У меня есть Слава.
– Ты все и всегда делал и делаешь исключительно ради себя, Рысев, – вручаю “гостю” нож с разделочной доской и булку хлеба. – Вот и бутерброды тоже сам для себя сделай, – и отворачиваюсь в поисках кружек.
В кухне виснет тишина, и я даже успеваю на какое-то мгновение забыть, что здесь не одна. Но ровно до той секунды, когда слышу за спиной:
– Не знал, какие детям дарят цветы. Купил вот… эти… ромашки.
Бросаю взгляд на аккуратный маленький букетик и не могу сдержать улыбки. В названии цветов этот мачо никогда не был мастак.
– Это кустовые хризантемы. Радужные. И да, думаю, дочурке понравятся.
Разливаю кипяток по кружкам, заварив ароматного чая на смородиновых листьях и для себя, и ставлю на обеденный стол.
Кухонька, хоть и немаленькая, и днем мы с матерью Славы вполне комфортно перемещались по ней вдвоем, но сейчас… Леша со своим спортивным, внушительным размахом плеч и крупногабаритной фигурой, кажется, занял все свободное пространство. А я уже успела позабыть, какой он… огромный. Когда-то я чувствовала себя маленькой и хрупкой куколкой в его сильных объятиях. Прям слон и моська.
– Так ты так и не сказал, почему приехал, – напоминаю. – Родители Славы сказали, что у тебя сегодня был рейс до Москвы.
– Отменился, – берет кружку Рысев, отхлебывая горячий чай.
– Рейс?
– Угу.
Вот не повезло! Мне. Мне и моему душевному спокойствию.
Так бы мы молча и продолжали, изредка переглядываясь, свой поздний ужин, если бы не Слава, который появляется на кухне неожиданно и тихо, как мышка.
– Рысь? – удивленно округляет глаза жених, поглаживая брата по плечу. – Какими судьбами, еще и среди ночи?
– Да вот, – ухмыляется Леша и машет кружкой, – на чай заехал.
Слава смотрит на меня и приободряюще улыбается. Точно. Он же считает, что я напрягаюсь по поводу известности Рысева. Не далее, как на этой неделе, у нас состоялся по этому поводу разговор. Запомнил. Слава заботливый. Привыкший думать в этой жизни не только о себе. Это их разительное отличие с братом.
– Решила составить компанию? – присаживается рядом Слава, приобнимая и привычным жестом целуя в висок. Пожалуй, так неудобно я себя не чувствовала еще никогда. Сидя наедине среди ночи за одним столом с бывшим и нынешним парнем. Ужасно, Лана! Куда ты катишься?
– Решила покормить, – машу рукой в сторону Леши, – гостя ночного.
– Ага. Убить не получилось, пришлось кормить, – смеется Рысев в кружку, постреливая в меня глазами.
– Что? В смысле?
– Твоя благоверная у двери с битой грабителя ждала, пока ты десятый сон досматривал, – посмеивается Леша, получая от меня ногой под столом ощутимый пинок. И тут же одаривает удивленным взглядом.
– Ты на него с битой налетела, что ли? – округляются у Славы глаза, и он сильнее прижимает меня к себе. – Защитница наша, – хохочет теперь уже и он. А я прячу за кружкой с чаем свои пунцовые от смущения щеки. – Но ничего, ему полезно иногда сбивать корону.
А вот с этим не могу не согласиться.
Долго на кухне наше трио не засиживается. После перекуса быстренько убираю со стола продукты и мою посуду. Мужчины вдвоем вызвались поработать полотенцами и перетереть немногочисленные тарелки с кружками, и уже в начале третьего гасим на кухне свет и поднимаемся на второй этаж.
Ужасно узкая лестница для нас троих, и, как назло, Слава идет первым, а я оказываюсь за ним со следующим за мной Рысевым. В этой темноте, которую разгоняет только слабый ночник, не видно ни черта! И я готова поклясться, что поднявшись почти на самый верх, ступив на последнюю ступеньку, ощутила прикосновение к своему голому бедру. Этот халатик и правда, ужасно короткий для таких вот… вечеров.
Я дернулась, резко оборачиваясь. А там за спиной с коварной улыбкой на губах Рысев. Замер, подняв руки. Ребенок. Чертов ребенок! Каким был глупым, ветреным и распыляющимся на все стороны молодым парнем, так таким и остался.
Показываю взглядом всю мою “безграничную радость” от его приезда и ухожу в спальню раньше Славы. Даже не пожелав этому индюку “спокойной ночи”.
Утро в деревне, ну, и на даче, обычно начинается с пением петухов. Не теть Светиных, у них хозяйства нет, а соседских, забойно кукарекающих на всю округу.
Поворачиваюсь на постели, сладко потягиваясь, и открываю глаза. По правую руку сладко спит Слава, а по левую на диванчике копошится Ляся, что-то напевая себе под нос. Какую-то забавную песенку.
– Солнышко… – зову дочурку шепотом, поворачиваясь к ней и улыбаясь.
– Муля, – прижимает к себе куклу Ляся и перескакивает со своего спального места на нашу со Славой кровать. Маленьким червячком заползая ко мне под одеяло. – Доблое утлисько! – обнимают меня за шею крохотные ручонки.
– Доброе, кнопка, – целую в щечку свое чудо. – Ты давно проснулась?
– Птиська запела, и я плоснулась.
– Петушок?
– Ага.
– Чего меня не разбудила?
– Мне стало тебя залко, – улыбается хитрюга, щуря свои большие невероятные глазки. – Муля, а мы севодня будем купаса? Мозно?
– Если солнышко будет тепло-тепло греть, то можно.
– Вы уже не спите? – слышу над ухом сонный мужской голос и чувствую руки Славы, которые обнимают. – Доброе утро, девчонки!
– Доблое утло! – одаривает мужчину улыбкой малышка. – А муля лазлишила мне севодня купаса.
– Только если будет солнышко! – щекочу маленькую врушку. – Привет, – оборачиваюсь и ловлю легкий чмок в губы. Быстро. Даже моментально. И так… просто. Что со мной происходит? Почему такие касания моего мужчины у меня нигде не отдаются? Почему тело остается глухо?
– Сегодня покажем дяде Леше, как надо нырять карасиком, да? – смеется Слава, подмигивая Лясе. А меня от упоминания о Рысе, который здесь и о котором я успела позабыть, потряхивает. Черт! Он же увидит сегодня Алексию. А если поймет? А если увидит сходство? Она же его копия! Маленькая, упрямая, кареглазая и темноволосая копия. Хуже просто не придумаешь.
Понимаю, что лежать спокойно дальше не могу, и пока окончательно не скатилась в панику, под тихий лепет Ляси со Славой, поднимаюсь с постели и даю команду дочурке умываться. А той только за радость. Хоть восемь утра, хоть
