Что? Что?
Просто уходит?!
— Тебе лечиться нужно! Ты больной ублюдок! — ору так, как никогда в жизни, но он продолжает идти все дальше, полностью скрываясь из вида. А мне только и остается осматривать густой лес, окрашенный закатными красками, и на панике кричать снова. — Тамерлан! Тамерла-ан! Не уходи! Если ты меня сейчас отпустишь, я забуду об этом! Я ничего не скажу отцу!
Глава 11. Алла
Он, что, бросил меня одну в лесу? Он бросил меня в лесу. Просто развернулся и ушел, словно охотник из сказки про Белоснежку. Но тот хотя бы к дереву не привязывал. А этот?
Еще и голая! И даже за одеяло я не скажу спасибо, потому что по нему определенно кто-то ползет!
Попала так попала.
— Тамерла-ан! — ору я и наблюдаю, как сумерки стремительно сменяются ночной тьмой. Как последний свет перестает просачиваться сквозь кроны деревьев, а прохладный ветер усиливается.
Я его убью… Если выживу. Если… Быстро начинаю вспоминать, какие звери водятся в этих лесах, но, похоже, животное здесь только одно. И оно оставило меня на корм муравьям, клещам и комарам? Бессердечный мужлан.
Интересно, что он скажет моему отцу? «Извините, полковник, переборщил с методами воспитания», — пробурчит, указывая на мой холодный труп.
А я ведь восстану. Я ему в каждом сне буду сниться.
Я на него проклятие вислой письки нашлю…
— Тамерла-ан!
Боже. Понимаю, что орать можно сколько угодно, только это не поможет. Становится все труднее не обращать внимание на ужасный холод, что пробирает до костей.
Голова начинает раскалываться. Ноги поджимаю к себе и пытаюсь мыслить позитивно.
Я еще жива — какая прелесть…
Идиоты психологи, которых после клиники нанял отец, тоже учили мыслить позитивно.
Сюда бы их всех. В эту мега позитивную обстановку. Их жирные задницы должны понравиться муравьям гораздо больше. Только вот фантазировать можно что угодно, например, как в муках умирает Тамерлан, но положения вещей это не меняет.
Я все так же привязана к стволу дерева, кора царапает спину, а в задницу упирается какая-то палка.
Ночь становится непроглядной, а я пытаюсь понять, сколько времени провела на привязи. И еще пытаюсь не реветь от страха, когда рядом раздается сначала шорох, а затем треск веток.
— Здесь нет животных, — убеждаю я саму себя.
Хотя, возможно, в арсенале Тамерлана завалялась парочка генетически модифицированных зверушек.
Нет, я не умру, раз за разом звучит в моей голове. Только вот ужаса, что сковывает все тело, это никак не отменяет.
Закрываю глаза. Сжимаюсь, чувствуя жжение в области талии, от веревок, которыми он так туго меня привязал. Пару раз дёргаюсь, но понимаю, что выбраться не удастся.
Ещё шорох.
— Я не боюсь. Это ветер. Я не боюсь. Я не боюсь... Убью козла. Я не боюсь. Не боюсь я! — зубы клацают, истерика накрывает плотным коконом, как вдруг до меня доносится новый шорох, уже совсем близко, а затем чувствую на шее пальцы и истошно ору на весь лес.
Это конец, это п*здец.
Огромная рука накрывает мой рот, заставляя замолкнуть. И сквозь страх, запахи леса и слезы я осознаю, что за чудовище передо мной.
Он считает, что победил меня. Он думает, что теперь я у него в руках или у его ног. Значит, не будем его разубеждать. Тем более в темноте врать удобнее.
— Я… Я так рада, что ты вернулся, — придаю голосу более жалобный тон, а в голове так и пульсирует, что прикончу ублюдка. Только бы отвязал.
— Неужели… — хмыкает скептически, явно не поверив моим словам.
— Мне было так страшно, — чуть ли не рыдаю, хотя слезами на него вряд ли можно подействовать. Но попробовать все же стоит. — Вдруг бы меня загрызли волки!
— Здесь не водятся волки… — а, по-моему, один стоит прямо передо мной.
— Ну, я же не знала этого! Я так испугалась, — дернулась к его тёплому телу. — Я так хотела к тебе.
— Хочешь обратно? — в темноте, по голосу различаю улыбку, а по его горячей руке, что устроилась в области пульса на моей шее, желание. — Сейчас ты будешь просить прощение.
Отлично. Пошёл на контакт, это почти победа.
— Прости... — тут же говорю я, но его рука давит на артерию, а голос звучит прямо возле уха.
— Нет, дрянь. Разве так нужно прощение просить? Просят на коленях и с членом во рту. Или ты проявишь гордость и останешься здесь на ночь?
Ну, уж нет.
Я проявлю ум, а гордость пусть дуры проявляют.
— Я готова извиниться… — тяжело сглатываю. — Как ты захочешь.
Внутри теплица надежда, что он таким образом проверяет меня и сейчас просто отвяжет, и отведет домой. Но все мечты, которые я лелеяла, как обычно разбиваются топором реальности.
— Я сейчас покажу, как я хочу, — с этими словами он выбешивает меня до предела тем, что расстёгивает ширинку.
Это я понимаю по звону молнии, а затем чувствую стойкий запах его смазки, что вдруг размазывается по моей щеке. И вот уже губ касается сухая крупная головка.
Если бы сейчас не было так темно, и Тамерлан видел мой убийственный взгляд, он бы вряд ли доверил мне столь ценный орган.
Что за фетиш заниматься этим в лесу?
— Не торопись, извиняться тебе придется очень долго и тщательно, — шепчет он и пихает мне в лицо член.
«Нет, нет...», — орет внутренний голос, теперь он точно будет думать, что я шлюха.
Но разве не этого я добивалась. А теперь еще и надо внимание усыпить.
Тамерлан грубо хватает меня за щеки, сжимает мой нос и ждёт, пока в лёгких закончится воздух.
— Хватит думать, Алла, соси.
Ненавижу. Ненавижу!
Открываю губы, заглатывая воздух вместе с членом, тут же ощущая на языке солоноватый вкус с горчинкой. Он входит только на половину, упираясь в небо, и я пытаюсь куда-то убрать язык, но он лишь гладит огромную головку, что заняла почти всю полость. А затем пауза, в преддверии бури, так как я чувствую, сейчас начнется, потому что Тамерлан отпускает мое лицо, ставит руки на ствол дерева и шумно выдыхает, пока его орган пульсирует внутри меня. И все меняется за секунду, стоит мне от неудобства застонать, разнося вибрацию по всему телу Тамерлана.
Одной рукой он продолжает держаться за дерево, а второй оттягивает хвост с рычащим звуком.
— Шир-ре… — а затем начинается откровенное насилие, потому что все, что я могу, это часто дышать носом и пробую расслабить горло, в которое так настойчиво пытается протиснуться Тамерлан.
Наслаждается, тараня рот как ненормальный.
Слёзы вместе с обильной слюной стекают по подбородку, прямо на грудь, которая тут же оказывается в грубых руках. Он мнет их, гладит соски, размазывая влагу, и словно пытается быть нежным в противовес тому, с какой скоростью и упорством вторгается в рот. Ублюдок!
Внутри что-то обрывается. Словно душа спрыгнула со скалы, чтобы оставить меня навсегда. От стыда, что пришлось низвергнуть гордость. От того, что тело предательски отвечает на ласку. От того, что член сосу уже не ради попытки усыпить бдительность, а потом что он идеально скользит внутри, разнося мурашки по коже.
Закрываю глаза и понимаю, что остаются только тактильные чувства, только желание кричать, чтобы он не прекращал массировать грудь, ласкать соски. Ощущаю, насколько он поглощен этим занятием.
Потянув кулаком волосы, Тамерлан дергает меня к себе, пока не упираюсь носом в густую поросль и часто дышу. А его член продолжает долбить глотку.
Остервенело, грубо, словно зверь, впивающийся клыками в свою добычу. Но вот загвоздка, добыча сегодня он. И пора ему это объяснить, напрочь игнорируя огонь между ног.
Поднимаю взгляд и сквозь темень различаю напряженные скулы и закрытые глаза.
Резко сжимаю челюсть, пока не чувствую стальной привкус крови. Получите, распишитесь.
— Вот же сука! — орет он и совсем неожиданно для меня замирает на месте, рычит, заливая мое горло тёплой струей. Тамерлан не даёт мне отстраниться, делает ещё несколько толчков. — Глотай!
Тамерлан удерживает меня, не давая выплюнуть семя. И мне приходится это сделать, как бы тошно не было.
