— Можно, я пойду с вами? — спросил Карл.
— Конечно нет. Это очень личное дело.
— Но я ее лучший друг.
Дефина взглянула на него.
— Дорогой мой, ты что-то путаешь; ты ее давний друг, а это не одно и то же, — сказала она сухо.
Открылась дверь, и в комнату вошла мадам Ренольт.
Карен не смогла бы сказать, что она ожидала увидеть, но явно не то, что увидела, — это была высокая, стройная, элегантно одетая (во что-то напоминающее старые наряды Шанель) женщина. Мадам Ренольт была негритянкой с коричневой кожей красноватого оттенка, почти полностью совпадающего с цветом надетого на ней костюма. Ее волосы были того же цвета, но более густого тона, стянуты на затылке в несколько старомодный, но красивый пучок. Женщина кивнула Дефине и посмотрела на Карен.
— Входите, — сказала она низким голосом.
Голос был с каким-то акцентом, но каким именно, Карен не могла бы сказать. Она не смогла бы определить и ее возраст. Кроме как около глаз, на лице не было видно морщин, но руки, как заметила Карен, были руками старой, даже очень старой женщины. Карен взглянула на Дефину, которая встала со стула, приветствуя свою покровительницу. Дефина слегка подтолкнула Карен.
— Входи, — сказала она.
Карен вошла.
Внутренняя комната была окрашена в цвет зеленой травы, на решетке вдоль стены были разбросаны травы и засушенные полевые цветы. Кроме нее в комнате был только стол с двумя грубыми лавками с обеих сторон. На стене висела картина Кейса Хейринга «Излучающий младенец».
Мадам села на одну из скамеек. Карен села на другую — с противоположной стороны стола. Она вдруг осознала, насколько она взволнована. Как такое могло случиться? Ей это очень не понравилось, и она поднялась было уйти, но ее остановил голос мадам Ренольт. Голос нельзя было назвать приятным, но он был напряженным и таким, что проигнорировать его было просто невозможно.
— Вы в поисках, — сказала мадам Ренольт.
Ее гладкое лицо не выражало ничего, но короткий пристальный взгляд прямо в глаза Карен был очень глубоким. Никто раньше не заглядывал так глубоко в ее душу.
— Вы в поисках, но не осознаете, что вы уже нашли и зачем вы ищете дальше.
«Ну-ну, — подумала Карен, — старая колдовская дребедень. Она изображает добрую волшебницу Гленду, а я должна играть роль Дороги. Говори в общих выражениях, используй известные формулировки — и никогда не ошибешься. Ты встретишься с высоким незнакомцем, у вас будет долгая дорога, вы что-то ищете. — Карен почти ухмыльнулась. — И теперь она скажет, что тайна жизни заключена в курином бульоне».
— Вы уже знаете свою родную мать, — сказала мадам Ренольт.
— Что? — прошептала Карен.
Почему женщина сказала это? Что сообщила ей Дефина? Лицо мадам Ренольт по-прежнему ничего не выражало. Взгляд оставался таким же напряженным. Казалось, что она ожидает, пока Карен успокоится и будет в состоянии слушать дальше.
— Ваш отец болен, но не умирает. Но смерть рядом. Умирает мать. И кто-то ожидает вас. Ребенок. Темный ребенок.
Карен прошиб пот. Она взглянула через стол на мадам Ренольт, которая наконец опустила глаза.
— У меня будет ребенок? — спросила Карен шепотом.
— О да. Но для этого потребуется дальняя дорога.
Мадам Ренольт помолчала и затем снова посмотрела на Карен. Теперь ее взгляд был участливым и соболезнующим.
— Да, — сказала она, — вам придется отказаться от чего-то, что вы очень любите.
«Она, наверное, имеет в виду мое предприятие, — подумала Карен. — Мне надо отказаться от работы, чтобы обзавестись ребенком».
— Значит, мне надо продать мое предприятие? — спросила Карен.
Мадам Ренольт покачала головой, но Карен не знала, толковать ли ее жест как «нет» или женщина была погружена уже во что-то другое. Она вытянула одну из своих узловатых рук и обняла Карен за талию.
— Вы, как паук. Вы плетете и плетете свою паутину уже очень долгое время. Но будьте осторожны. Шелк для паутины может иссякнуть. И вы окажетесь пустой. А сплетенная вами паутина может оказаться не такой крепкой, как вы думаете.
Карен вспомнила стишки, которые заставила ее выучить Белл: «Какую паутину мы плетем, когда намеренно соврем». В последнее время Карен врала, врала впервые в жизни. Она опустила глаза. Мадам Ренольт освободила ее ладонь от своих рук.
— Не печалься, паучок, ты выпутаешься из паутины вранья, однако каждая паутинка будет ранить тебя, и рана будет кровоточить. Но впереди тебя ждет радость, хотя придется пройти сквозь большую боль. Мне жаль тебя, — сказала женщина, — но другого пути у тебя нет.
Она встала и, ничего не добавив, пошла из комнаты. Открыв дверь, мадам Ренольт сказала Дефине:
— Можете забирать свою подругу домой.
Когда Карен встала из-за стола и повернулась к двери, Дефина уже стояла там. Мадам Ренольт не было в комнате.
В машине, по пути в центр города, происшедшее показалось сказочным, нереальным: хрустальные капли дождя, сюрреалистическая комната, драматическая женщина, вещание оракула — все выглядело почти комичным. Но ничего комичного в этом нет, говорила себе Карен. Каким бы бессмысленным ни казалось происшедшее, в глубине души Карен знала, что она столкнулась с чем-то настоящим.
— Ты была бледна, как полотно, — сказал Карл. — Что она сказала тебе?
Карен тряхнула головой.
— Не твое дело, — сказала Дефина. — Я же говорила тебе, что все это очень личное.
— Тогда почему она не может предсказать и мое будущее?
— Твое будущее в Париже. Дальше этого тебе незачем знать. И в любом случае, она принимает отнюдь не всякого.
— Как много она берет за прием?
Хотя, сидя в машине, Дефина не могла встать, но села так прямо, как будто выпрямилась в полный рост.
— Она не берет денег. Она говорит, что это дар, а за даренное денег не просят.
Карен хотелось, чтобы они помолчали. Ей надо было припомнить в точности все сказанное мадам Ренольт. Она вспомнила выражение лица женщины, когда та сообщила ей, что ее ожидает ребенок. Она не ставила под сомнение ее предсказания. Взглянув на Дефину, Карен спросила:
— Ты говорила ей что-нибудь обо мне?
Дефина, скрестив руки на груди, смотрела в окно. Она ответила Карен быстрым взглядом, в котором читалось отвращение.
— Что она сказала тебе? — снова спросил Карл.
Карен задумалась на минуту, не сообщить ли ему о предсказании, но нет — все действительно было слишком личным. А с другой стороны, почему бы и нет — ведь Карл был ее старым другом.
— Она сказала, что меня ждет ребенок, — сообщила ему Карен.
Карен вздрагивала теперь при любом, даже обычном городском телефонном звонке. Не зазвонит ли это какая-нибудь сумасшедшая девица из телефонной будки о ребенке? Не звонят ли это из больницы, чтобы сообщить ей о том, что они ошиблись в своем диагнозе и ее отец уже мертв? В этот раз, подняв трубку с аппарата на ночном столике, она услышала голос Лизы, приветствующей ее.
