чем полумиллионом долларов безнаказанно. Люди умирают за такую сумму денег.
— Ты можешь получить все это обратно. Каждый цент.
Скептически настроенный, Дюк усмехается. — Зачем тебе это делать?
— Я же говорил тебе. Я всего лишь хотел не лезть не в свое дело. Ты делаешь то же самое, и у нас нет проблем. — Я наклоняю голову в его сторону. — Это включает в себя держать рот на замке обо мне и Слоан. Согласен?
— И это все?
Это смешно, что нам пришлось пройти через все это, чтобы прийти к простому соглашению.
— Вот и все.
После паузы Дюк пожимает плечами. — Отлично. Договорились.
Прежде чем мы успеваем неловко пожать друг другу руки, Фенн и ребята бомбардируют нас, чтобы бросить несколько прощальных колкостей в адрес Дюка, и уводят меня с другими чрезмерно восторженными старшеклассниками на футбольное поле, где они намерены отпраздновать предполагаемую революцию. Можно подумать, что пала Берлинская стена, глядя на то, как эти идиоты срывают с себя рубашки и открывают банки с пивом, крича и танцуя в темноте. Они становятся первобытными животными, освобожденными из своих клеток, и, во всяком случае, это объясняет, почему режим Дьюка продержался так долго.
Однако атмосфера заразительна. Может быть, это ликер, который Лоусон вливает мне в горло. Или облегчение от того, что все это дурацкое испытание закончилось. Я потворствую себе больше, чем следовало бы, купаясь в собственном победоносном сиянии. В конце концов, это вечеринка.
Я не настолько пьян, чтобы забыть свой ночной ритуал со Слоан, но мои пальцы определенно дрожат, когда я набираю текст.
— Прекрати писать сообщения, — приказывает Фенн, пытаясь выбить телефон у меня из рук.
— Отвали. Нужно написать Слоан «Спокойной ночи».
Лоусон разражается смехом.
— Реми. Остановись. Ты ставишь себя в неловкое положение.
— По-настоящему. — Фенн кивает в знак согласия. — Ты ведешь себя не как чувак, который только что расправился с Дюком Джессапом, ты, избитый придурок.
Несмотря на их лапы, мне удается нажать «oтправить», прежде чем они могут конфисковать мой телефон, надеясь, что Слоан не будет слишком расстроена, если я не отвечу на ее ответ сразу. Парни явно не позволят мне сбежать сегодня пораньше.
— Не буду врать, — говорит Сайлас со своего места на траве. — Я был уверен, что он тебя победит.
Фенн фыркает. — Не говори так разочарованно.
— Дюк был повержен своим роковым недостатком, — растягивает Лоусон. — Этот парень любит слушать, как он сам говорит.
— Что король дарует нам в качестве своего первого указа? — спрашивает меня Фенн насмешливым тоном.
— Даже не начинай.
Я никогда не просил власти и не хочу ее. Можно было бы подумать, что у кучки избалованных преступников должно быть более здоровое презрение к власти.
Примерно через пару часов группа редеет, пока только Фенн и я не остаемся лежать на траве, наблюдая за НЛО. Мягкие стебли тщательно подстриженной травы впиваются мне в руки. Холод, который угрожал сломить безжалостную жару, наконец-то наступил, холодная сырость просачивается мне в спину.
— Я столкнулся с Кейси ранее, — говорю ему. — Она сказала, что ты рассказал ей о себе и Слоан.
— Пришлось. Она попросила меня поцеловать ее. — Он в хорошем настроении и все еще находится в приподнятом настроении, но я слышу боль в его голосе. — Я не мог так поступить с ней.
— Это было прилично.
— Я, полагаю.
Его чувства к Кейси не были секретом. Учитывая, что она казалась довольно восприимчивой к нему, я не уверен, почему он не продвинулся дальше этого. Не то чтобы я знал, что Фенн относится к типу отношений. Но если кто-то и собирался приручить такого известного неразборчивого в связях парня, как он, то это была бы такая девушка, как она.
— Я рад, что мы сводные братья, — говорю я. Потому что, несмотря на все, через что мы прошли, я не думаю, что когда-либо произносил эти слова вслух. Учитывая все обстоятельства, я думаю, что, возможно, об этом стоит упомянуть.
Он хихикает.
— Да. Я тоже.
Внезапно темноту прорезает луч фонарика. Я ловлю его луч прямо в лицо и, прищурившись, поднимаюсь на ноги рядом с Фенном.
— Имена. Вы оба.
О, черт возьми. Чересчур усердный домохозяин из общежития для младших школьников бредет по полю. Я думаю, кто-то должен был донести до Лукаса настоятельную необходимость не попадаться на глаза, когда он приходит пьяный в стельку и пахнет травкой.
— Хочешь сбежать отсюда? — Фенн бормочет.
Я не мог пробежать и десяти футов прямо сейчас, не упав. — Ты первый.
Пока мы стоим там, пьяные до полусмерти, отец дома звонит директору, чтобы он приехал сюда быстро. Через несколько минут директор Тресскотт бросает на нас неодобрительный взгляд, осматривая непристойное состояние моего лица.
— Я крайне разочарован в вас обоих, — говорит он нам. Обычно он уравновешен и сдержан, поэтому гнев, вибрирующий в его голосе, пугает. — Я разберусь с вами обоими утром. Возвращайся в свое общежитие и оставайся там.
Но после того, как нас отпустили, он не позволил мне следовать за Фенном. Резким кивком он отводит меня в сторону. И я знаю, что это произойдет. Собери свои вещи и будь готов к отъезду утром.
Черт. Я даже не продержался целый семестр. Это новый рекорд.
— Похоже, у вас был отличный вечер, мистер Шоу. Вам нужна медицинская помощь?
Директор, похоже, не особенно удивлен моим появлением, что только подтверждает то, что Лукас сказал давным-давно. Тресскотт абсолютно осведомлен о боях. Для такой одержимой слежки парня, как он, нет ни малейшего шанса, что он ничего не замечает. Что означает, что он явно решил игнорировать их, точно так же, как он игнорирует большинство незаконных действий, которые происходят в этом кампусе.
— Ничего такого, что не вылечил бы пакет замороженного горошка, сэр.
Он приподнимает бровь.
— Это второй раз, когда я нахожу тебя с подобными синяками.
— Да, сэр. Он сам напросился.
Между нами нет никакой ошибки в том, кто был на другом конце этого шедевра. И
