Колин Гувер - Никогда-никогда. Часть 2

Он встречается со мной взглядом, и я замечаю беспокойство в его глазах.

— А что говорит ее мама?

Снова качаю головой.

— Ты же ее знаешь. От нее никакого проку.

Лэндон кивает.

— И то — правда. Жаль, что все эти события так изменили ее.

Его слова заставляют меня задуматься. Если она не всегда была такой, что заставило ее измениться? Возможно, ее подкосил судебный приговор. Я чувствую небольшую долю сочувствия к этой женщине, больше, чем этим утром.

— Что сказали в полиции? Сомневаюсь, что они объявят ее в розыск, когда она всего-то прогуляла школу. Нужно больше доказательств.

Это слово начинает крутиться у меня в голове.

Мне не хотелось этого признавать, пока я сосредотачивался на поисках Чарли, но, в глубине души, меня немного беспокоило, как я выгляжу в этой ситуации. Если она действительно пропала и вскоре не появится, что-то мне подсказывает, что главным подозреваемым будет человек, который видел ее последним. А если учитывать, что у меня ее кошелек, телефон и все письма с дневниками — это не сулит ничего хорошего для Силаса Нэша.

Если они устроят мне допрос — как понять, что ответить? Я не помню нашего последнего диалога. Я не помню, что на ней было надето. У меня даже нет достойного объяснения, почему со мной все ее вещи. Любой мой ответ отразится ложью на детекторе лжи, ведь я ничего не помню.

Что, если с ней что-то случилось и я действительно ответственен? Что, если я пережил какой-то шок и поэтому потерял память? Что, если я сделал с ней что-то плохое, и теперь мой разум пытался убедить меня, что этого не было?

— Силас? Ты в порядке?

Я поднимаю взгляд к Лэндону. «Нужно скрыть улики».

Упираюсь ладонями в землю и резко встаю. Затем поворачиваюсь и бегу в раздевалку.

— Силас! — кричит он мне вслед. Я продолжаю бежать. Добираюсь до здания и открываю дверь с такой силой, что она врезается в стену. Спешу прямиком к шкафчику и распахиваю его.

Тянусь рукой, но ничего не нащупываю.

«Нет».

Трогаю стены и дно шкафчика; провожу ладонями по каждой его стороне.

«Он пропал».

Взъерошиваю себе волосы и поворачиваюсь, оглядывая комнату в надежде, что я забыл рюкзак на полу. Открываю шкафчик Лэндона и достаю все его содержимое, — здесь его тоже нет. Открываю следующий шкаф и проделываю ту же операцию. Затем открываю следующий, — ничего. Рюкзака нигде нет.

Либо я схожу с ума, либо кто-то здесь уже побывал.

— Черт! Черт, черт, черт!

Когда содержимое всех шкафчиков в ряду оказывается на полу, я перехожу к следующему и начинаю рыскать по ним. Заглядываю в чужие рюкзаки. Опустошаю спортивные сумки, наблюдая, как одежда вываливается на пол. Нахожу все, что угодно: телефоны, деньги, презервативы.

Но не письма. Не дневники. Не фотографии.

— Нэш!

Оборачиваюсь и вижу мужчину в проходе, смотрящего на меня с выражение полного непонимания, кто я такой и что на меня нашло. «В этом я с тобой солидарен».

— Какого черта ты здесь творишь?

Я осматриваю беспорядок, царящий кругом. Такое впечатление, что по раздевалке прошелся ураган.

«И как мне выкрутиться из этого?»

Я только что взломал все шкафчики. Как это объяснить? «Я ищу украденные улики, чтобы полиция не арестовала меня за пропажу моей девушки?»

— Кто-то… — снова сжимаю шею, должно быть, это старая привычка — своеобразный способ избавиться от стресса. — Кто-то украл мой кошелек, — бормочу я.

Тренер окидывает взглядом комнату, его лицо кривится от ярости. Он тычет в меня.

— Приберись здесь, Нэш! Сейчас же! А затем тащи свою задницу в мой кабинет! — Он уходит, оставляя меня одного.

Я не трачу времени попусту. К счастью, всю свою одежду я оставил на лавочке, а не в шкафчике с украденными вещами. Мои ключи все еще покоятся в кармане штанов. Как только я переодеваюсь в повседневную одежду, то выхожу за дверь, но иду отнюдь не в кабинет. Я спешу прямиком к парковке.

К своей машине.

Мне надо найти Чарли.

Сегодня.

Или мне придется беспомощно отсиживаться в тюрьме.

Я слышу, как открывается замок, и присаживаюсь. Таблетки, которые дала мне сиделка, делают меня сонной. Не знаю, как долго я проспала, но сейчас явно не время ужина. Тем не менее, она заходит с новым подносом. Я даже не голодна. Интересно, я доела спагетти? Не могу вспомнить. Должно быть, я еще более безумна, чем думала. Но воспоминания, все же, были при мне. Подумываю рассказать о них ей, но решаю оставить информацию при себе. Это личное.

— Пора ужинать! — говорит она, ставя поднос на стол. Затем поднимает крышку, под которой оказывается рис с сосисками. Я насторожено разглядываю их, гадая, придется ли мне снова пить таблетки. Словно прочитав мои мысли, женщина передает очередной бумажный стаканчик.

— Вы все еще здесь, — говорю я, пытаясь потянуть время. Мне нехорошо от этих пилюль.

Она улыбается.

— Да. Пей таблетки и берись за еду, пока она не остыла. — Я закидываю их в рот под ее чутким надзором и делаю глоток воды.

— Если будешь хорошо себя вести, то сможешь ненадолго пойти в комнату отдыха завтра. Тебе наверняка не терпится выбраться отсюда.

Что значит «хорошо себя вести»? Не то чтобы здесь можно было особо пошалить.

Сиделка наблюдает, как я ем ужин пластиковой вилкой. Должно быть, я настоящий правонарушитель, раз мне не дают даже поесть в одиночестве.

— Я бы предпочла сходить в туалет, чем в комнату отдыха.

— Сперва поешь. Я вернусь за тобой позже и отведу в туалет и душ.

Чувствую себя заключенной, а не пациентом.

— Почему я здесь?

— Ты не помнишь?

— Стала бы я спрашивать, если бы помнила? — Рявкаю я, вытирая рот, а она прищуривается.

— Доедай, — сурово говорит женщина.

Я тут же начинаю раздражаться от сложившейся ситуации, — тому, как она диктует каждую секунду моей жизни, словно эта жизнь — ее собственная, и бросаю тарелку через всю комнату. Она врезается в стену у телевизора. Повсюду разлетается рис и ошметки сосисок. Меня тут же охватило приятное чувство удовлетворенности. Более чем. Это в моем духе. Я начинаю заливаться смехом. Откидываю голову назад и хохочу, — громкий, безудержный хохот. «Господи!» Вот поэтому я и здесь. «Пси-и-и-их».

Челюсть женщины напрягается, я разозлила ее. «Отлично». Встаю и бегу за осколками от тарелки. Не знаю, что на меня нашло, но это кажется правильным. Это естественно — защищать себя. Она пытается схватить меня, но я вырываюсь и поднимаю с пола острый фарфоровый кусок. «Что ж это за психбольница, если тут тарелки из фарфора?» Наставляю осколок на женщину и делаю шаг вперед.