Я стою на кухне в мерцающем свете ламп и снова перечитываю письмо. Этот стих мне ни о чем не говорит. Не то чтобы должно быть по-другому, ведь эти строки были написаны сумасшедшим.
Жаль, что я не могу рассказать об этом Майклу. Как бы мы посмеялись! Прямо перед тем, как он позвонил бы в полицию.
Я знаю, что я сама должна это сделать, но у меня совсем нет сил. Может быть, утром я смогу поднять трубку и сказать вежливому диспетчеру, что у меня есть сумасшедший друг по переписке. И спросить, не смог бы мистер полицейский навестить его в тюрьме и сказать, чтобы он перестал писать мне письма. Но сейчас все, что я хочу, это спать.
— Спи и забудь об Эйдане Лирайте и его колдовстве.
От той случайной встречи у меня до сих пор в крови бурлит адреналин. От того, как он смотрел на меня. От того, что он сказал.
«Мой план состоит в том, чтобы раздеть тебя и услышать, как ты кончаешь».
В жизни бы себе не поверила, но я действительно на мгновение задумалась над его предложением.
Я была в шоке. Наверняка. Если бы я была в норме, то врезала бы ему по морде, выскочила бы из бара и подала бы жалобу на него в Бюро лучшего бизнеса.4 Кто так разговаривает с клиентом?
Бывшим клиентом, но все же.
В тот же момент, как подумала об этом, я поняла, что технически никогда не нанимала Эйдана. Мы обсуждали цены, но я не подписывала контракт. Мы не добрались до этого. Для начала я вышвырнула его из своего дома.
О боже, кого это волнует? Это все слишком для меня.
Я проверяю заперты ли двери и задернуты ли шторы. Затем поднимаюсь наверх, кладу письмо к остальным в ящик с нижним бельем и ложусь спать.
Я засыпаю через несколько минут, но посреди ночи что-то будит меня.
Сонная, я лежу в постели, вслушиваясь в темноту. Снова штормит, и дует ветер. Дождь стучит по крыше. Ветка дерева царапает окно где-то внизу.
Нет, это не ветка дерева. Это скрипучая доска пола.
Похоже, кто-то крадется вверх по лестнице.
Я резко сажусь в постели, сердце бешено колотится. Я напряженно прислушиваюсь, пытаясь расслышать хоть что-то сквозь грохот своего пульса, но звук больше не повторяется.
Показалось? Или в доме кто-то есть?
Я стараюсь не паниковать, стараюсь рассуждать логически. Дом старый и издает всевозможные странные звуки, особенно во время грозы. Ветер гоняет что-то по двору… Может быть, опрокинулся шезлонг. Или сквозняк просочился сквозь занавески в гостиной. Или это всего лишь плод моего воображения, учитывая, что я все еще привыкаю спать одна.
Все это объяснение кажется абсолютно рациональным. Ровно до тех пор, пока половица снова не издает скрип, и мне не приходится подавить крик.
Я вскакиваю с кровати, бегу к двери и запираю ее. С колотящимся сердцем хватаю фонарик из-под раковины в ванной. Он большой, тяжелый и это единственная вещь, которую я смогу в случае чего использовать в качестве оружия. Затем я присаживаюсь на край кровати лицом к двери и сижу там. Дрожа, с учащенным дыханием, сжимая фонарик, как бейсбольную биту.
Я не знаю, как долго вот так сижу, прежде чем решаю, что веду себя глупо.
Если бы кто-то вломился в дом, я бы услышала, как разбилось окно или вышибли дверь. Я бы услышала еще шаги, а не просто скрип досок, потому что лестница скрипит на каждой ступеньке. Я просто параною.
Наверняка.
Альтернатива слишком ужасающая.
Я встаю и морщусь, когда бедра сводит судорога. Подхожу к двери, прикладываю к ней ухо, прислушиваясь. Я не слышу ничего, кроме стука дождя по крыше. Решаю надеть что-нибудь из одежды и быстро переодеваюсь из ночной рубашки в джинсы и рубашку.
Затем, с выключенным фонариком в руке, я осторожно открываю дверь спальни и выглядываю наружу.
В коридоре кромешная тьма. Ночь безлунная, все небо затянуто облаками. Мгновение я вслушиваюсь в темноту, затем на цыпочках иду по коридору босиком и смотрю через перила в гостиную внизу.
Там, внизу, тоже темно. Темно и тихо. Ничто не происходит.
А потом по мне начинают бегать мурашки, потому что появляется жутковатое ощущение, что за мной наблюдают.
Убирайся из дома!
Это даже не связная мысль. Это больше похоже на подсознание, как будто древняя часть моего мозга выкрикнула предупреждение.
С бьющимся в горле сердцем и дрожащими руками я спускаюсь по лестнице так быстро и бесшумно, как только могу. Хватаю ключи от машины с тумбочки в прихожей и выбегаю из дома в абсолютной панике. Я даже не потрудилась захватить свою сумочку.
Десять минут спустя я стучу в дверь Эйдана.
Он открывает, одетый только в пару выцветших джинсов, низко сидящих на бедрах. Волосы растрепаны, живот плоский, грудь покрыта татуировками.
Он чертовски великолепен.
Ужасная мысль о том, что он не один, мелькает в моем мозгу прямо перед тем, как я выпаливаю:
— Прости за беспокойство. Я сейчас уйду.
Эйдан хватает меня за руку и тащит внутрь, прежде чем я успеваю убежать.
Закрыв за мной дверь, он спрашивает:
— Что такое? Что произошло?
Я чувствую, как у меня начинают стучать зубы. И тут понимаю, что промокла насквозь, потому что выбежала из дома под дождь без пальто. И без обуви, если уж на то пошло.
И без нижнего белья.
Я скрещиваю руки на груди в попытке скрыть грудь под тонкой футболкой.
— Я под-думала, к-кто-то вломился в мой д-дом.
Его темные брови сходятся вместе.
— Поэтому ты пришла сюда?
Я идиотка. Я самый глупый человек на свете. Ради безопасности остального человечества меня надо запереть до конца моих дней.
Должно быть, Эйдан видит смятение на моем лице, потому что мягко говорит:
— Это был не упрек.
Я мысленно отмечаю, что у этого горячего кровельщика хороший словарный запас, но отвлекаюсь, когда он добавляет:
— Ты мокрая.
Эйдан взглядом медленно скользит по моему телу, охватывая промокшую одежду и босые ноги. Затем снова смотрит вверх, задерживаясь на моих губах, прежде чем остановиться на глазах.
Голос Эйдана хриплый, когда он произносит:
— Давай согреем тебя. Тогда ты сможешь рассказать мне, что произошло.
Эйдан ведет меня внутрь за локоть, усаживает за кухонный стол и исчезает в другой комнате. Пошел за полотенцем, я полагаю, хотя мог бы позвонить в полицию и сказать им, чтобы забрали сумасшедшую леди, которая появилась мокрая на пороге его дома посреди ночи.
Дрожа, я оглядываюсь вокруг.
Его квартира маленькая, но опрятная. Кухня и гостиная расположены рядом друг с другом в открытой планировке. Пространство визуально разделено рядом открытых книжных шкафов с одной стороны и диваном и стульями, телевизором и журнальным столиком с другой. Дальше по коридору, там, куда он ушел, должно быть, находятся спальни.
Я удивлена, насколько здесь чисто и опрятно, учитывая, что здесь живет холостяк. В раковине даже нет грязной посуды.
Эйдан возвращается с пушистым белым полотенцем в руках и командует:
— Встань.
Хотя я обычно начинаю ворчать, когда кто-то командует, в этот раз я подчиняюсь, не протестуя. Эйдан оборачивает полотенце вокруг моей спины и плеч и начинает растирать мои руки.
Не глядя мне в лицо, он говорит:
— Не смущайся.
— Тебе легко говорить. Ты не мокрая идиотка, стоящая на кухне у незнакомого человека в час ночи.
— Я не чужой, помнишь? И ты не идиотка.
Кажется, Эйдана раздражает, что я так себя назвала. Или, может быть, его раздражение связано с моим неожиданным приездом, что имело бы гораздо больше смысла. Бедняге утром нужно идти на работу, а теперь ему приходится иметь дело с мокрой психопаткой.
Эйдан натягивает полотенце мне на голову и начинает вытирать капли дождя с моих волос.
Лицо пылает, когда я говорю с несчастным видом:
— Кажется, я умираю от унижения.
— Ты ни от чего не умираешь. Помолчи и позволь мне закончить.
Я закрываю глаза и стою, спрашивая себя, а как кто-то может определить, сошел ли он с ума. Но заставляю себя перестать думать об этом, потому что признаки безумия, вероятно, включают в себя представление о том, что дождь — это грабитель, а бежать за помощью стоит в дом кровельщика, которого вы уволили и которому отказали в сексе.
