все вокруг!
Последняя фраза отчего-то вызывает ком в горле, но я успешно его сглатываю. Вот еще, плакать… Вчера поплакала, и хватит.
Адиль качает головой, шагает еще ближе, вынуждая отступить и упереться задницей в туалетный столик у зеркала. И вот сейчас я начинаю чувствовать опасность. Он слишком зол. И слишком бешено горят глаза… И мне это… Нравится?
Лэй, да что ты за извращенка такая? Это не может нравиться! Он женат, Лэй! У него дети! Трое! Боже!
— Ты — со мной! Моя! Поняла?
Мне надо разозлиться… Срочно. Он говорит жуткие в своей ограниченности вещи… Мне надо это прекратить!
— Да иди к чертям, шовинист махровый! Я буду одеваться так, как хочу, гулять с тем, с кем хочу, ты мне не муж! Иди женой командуй! Или этой девкой, которую притащил! — все же слезы в голосе звучат.
Это больно же, черт! Почему так больно?
— Я буду командовать теми, кем пожелаю, поняла? — он останавливается буквально в полуметре, и жестко приказывает, — сюда иди!
— Нет! — на истерике уже кричу я, сцепляя пальцы на кромке туалетного столика. Чтоб остановить себя и не выполнить приказание.
— Да! — тяжело роняет он, выбрасывает вперед руку и резко тянет меня на себя.
Я не успеваю ничего сделать, только охнуть, когда жесткая лапа пережимает горло, с отчетливым намеком. Подчиняйся, или будет плохо…
Но мне и без того плохо…
Адиль держит так крепко, и сейчас он рядом, меня окутывает его запах, и это полное фиаско…
Его взгляд, полный жажды, ярости, желания, его жесткие пальцы на горле, его ладонь под юбкой… Боже… Я погибаю. Я не могу сопротивляться. Очень хочу, правда! Но не могу.
Потому что все внутри горит, и даже внешние обстоятельства больше не имеют силы надо мной.
Он грубо сдвигает белье, размазывает по промежности влагу, не отводя от меня своего безумного взгляда, скалится довольно:
— Мокрая, да? Для кого? Для него?
— Не для тебя же… — удается мне в очередной раз солгать.
Но Адиль распознает мое вранье, смеется страшно и весело:
— Какая дерзкая… Моя дерзкая кошка…
— Не твоя…
Что он вытворяет там, внизу, своими пальцами? Куда от этого деться?
Выгибаюсь, пытаясь соскользнуть с его руки, но Адиль даже не замечает: смотрит на меня, держит за горло, ритмично трахая пальцами, доводя до безумия, до неконтролируемой дрожи.
— Моя, поняла? Пока я не решу, моя будешь!
— Нет… — это во мне остатки гордости еще не растворились, еще пытаются спастись, — нет… У тебя жена… Дети… Нет…
— Это неважно, — рычит он, — это разные вещи…
— Нет, нет…
— Да, жамали, да… Ты думала, все так просто? Просто провела со мной ночь, просто нашла другого? Нет. Не будет такого. Забудь про других! Я тебе дал время подумать. Привыкнуть.
— Я… Никогда… Не… Привыкну… — у меня подгибаются ноги, голова летит, глаза закатываются от предвкушения кайфа, потому что близко… так близко… Приучил меня, гад… Приручил… Мне дико, до боли страшно сейчас. И так же дико, тоже до боли, хорошо… Как так бывает? Разве это правильно? Нет! Конечно, нет! — Нет…
— Привыкнешь, — обещает он, в одно движение раздвигая мне ноги шире, дергая молнию на брюках и вонзаясь в мое, готовое к этому давным давно, тело.
И я только ахаю несдержанно, ощущая его в себе. Полностью. До конца. И боже… Как я этого хотела! Как хотела! Меня бьет дрожью от первого же толчка, уносит куда-то за край реальности, жуткой, жуткой реальности, где больше нет меня. Есть только покорная, послушная этому зверю дурочка, не умеющая обуздать себя и дать нормальный отпор жестокости. Абьюзу.
Адиль рычит низко и вибрирующе, двигаясь во мне быстро и жестко, кусает в шею совершенно не жалея, диким, собственническим укусом, от которого я окончательно дурею, обхватываю его и погружаюсь в свое, наше общее на двоих, безумие…
Это так остро, так бешено, так гибельно для меня! И так сладко.
Теперь я начинаю понимать наркоманов. Это тебя убивает, ты точно знаешь, что убьет… Но отказаться не в состоянии.
Как же так? Как же я так? Я же просто играла… Просто играла…
— Нет, Нэй, я не останусь…
— Но Лэй, тебе же не засчитают практику…
— И пусть. Я все равно не планирую в айти сфере работать, сама знаешь, мама зовет в свой центр…
— Лэй, но…
— Нэй, прости меня…
Я торопливо обнимаю подругу и, быстро отвернувшись, иду по коридору прочь. У меня впереди вокзал, Стокгольм, мамин дом. Другая жизнь, где не будет места безумию. Я не буду вспоминать себя, униженную, слабую… И счастливую.
Это неправильное счастье. Разрушительное.
На работе я уже все документы забрала, теперь только миновать турникет охраны… И свобода!
Адиль думает, что я смирилась. Он все для этого сделал…
Усмехнувшись печально, вспоминаю проведенные вместе сутки.
Он ведь, похоже, учел ошибки, потому что не просто трахал, но и разговаривал… И обещал… Ох, это красивое восточное велеречие! Я узнала много нового о себе, о том, насколько ему со мной хорошо, и что все у меня будет. Вообще все. Нет нужды работать, нет нужды о чем-то беспокоиться. Наши дети будут обеспечены всем, обласканы… Если я хоть немного понимаю, это было предложение руки и сердца… На восточный манер. То есть, мне практически предложили стать женой. Второй. Любимой.
Когда я горько смеялась в ответ на шикарные, наверно, для кого-то другого предложения, Адиль хмурился и применял беспроигрышное средство: трахал так, что тело плавилось и превращалось в счастливо булькающий горячий пудинг.
Я не отказывала, подчиняясь, позволяя делать с собой все, что ему хотелось. Все, что нам хотелось… Удивительно, насколько совместимы могут быть в постели совершенно несовместимые в жизни люди.
Это тоже урок мне. Жестокий урок.
Раньше я как-то не задумывалась об этом, играла, жила легко и весело… И вот… Доигралась.
Утром в понедельник Адиль, так и не получив от меня какого-либо четкого ответа, хмуро отвез на работу.
И приказал не уезжать потом никуда, потому что сам приедет и заберет.
Из этих слов я сделала вывод, что сегодня его в компании не будет… И еще один вывод, совершенно неутешительный для себя, учитывая, с какой готовностью все внутри затрепетало от его быстрого горячего поцелуя и обещающего взгляда.
Вышла, добралась
