на талии и двигаюсь в такт песне, следуя за его движениями.
Уют и покой. Свобода и юность. Космос и вечность. И безграничное счастье. Я вцепилась в них изо всех сил и крепко держу.
Медляк заканчивается, мы слезаем со столика, но не разжимаем объятий — стоим посреди хаоса и диких плясок и молча пялимся друг на друга.
Через месяц я не вспомню о шикарных подарках Артема, но этот момент буду помнить всю жизнь. Я уверена.
Харм наклоняется, проводит губами по моей шее и вдруг присасывается к коже чуть ниже мочки.
Мне смешно, приятно и щекотно, сознание мутнеет от его близости и умопомрачительного парфюма. Пол под подошвами вибрирует от басов, а грудь Харма под черной футболкой — от стука сердца и смеха.
Шея нестерпимо зудит, я тоже хохочу как больная. Вынуждаю Харма оторваться от увлекательного занятия и вижу, что в его глазах стоят слезы. Он абсолютно счастлив.
Или упорот в хлам.
— Когда я вижу тебя… Я просто… охреневаю от себя, — сообщает он, растягивая слова. — Извини меня за тот идиотский розыгрыш. Приходи, я перекрою ту надпись чем-то более пристойным.
— Хорошо! — Я могу лишь беспомощно всхлипывать. — И ты извини меня. Я вовсе не считаю тебя недостойным. С моей стороны это было некрасиво…
Не знаю, сколько продолжается наша игра в гляделки — музыка слилась в монотонный гул, а сполохи света — в неоновый фон. На это лицо я могла бы смотреть часами — как только Харм убрал шипы, он стал по-настоящему прекрасным.
Но на мое плечо ложится тяжелая рука, и голос Артема рушит все волшебство:
— Малая, какие-то проблемы?
Я просыпаюсь. Часто моргаю и с разбегу ныряю в безрадостную реальность — клуб сотрясает новый хит, официанты сервируют пустой столик, а на холеном лице Артема играют желваки.
Резко отстраняюсь, сбрасываю и возвращаю Харму толстовку, тот забирает ее и до побеления костяшек сжимает кулаки.
— Нет, никаких проблем. Это — Харм. Мой… знакомый, — лепечу я.
Артем сражает меня тяжелым взглядом и цедит сквозь зубы:
— А ты, значит, с каждым знакомым ведешь себя как шалава?
Мой парень пьян, к тому же застал меня в объятиях другого — он имеет право на гнев. Но обида отчего-то бьет под дых и больно царапает сердце.
Черная толстовка падает к моим ногам, Харм молниеносно замахивается и одним точным ударом отправляет Артема в нокдаун. Тот отлетает к стене, трясет головой, с трудом поднимается и потирает ушибленную скулу. Охранники срываются с места, но он останавливает их взмахом руки и обращается к Харму:
— Ты труп. Ты не знаешь, с кем связался. — Я читаю по губам и подавляю приступ тошноты, но Харм нагло усмехается:
— Ты реально думаешь, что я тебя боюсь???
Он забирает с пола толстовку, подмигивает мне, расслабленно проходит мимо зевак и скрывается в дверях.
Только теперь до меня доходит, какую кашу я заварила, и алкоголь мгновенно выветривается из глупой головы.
Щелчок пальцев — и неугодный Артему человек перестает существовать. Влияния и власти у него предостаточно.
— Как ты? — Я подскакиваю к своему жениху, судорожно глажу его плечи, отряхиваю рукава, осматриваю опухшую щеку, но он отталкивает меня, достает телефон и, покачиваясь, шагает к выходу.
Нагоняю его уже на улице и принимаюсь умолять:
— Артем, пожалуйста, ну не надо. Прости меня, я перебрала… Он малолетка, школьник, он сам не понимает, что делает. Зачем связываться с ним и беспокоить серьезных людей? Посмотри на него. Он мне не нужен!
Я визжу, и Артем рявкает:
— Все, понял! Ладно!
Экран телефона в его ладони гаснет, и я с облегчением выдыхаю.
Ветер шумит в кронах тополей, изморось превращается в дождь. От стены отделяется тень, оранжевый огонек описывает дугу и с шипением умирает в луже. Харм прожигает меня полным ненависти взглядом, прищуривается, набрасывает на башку капюшон и скрывается во мраке подворотни.
Опускаю голову на плечо Артема и позволяю ему увести меня обратно в духоту и смертельную скуку ВИП-зала.
Глава 14
Удушье — именно его я ощущаю. Приступы клаустрофобии, панику и желание вырваться из клетки и сбежать.
Весть об инциденте в клубе быстро долетела до Лондона, и на следующее утро Женя устроил мне форменный разнос:
— Ты что там творишь? Темыч сам не свой! Ваши загулы с Катюхой он терпит, но вот танцы на столе непонятно с кем — не перебор ли? — возмущался он, и я в сердцах выложила брату то, о чем предпочитала помалкивать:
— Он тоже не святой! Я своими глазами видела, как он обжимался с размалеванной эскортницей!..
Я ждала сочувствия, но Женя заорал так, что чуть не выронил смартфон:
— Включи голову, Ника! Случись что — помочь нам сможет только его семья. А ты — дочка своего отца. Никогда не забывай об этом. Ты даже не представляешь, сколько людей хотят воспользоваться твоим положением и твоей доверчивостью!
В гневе брат был страшен, но его внушения возымели обратный эффект.
Я поняла, что для близких являюсь кем-то вроде породистой суки, предназначенной лишь для рождения чистокровных щенков. В последнее время я живу по инерции — развлекаюсь, горюю о маме, ем, плачу, сплю. Мое главное достоинство — умение помалкивать и не доставлять проблем. Но я не хочу для себя такой участи. Дорогих подарков и неискренних дежурных улыбок для отношений мне мало.
Потому что теперь я знаю, как должно быть. Знаю, что такое настоящие чувства.
Я скучала и каждый вечер рвалась в центр города, хотела найти Харма и объяснить, что мои глаза не врали, а слова, сказанные Артему, были вынужденными… Но Артем ежедневно заваливался в гости с пакетами ресторанной еды, и мы пялились в экран домашнего кинотеатра до тех пор, пока папа не возвращался с работы.
Артем неодобрительно косился на засос на шее, игнорировал вопросы и пожелания, зато охотно общался с
