Дженнифер поняла, что придется рассказать папаше Кло самое главное.
– Мне так стыдно… Но я вам сейчас все расскажу, то есть объясню. Когда тетя Элен… то есть я… Они уже не работали!
– Вот как? – Папаша Кло удивленно взглянул на нее.
– Да, – продолжала Дженнифер, низко опустив голову, – но я не хотела этого видеть, я повернулась, чтобы уйти, и в темноте налетела на тетю Элен, которая стала кричать, что я задерживаюсь на работе, чтобы полюбоваться развратом… А я повернулась и убежала.
– Ну ты и набегалась за эти дни!
Дженнифер наконец улыбнулась.
– Да, поначалу я растерялась, потом разозлилась, пришла с утра пораньше и выложила на витрине на манекене черный купальник, в котором была вчера Мэгги, и на нем красные губы из шелка. И окутала это все прозрачным шифоном…
– Красиво, должно быть, – задумчиво произнес папаша Кло.
– Да.
Дженнифер стиснула зубы и замолчала. Папаша Кло оседлал трехногий табурет, гадая, что же сказать Дженнифер. Все, с чем она столкнулась, – подло и жестоко, но, увы, часто встречается в жизни, и лучше бы ей познакомиться со всем этим ну хоть немного попозже.
– Тебе понравилась твоя работа? – спросил он.
– Да, но это причинило Мэгги боль. – Дженнифер глубоко вздохнула. – И мне стало невыносимо стыдно за себя. Мало того, что я подсматривала, так я еще это и использовала…
– Подсматривать – это, конечно, нехорошо. Но почему тебе должно быть стыдно?
Ведь боль Мэгги причинила не ты! Верно?
– Верно, – удивленно и даже немного обрадованно согласилась Дженнифер. – Но почему с ней так жестоко обошлись? Ведь он тоже…
– Он – это он, – спокойно перебил ее папаша Кло. – У него имя, талант, жена со связями. А она, – он вздохнул, – она никто. Мелкая пташка, залетевшая в сладкие сети.
– Но ведь он тоже виноват! Если тут бывают виноватые. – Дженнифер задумалась. – Я видела, им хорошо было вместе… И как он мог оставить ее? Так легко?
– Может, и не легко, Дженни, откуда тебе знать. Конечно, он о-го-го как виноват, онто ведь с самого начала знал, что Эмили никогда не выпустит его из своих когтей. Да ему ведь очень выгодны ее когти.
– Неужели ради выгоды можно всем пожертвовать?
Папаша Кло пожал плечами.
– В этой жизни, девочка, многое можно. И очень немногое можно объяснить.
– Но зачем же Эмили держать его, если она знает, что он ее не любит? – с искренним непониманием спросила Дженнифер.
Папаша Кло развел руками.
– Я еще многого не знаю и не понимаю, так ведь? – обиженно сказала Дженнифер, видя, что папаша Кло раздумывает, говорить с ней дальше или не говорить.
– Да, дорогая, – согласился он. – И ничего здесь нет обидного. Я вот уже почти весь седой, а тоже порой, кажется, ни черта не понимаю… Каждый когда-то делает свой выбор, а потом расплачивается, если при этом переступил через себя.
– Но сейчас за все расплачивается одна Мэгги!
– Значит, модельер расплатится позже… Тем более что это не Мэгги отказалась от него, а он от нее… Понять его можно, он уже немолод, многое ставит на карту…
– Но прежде всего Мэгги?
– Да, это подло. Но, знаешь, Дженни, любит он ее или не любит – тяжело-то будет ему.
– А почему?
– Потому что у того, кого скинули со счетов, особенно если так беспощадно, как, к примеру, Мэгги, должны появиться силы, чтобы выжить, подняться. А когда человек выжил, – папаша Кло оживился, словно припомнил что-то очень знакомое, – он должен идти дальше. И идет, и ему везет, обязательно в чем-то везет. Ведь на каждый минус должен быть свой плюс, иначе не будет равновесия в жизни.
Тут одна из кастрюль обиженно зашипела, папаша Кло встал и сердито взглянул на большие часы, висящие над плитой.
Гадкий суп, подумала Дженнифер. Теперь уже папаша Кло больше ничего не скажет. И надо же, на самом интересном месте!
– Какой суп ты будешь есть? – строго обратился к Дженнифер папаша Кло.
Отказываться было бесполезно.
– Мне все равно, если честно.
– Тогда на мое усмотрение.
– Ладно, только немного, пожалуйста, – покорно попросила Дженнифер, встала и направилась к мойке. Подставив руки под воду, она вдруг почувствовала огромное желание долго-долго мыться, чтобы очиститься от скверны всей этой истории.
– Ты правильно делаешь, что не упираешься, – довольно сказал папаша Кло, когда Дженнифер села за стол, и поставил перед ней благоухающую тарелку. – Ты перенервничала, наревелась, набегалась, теперь тебе надо поесть, захотеть спать и отправиться домой.
– Как вы думаете, – спросила Дженнифер, доедая суп, – тетя Элен меня теперь выгонит?
Папаша Кло улыбнулся и покачал головой.
– Вряд ли. Во-первых, не за что, а во-вторых, ей слишком нужны твои руки и фантазия. – Он ненадолго задумался. – 3а то, что убежала от разговора, – влетит, но это поделом.
– Спасибо, было вкусно, – поблагодарила Дженнифер, отодвинув тарелку.
– Может, еще? Или что-нибудь другое?
– Нет-нет, а то не дойду до дома от сытой усталости. Спасибо большое.
– На здоровье, детка. Теперь я за тебя более-менее спокоен, поскольку глубоко убежден, что трудно нервничать на сытый желудок. Теперь беги домой, а то скоро явится Фил и тебе придется все рассказывать и переживать с самого начала. Отдохни, а завтра постарайся наладить отношения с тетей Элен. Я думаю, она первая сделает шаг навстречу.
А ты будь умницей. Тебе ведь нравится работать с витриной?
– Да, очень.
– Тогда помни, что это для тебя самое главное, а эмоции со временем улягутся.
– Да. Спасибо, папаша Кло.
Дженнифер подошла к папаше Кло и поцеловала его в щеку. Старик просиял.
– Как славно! – донеслось от дверей.
На пороге стоял Фил и протирал очки.
– Сейчас будешь как следует протушен с луком за опоздание на полчаса, – проворчал папаша Кло. – Дженни передала мне кое-что от миссис Вейст и теперь убегает обратно на работу.
– Привет, Фил! – Дженнифер направилась к двери. – Я действительно не могу больше задерживаться.
Она хотела проскользнуть мимо него, но Фил поймал ее за локоть. Дженнифер низко опустила голову и попыталась освободиться.
– Мне показалось, что у тебя красные глаза. Ты плакала? Тебя обидели?
Дженнифер молча покачала головой.
– Сидел бы я здесь с кастрюлями, если бы кто-нибудь обидел Дженни, – пробурчал папаша Кло. – Сказали же тебе: спешит человек.
Дженнифер быстро выскочила за дверь. Она медленно шла по улице, медленно поднялась к себе. Действительно, сытость подействовала на нее умиротворяюще. Она опустилась в кресло в прихожей, двигаться было лень. Завтра надо извиниться перед тетей Элен, сказать, что я вдруг плохо себя почувствовала и немедленно вышла на воздух. Какая же я все-таки непрактичная – не удосужилась узнать ни адреса, ни телефона Виктории.
