– Прости меня, Яночка! Я сделала ужасную вещь и очень раскаиваюсь…
Яна не поверила ни единому ее слову. Была просто рада, что больше не увидит горе-родственницу. Однако кое-что все же заставило ее пожалеть Гаяне. Когда прощались, Яне вдруг бросился в глаза синяк на руке новоиспеченной невесты, хотя она тут же старательно спрятала его под рукав свадебного платья.
Кто ее так схватил? Жених? Очень похоже…
Когда они вышли из ресторана, Яна осторожно спросила Давида:
– Может быть, не стоило выдавать ее замуж за этого типа? Все же мы его почти не знаем… Полечилась бы год-два, а потом…
– Я больше никогда не смогу доверять Гаяне, – заявил Давид. – И не смогу спокойно спать при мысли, что она опять может что-то тебе сделать. Ашот позаботится о ней. Я наводил о нем справки, он нормальный человек. Строгий, да, но Гаяне такой и нужен. И мать у него строгая, и сестры. Сестре нужна крепкая рука, чтобы глупости в голову не лезли.
Уже в машине Яна заметила, что с Давидом что-то происходит. Любимый как-то резко погрустнел, на его лице отобразилось страдание. Она тут же пожалела о том, что сказала по поводу Гаяне.
– Что случилось, милый? – спросила Яна, взяв его за руку.
– А ведь это я во всем виноват… – вздохнул он.
– В чем именно? – удивилась Яна.
– Что с Гаяне такое случилось. Я ведь жил с ней под одной крышей семь лет! Ничего не замечал… Знаешь почему? Потому что я чертов эгоист, зацикленный исключительно на себе. Жил своей жизнью, вкалывал, развлекался в свое удовольствие, а она тихо сходила с ума рядом со мной. Разве это нормально, что я такого не заметил? Ее раньше надо было лечить, а я не лечил. Сейчас не пришлось бы выдавать замуж вот так… Это я виноват.
С этими словами Давид постучал себя ладонью в грудь.
Яна опешила, уставилась на него круглыми глазами. Только что расписывал ей плюсы брака Гаяне – и на тебе. Похоже, он все еще переживает, и сильно.
– А в убийстве Кеннеди ты не виноват часом? Не?
Теперь уже пришла очередь Давида воззриться на нее непонимающим взглядом.
– Поясни ход своих мыслей, – попросил он угрюмо.
– Как ты верно заметил, ты жил своей жизнью, а она – своей. Вы оба взрослые люди, несете ответственность каждый за себя. Ты ей не папа, чтобы следить за ее благополучием, а она не ребенок, чтобы возлагать на тебя вину за свои действия.
– Ты не понимаешь, – покачал головой Давид. – Она приехала в наш дом восемнадцатилетней девчонкой, я наблюдал, как она взрослела…
Тут Яна вспомнила, как Давид рассказывал ей о Гаяне.
Судьба у девушки и правда несчастливая. Ее отец, дядя Давида, умер, еще когда она была совсем малышкой. Мать переехала в Питер, к новому жениху, но там что-то не сложилось, и они разошлись. Потом она мыкалась с Гаяне по съемным квартирам, слишком гордая, чтобы просить помощи у отца Давида.
Гаяне переехала в дом дяди в восемнадцать, когда поступила в московский вуз. А в это самое время в Питере ее маму сбила машина. Так она и осталась в доме Охикяна насовсем.
– После смерти матери Гаяне нуждалась в особом внимании… – продолжил сокрушаться Давид.
– Гаяне не единственная, кто остался без матери, Давид. К тому же ты не несешь ответственности за смерть ее мамы, – упрямо покачала головой Яна. – И знаешь, каждому бы таких родственников – пустили жить желторотую студентку, обогрели, обули, одели, относились с уважением и почитанием. За это ты чувствуешь себя виноватым? Ох-ох, уж точно не стоит. Причина ее поступков кроется не в твоем поведении, а в самой Гаяне.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Давид, насупившись.
– Вот скажи, Давид, ты когда-нибудь безответно влюблялся в девушку?
– Было дело, еще в школе… – пожал он плечами.
– И что, ты мстил ее ухажерам за то, что она тебе отказала?
– Нет, что я, дебил какой…
– Вот тебе и ответ… – Яна развела руками. – Ладно бы психоз, но, по-моему, она изначально просто была с гнильцой, вот и превратилась в двуличную стерву. Не надо винить себя за это. Ты хороший человек, заботился о ней как мог. Трудился от зари до зари, а ее на работу не отправил, ни в чем ей не отказывал. Каждой сестре бы такого брата…
По мере того как она говорила, его лицо разглаживалось, делалось более спокойным, в какой-то момент он даже улыбнулся ей. А потом опять наморщил лоб и выдал:
– Вот ты меня сейчас поддерживаешь, защищаешь. А почему? Я ведь так ужасно с тобой поступил… Я фактически растоптал наш брак там, на Гавайях. Я и с тобой тоже повел себя как эгоистичная сволочь, а ты оправдываешь меня, успокаиваешь. Почему?
– Ну… – Яна замялась, думая, как ответить, а потом проговорила с улыбкой: – Положим, за то, что произошло на Гавайях, я тебя простила еще в Нью-Йорке, когда ты нашел Филлинга.
– Э-э… – Давид замер, задумчиво на нее посмотрел. – А что ж ты мне потом столько недель отказывала в близости?
Яна всплеснула руками:
– А ничего, что ты у меня квартиру отобрал, свин такой? Это была моя квартира, и я ее любила. Когда ты ее забрал, я почувствовала себя побирушкой без кола и двора! Ты мог просто объяснить мне все про Китаняна и про то, что мне лучше находиться под надзором, а не отнимать имущество.
Сказала и выдохнула – давно хотела выплеснуть этот негатив.
И тут же оказалась в руках мужа. Давид крепко прижал Яну
