– Это ничего не меняет, – сказал Чезаре.
– Сильвия де Каролис – змея! – упорствовала Анна.
– Сильвия де Каролис, пока она не разведена, – графиня Валли ди Таверненго, – напомнил ей старик.
– Сильвия меня ненавидит! Она меня всегда ненавидела! – вспыхнула Анна от гнева. – Всегда старалась унизить меня, напоминая о моем происхождении. Она и ее подруги. А теперь печешься о ней.
– Я забочусь прежде всего о тебе, – уточнил он.
– Ты хочешь, чтобы она надо мной смеялась? – Анна попыталась вызвать у него жалость к оскорбленной дочери.
– Единственный способ отличить собак от волков – это позволить им лаять, – заметил он. – Единственный способ узнать орла – это увидеть, как он летает. Опаснее те, которые помалкивают, а не те, что поносят. Ты же не думаешь, что можно добиться успеха и избежать при этом зависти. – Чезаре был непреклонен.
– Значит, ты и в самом деле не хочешь мне помочь, – смирившись, прошептала Анна.
Чезаре обнял ее.
– Это не так, – успокоил он ее. – Ты знаешь, что это не так. Я всегда защищу тебя. Но это не может изменить мое решение. Ты не должна видеться с этим человеком без моего позволения.
Возражать было бесполезно. Анна вытерла слезы, смиренно поцеловала отца и вышла.
Красота Сильвии была вызывающей и откровенно сексуальной, Чезаре это сразу оценил. Это был не тот тип женщины, который ему нравился, но тот, который волновал. И она не осталась равнодушна к обаянию этого великого финансиста, о котором была так много наслышана.
– Надеюсь, вы пришли сюда с мирными предложениями, – сказал Чезаре, галантным жестом протягивая ей бокал шампанского.
– Я защищаю свою семью и свое имя, – возразила Сильвия с подчеркнутой серьезностью, сделав несколько шагов по гостиной, в которой они были одни. Она двигалась, как манекенщица, выставляя напоказ свои длинные ноги, красивые бедра, свою тонкую талию и высокую грудь. На ней было платье из голубого джерси, в котором безошибочно узнавался Диор. В распахнутое в сад окно светила ясная луна, на темном небе блистали звезды.
– Понимаю, – сказал старик, ставя свой бокал на отполированную поверхность рояля. – Я ищу путь, приемлемый для всех. Для вас, Сильвия, для моей дочери и для вашего мужа. – Он пригласил ее занять место на диване, где сидел сам, непринужденно закинув ногу на ногу.
– Полагаю, что есть один путь, – решительно заявила Сильвия. Она слегка коснулась губами хрусталя и бросила лукавый взгляд в его сторону.
Игра была волнующая, опасная, но и ставки игроков высоки. И тот, и другой считали, что имеют на руках выигрышные карты, но не спешили их выложить на стол.
– Я ждал три месяца, прежде чем пригласить вас к себе, – сказал Чезаре, выбрав дипломатичный тон. – И думаю, сделал все, что в моих силах, чтобы убедить Анну отказаться. Но я не могу помешать вашему мужу вести дело по расторжению вашего брака.
– Вы недооцениваете себя, синьор Больдрани, – польстила ему Сильвия. – Нет такой вещи на свете, которой великий Больдрани не мог бы добиться. – Она взглянула на него откровенно вызывающим взглядом, ведя этот скользкий разговор, который становился все более двусмысленным. Ей очень хотелось сблизиться с этим могучим стариком, чье влияние в деловом мире было огромно, а успех у женщин общеизвестен. Его баснословное богатство, однако, волновало Сильвию больше всего.
– Боюсь, моя дорогая, что вам все равно придется смириться с неизбежной реальностью, – с любезной улыбкой, но твердым тоном отрезал он.
– Значит, я должна буду потерять свое имя? – спросила она подавленно.
– Но не свою роль в обществе, – сказал он в утешение. – Театральные ложи и светские гостиные сияют, когда вы в них появляетесь. И кроме того, – добавил он, растягивая слова и понизив голос, – вы можете рассчитывать на мое покровительство. – И опять улыбнулся ей.
Но Сильвия не ответила на его улыбку. Ее губы сжались, изящный носик задрожал, а взгляд сделался неподвижным, как у куклы.
– Значит, мы с вами не поняли друг друга. Я думала, что вы… Думала, что вы на моей стороне. – Ее голос стал пронзительным и неприязненным.
– Поговорим начистоту, дорогая, – начал Чезаре, неожиданно перейдя на «ты» и отбросив все условности. – Я был на твоей стороне. Был, несмотря на то, что тебе до своего мужа никакого дела, собственно, нет. Был, поскольку не хотел, чтобы моя дочь вышла за разведенного. Был, невзирая на сплетни, которые ты распускала на наш счет. Был, хоть и знал, что ты делала в спальнях, на яхтах и на виллах твоих многочисленных друзей. Я был на твоей стороне, потому что у меня есть свои принципы.
Яркий румянец вспыхнул на матово-бледном лице Сильвии.
– Никто никогда еще так меня не оскорблял! – воскликнула она, закрыв лицо руками.
– И вот нашелся кто-то, кто это сделал, – спокойно произнес Чезаре.
– Но я не собираюсь уступать! – Она встала и, собрав остатки своей гордости, взглянула в его невозмутимо голубые глаза. Она была так красива в своей театральности, так волнующа в своей испорченности, что Чезаре невольно почувствовал волнение в крови.
– Сопротивляться – это твое право, – согласился он. – А я могу дать тебе только один совет. Оцени его во столько, сколько он стоит.
– А именно? – спросила она, прищурясь.
– Отступись. Это равносильно успеху, когда нельзя победить. Ты меньше потеряешь, дав свободу Арриго. Ты даже немало приобретешь. И среди прочего, – добавил он, – мое покровительство и мою дружбу.
Сильвия не слушала его.
– Я не могу допустить, чтобы какая-то женщина восторжествовала надо мной, – сказала она, – даже если она дочь Чезаре Больдрани.
– Но Анна одержит победу все равно. – Чезаре пытался заставить ее трезво взглянуть на вещи. – Победит и без меня. Она уже победила вопреки моей воле.
– Вы не можете этого понять, – прошептала Сильвия, начиная плакать.
– Это почему же? – Чезаре взял ее за плечи, пытаясь утешить и успокоить.
– Потому что вы мужчина, – сказала она сквозь рыдания.
– Вытри свое прекрасное личико, – сказал он, протягивая ей белый батистовый платок.
– Этот развод стал бы для меня нестерпимым оскорблением. – Она была искренна.
– Другого не дано, девочка моя, лучше смириться, – погладил он ее по щеке. – Анна и Арриго любят друг друга или думают, что любят, что, по сути, одно и то же. А для тебя Арриго – только пьедестал. Потеряешь один – я предложу тебе другой.
– Я должна была предвидеть, что вы не поймете. Вы говорите, что были на моей стороне, а на самом деле против меня. Это правда, я не люблю Арриго. И знаю, что он меня не любит. Но так во всех браках, которые мне известны, и, наверное, во всех, которые известны вам. Если любовь была бы главным в семье, то семьи не существовало бы. Я не откажусь от своих прав. И буду защищаться всеми средствами, которыми располагаю.
