Порой, слушая, как она возбужденно рассказывает о своей бурной семейной жизни, Дженис даже неловкость какую-то ощущала, что у нее все тихо и покойно.
– Представить себе не могу, как это вы умудрились так продлить свой медовый месяц. А я-то, стыдно признаться, думала, что у вас вообще ничего не получится. – Кейси сидела на стуле, наблюдая, как Дженис убирается на кухне. – Как вижу, у Джейка все в порядке, я не только карьеру имею в виду.
– Смотрю, ты от зависти помираешь, – рассмеялась Дженис.
– Оказывается, академия – это сплошное политиканство, – пожаловалась Кейси. – А я-то, выходя за профессора, думала, что буду жить тихой, размеренной жизнью. Черта с два, в Стэнфорде больше интриг, чем в Вашингтоне.
Дженис согласно кивнула в ответ, хотя слова подруги ее несколько покоробили. Насчет политиканства под священными сводами Стэнфорда Кейси права. Права она и в том смысле, что Джейк знает здешний устав. Однажды он сказал ей, что вся хитрость заключается в том, чтобы не высовываться. И он этим искусством вполне овладел. Не потому ли, стоило возникнуть каким-нибудь возможностям, он всегда получал больше, чем заслуживал?
– Насчет интриг ты права, – сказала она, увидев, что Кейси ждет ответа. – Но разве не повсюду так? Возьми хоть наш университетский клуб жен – когда правление выбирали, можно было подумать, что конец света наступил. А ассоциация родителей студентов? Ты же сама говорила, что чуть не половина членов из нее вышла из-за какого-то пустяка.
– Все так. Ладно, оставим это. Скажи лучше, как с твоей диссертацией? Думаешь, на этот раз профессор Йолански даст добро и можно будет представить на ученый совет?
– Очень хотелось бы верить, ведь я столько времени на нее угробила. Сама знаешь, дело это нелегкое, но, как говорит Джейк, таков порядок. В понедельник у меня свидание с профессором, тогда все и прояснится.
В ночь с воскресенья на понедельник Дженис почти не спала. Давно она уже так не нервничала, может быть, с тех самых пор, как сдавала вступительные экзамены. А памятуя о том, что первый вариант диссертации профессор Йолански завернул, она и вовсе себе места не находила. Как-то она посетовала, что у профессора, наверное, зуб на нее, в ответ Джейк только фыркнул, заметив, что, когда тот был его руководителем, жаловаться не приходилось, все было по справедливости.
– Это верно, мужик он строгий, но ведь это докторская.
Если бы все было так просто, какова же была бы цена степени? – урезонивал он ее.
В понедельник утром, загружая стиральную машину грязными полотенцами, Дженис почувствовала, что у нее совершенно пересохло во рту, а ладони покрылись испариной, как обычно бывает при сильном волнении. На сей раз все должно получиться. Она уже предупредила начальство, что через два месяца увольняется, чтобы закончить работу над диссертацией.
По причине, которой и сама себе объяснить не могла, Дженис ничего не сказала мужу, приступая к работе над вторым вариантом диссертации. А когда наконец призналась, он сгреб ее заметки, пошел к себе в кабинет и долго не появлялся.
В какой-то момент ей стало страшно, вдруг скажет, что все это мусор? Но нет, пронесло. «Так и дальше двигай, малыш, – с улыбкой произнес он, но тут же добавил:
– только без эмоций, не строй воздушных замков». Легче ей от этого предупреждения не стало.
Понятно, разумеется, почему он предостерегает ее, но в то же время как раз сейчас Дженис нужна была полная поддержка. Когда он сам был на ее месте, как загнанный, по дому метался, она разве что на уши не вставала, лишь бы подбодрить его. Правда, сравнивать не приходится. В Беркли у него была репутация звездного мальчика, все ожидали от Джейка настоящих чудес. Ну а она дело другое, даже если во второй раз провалится, друзья и глазом не моргнут. Большинство из них и так удивляются, на кой черт, имея такую хорошую работу, она пишет диссертацию по социологии.
Джейк особого оптимизма не выказывает. Ну и пусть. Она все равно продолжит работу. Надо углубить тему, уточнить методологию исследования и, самое главное, указать на актуальность предмета. И если ученый совет одобрит реферат диссертации, она непременно ее закончит. Дженис не терпелось добежать до финиша. В практическом ее уме так все и складывалось – сначала факты и гипотезы, потом обоснованные и веские выводы.
Особенно она любила сам процесс сбора фактов. Между прочим, ведь это она проделывала большую часть подготовительной работы к статьям Джейка, да и не только к статьям – и к диссертации тоже. А поскольку Джейк черную работу ненавидел, то такое разделение труда представлялось вполне разумным, точно так же, как и редактура его диссертации, чем он тоже терпеть не мог заниматься. По сути дела, он дал ей полную волю вносить при перепечатке любые изменения, и она редко беспокоила его по поводу всяких мелких, да и, признаться, не только мелких исправлений.
Но на сей раз ей предстоит писать и редактировать собственную работу – результат собственных изысканий. Не то чтобы она рассчитывала хоть сколько-нибудь сравняться с Джейком. Дай Бог ученый совет пройти.
А потом? Попытаться получить место по специальности в средней школе, где будут платить меньше, чем на нынешней ее работе? Или поступить в один из исследовательских центров, связанных со Стэнфордом либо Беркли? Ладно, об этом еще будет время подумать…
– Ты где, Дженни? – крикнул из кухни Джейк.
– Кончаю со стиркой, а потом у меня встреча с профессором Йолански. А ты как дома оказался?
– Я… Слушай-ка, иди сюда. Мне надо тебе кое-что сказать.
Встревоженная его неестественно ровным тоном, Дженис кинулась на кухню. Джейк стоял у мойки и наливал воду в электрический чайник.
– Что случилось?
– Погоди, дай чайник включить. Я сварю тебе кофе.
Пока он возился у плиты, Дженис успела приготовиться к дурным вестям. Зачем бы иначе Джейк, который кухонные дела ненавидел, стал возиться с кофе специально для нее?
– Да не молчи же ты. Я и так места себе от страха не нахожу…
– Мне очень жаль, малыш. Только помни, это еще не конец света. Но было бы несправедливо… Слушай, присядь-ка, а?
Дженис пристроилась на краешек стула.
– Что случилось? – повторила она.
– Сегодня утром Йолански попросил меня заглянуть на минуту…
– Да, и что?..
– Это касалось твоего реферата. Он просил меня сказать, чтобы ты., не строила чересчур радужных планов.
– Короче, ему не понравилось?
– Боюсь, что так. Ужасно жаль. Ему кажется, что на этом поле особенно не разгуляешься. Оно исхожено вдоль и поперек, так что вряд ли тебе удастся сказать что-нибудь новое. Словом, он отклонил твой реферат. Ну что мне еще сказать?
