горского родителем официально, но я буду выступать опекуном и тоже иметь влияние. Ева, учти, — прожигает меня взглядом, больно стискивая руку. — Чую, что ты захочешь испортить всю малину, так вот: не вздумай. Помни, что я знаю очень много тайн вашей семьи.
Потрясенно смотрю на мужа, который бегает взглядом в пространстве, так и вижу, как у него в голове невидимый счетчик считает будущие деньги, решаются проблемы, он готов на всё ради задуманного.
У меня нет сил спорить,
