— Доча, ты надолго? — Александр Айгирович улыбнулся Даринке.
— Сегодня в ночь улетаю, пап, а там до сентября. Сдам объект и вернусь.
— Я тебя в аэропорт отвезу?
— Отвези, пап.
И все. На этом все. А дальше Горяновой не хотелось больше вспоминать. И даже у дверей, когда Елена Артемовна вдруг завела разговор о том, что все дорожает и о том, что две недели назад сестра Яковлева Сашки подарила ему на свадьбу денег не меньше ста тысяч, с улыбкой вынула из кошелька две красненькие пятитысячные купюры:
— На, мам, возьми, вдруг не смогу на свадьбу приехать. Положи тогда в конвертик от меня.
Растерянно вертя в руках две бумажки, Елена Артемовна перевела взгляд на Даринку и своим особенным тоном начала:
— Но, Дариночка, Эля же все — таки твоя сестра…
— Вот спасибо, мам! — весело усмехнулась Горянова. — И то верно. Эля — сестра, а значит, поймет, — и Даринка, доверительно склонив голову, продолжила: — Ведь у меня другой город, расходы опять же на проживание, питание, перелеты и все такое… Да! Пяти тысяч вполне достаточно для хорошего подарка! Спасибо, мам! — и она спокойно потянула назад из рук растерянной Елены Артемовны одну красненькую бумажку.
А спустя час, прощаясь с отцом на аэродроме, Даринка не выдержала:
— Ты не бери на свадьбу кредит, пап… Я тебе деньги, что ты мне на покупку квартиры дал, теперь вполне могу вернуть. А то я знаю Элькины аппетиты. Ты до смерти не расплатишься.
— Я не возьму деньги, дочь! — Александр Айгирович отвернулся.
Даринка подошла и обняла отца со спины, крепко — крепко прижимаясь к нему, как в детстве:
— Не спорь, пап! Деньги — это ветер, и сегодня он дует на моей стороне. Жизнь, вот что дороже всего! А я еще заработаю! Ты только матери и мелкой не говори… Ладно?
Отец кивнул и сказал глухо:
— Ох, доча! Что же ты делаешь! И в кого же ты такая у меня уродилась?
— Сама в себя! Вот в кого. Я люблю тебя, пап…
Глава 8
— Я люблю тебя, пап! — кричала Горянова в трубку, шагая два месяца спустя в день самого — пресамого первого сентября по улицам родного города.
Очаровательные пупсы лет шести — семи с букетами цветов и огромными бантами, а иногда брюками на вырост и смешными пиджачками шагали на свои праздничные линейки. А Даринеле казалось, что весь город с цветами вышел встречать ее. Родной город! Маленький, осенне-зеленый родной город! Как же она соскучилась! Горянова вдохнула полной грудью теплый осенний воздух и снова счастливо улыбнулась. Да, как мало нужно человеку для счастья. Иногда нужно просто вернуться…
Эти два месяца… Как бы сказать? Существовали они вообще? Бывает так, что из жизни выпадает время. Вот оно идет — и вот его нет. Пролетело — не остановить. С того теплого летнего дня, когда Даринка улетела в Воронеж, время побежало для нее с невероятной скоростью. Петька Сидоров в столице Черноземья прижился как — то мгновенно, уверенно отодвинув Горянову, и той приходилось лишь удивленно усмехаться чужой расторопности и поражаться тому, что ей впервые в жизни почти нечем было заняться. Девушка еще пыталась где — то порулить, но потом сдавалась, потому что Петька опережал ее по всем фронтам. Профессионал! В конце — концов, Даринка смирилась и знойными летними вечерами, чтобы не сойти с ума от скуки, постигала премудрости армянской кухни тетушки Ануш, научилась вязать крючком цветастые салфетки, исходила пешком за два летних месяца все местные достопримечательности. И была почти счастлива. Но сметы, закупки и арендные договора по — прежнему перепроверяла ежедневно.
Составляя последний отчет для Самвела Тимуровича перед открытием ТЦ, Даринка свела и свой собственный «дебет с кредитом», в котором отданный до копеечки отцу «квартирный должок» пробил значительную брешь, но все — таки не оставил ее совсем без средств к существованию. К тому же, ожидалась вскоре большая премия от Самвела Тимуровича за окончание работ, так что полуголодное существование Горяновой точно не грозило.
— Эх, — Даринка сладко потянулась и довольно добавила, причмокивая, словно героиня какой — то давней русской комедии, — зажиточная мещанка Горянова желает приобрести усадебку с «кружовником и вишенником».
В последние августовские дни прошло грандиозное открытие ТЦ, вход пестрел шарами, цены арендаторами держались низкие и народ шел. Все были довольны, всё шло своим чередом. На торжественный вечер Самвел Тимурович не приехал, так что Горяновой пришлось вместо него «работать высоким лицом», пожимать руки местной чиновничьей черемше и завистливой бизнес — элитке. Привычное растяжение рта в счастливой улыбке Дарине давалось в этот день без особого труда. И даже больше. Горянова сейчас с каким — то особым наслаждением льстила грубо и неприкрыто каждой мало-мальской шишке, и даже скользкие намеки и капающие на нее слюни почему не переводила в зону уважительного подобострастия. Все потому, что сегодня она была выше этой грязи, вечно сопровождающей большие деньги, ведь в воздухе витало завершение.
Воронеж уверенно отодвигался. Восемь месяцев жизни, другой, более теплой, совсем иной, жизни без корней, без привязанностей, полной неизбывного, но такого комфортного одиночества подходили к концу. Ведь даже привычные савеловские звонки последние два месяца Горянова просто сбрасывала, посылая любимому шефу в любое время дня и ночи копированное сообщение: «Ваш звонок очень важен для нас, но на данный момент все операторы заняты. Попробуйте перезвонить позднее».
Да. Воронеж отодвигался, и все Даринкино существо уже хотело просто вернуться домой.
Поздно ночью после званого вечера, так и не ложась спать, Горянова разгоряченно собирала вещи и любовно упаковывала вязаное богатство, чувствуя себя девушкой на выданье, складывавшей в сундук до поры собственноручно сделанное приданое. Тетушка Ануш тоже не спала, а все смотрела на Даринку и утирала от умиления слезы, беззвучно катившиеся по ее доброму, милому лицу.
— Совсем ты у меня девочка стала, слава Богу! Аранц кез каротелу эм!*
И уходила, чтобы собрать Даринке в дорогу за день наготовленную снедь. А дальше были нежные и теплые поцелуи, добрые объятия и серьезное горяновское обещание писать и звонить. Когда такси снова везло Даринку в аэропорт, она увидела в свете ночных фонарей ту же прелестную девушку из бронзы, что встречала ее когда — то в холодный дождливый зимний день. И Горяновой показалось, что та как — то по — особенному тепло и радостно улыбнулась ей во след…
И вот теперь Даринка счастливо шагала по родному городу, и ее тяжеленький чемоданчик приятно тарахтел по неровному асфальту.
Пока Горянова тарахтела своим чемоданом, в родном городе уже успели сложиться и отстояться, как отстаивается запаренный белый квас, важные события. Элька вышла замуж. Горянова на свадьбу не приехала. Самое смешное, ее никто не потрудился пригласить. Забыли, наверное. Да и она, признаться, между вязанием, последними сметами и рассылкой пригласительных на открытие ТЦ как — то пропустила сие грандиозное событие и только в новостной ленте известной социальной сети, уже спустя неделю, обнаружила фотографию сестры в дорогущем белом платье и стоящего рядом медвежеподобного нескладного жениха.
— Да, на костюмчике явно сэкономили…
Вторым важным событием было получение Гродинкой из рук самого губернатора премии за создание неповторимого колорита города и популяризацию туризма. Блестящую от удовольствия морду Альбертика и ехидно — вежливый оскал Савелова, принимавших грамоту в рамочке из рук большого человека, теперь можно было лицезреть не только на сайте Гродинки, но даже на официальной страничке губернатора. По этому поводу Горянова, естественно, нашла время, чтобы по телефону поздравить начальников. Ее словестные излияния пришлись явно по душе генеральному, а вот зам, без эмоций выслушав Даринку, заметил:
— Боже, кто к нам дозвонился! А я уж, грешным делом, подумал, что у тебя связь отшибло навсегда, Горянова.
