до безопасного места, а потом… найти то место.
***
ТРЕВОР
«Ты должен найти то место», — говорю я себе, пока моюсь.
За этим ты здесь: единственная причина. Ты должен выбросить Кэт из головы.
Но я не могу выбросить её из головы. Она — причина всего этого. Она — ответ. Она мне нужна. И именно потому, что она нужна мне, мне нельзя думать о ней, нельзя увлечься ею. Убираю мыло в пакет и качаю головой.
Кэт. Сегодня днём я смотрел на её вишневый рот. Весь день. Интересно, почему это так завело меня.
Это всё её губы. Цвет.
Она не просто кусает губу. Она почти жуёт её. Втягивает нижнюю губу в рот, перекатывая её между зубами. Словно играет с ней. Это делает её губы ярко красными.
Они постоянно красные.
Я хочу их.
У меня во рту, на языке. На моём члене.
Самое смешное, что… сильнее, чем ощутить её губы на себе, я сам хочу страстно прикоснуться к ней своими. У неё такая фарфоровая кожа, что так и манит сделать это. Гладкая и молочная. И, как с фарфором, с ней сложно обращаться: пусть и выглядит твёрдой, но внутри очень хрупкая. Обманчиво хрупкая. Что бы я только не отдал за одно прикосновение… дегустацию, так сказать.
Господи. Что со мной не так?
Мы здесь, в самом центре ни — хрена — где, а я не могу перестать думать своим членом.
Лязг нашего лагеря отдается громким эхом. Кэт пытается переставлять предметы, но роняет в процессе, неуклюже стараясь их ловить.
Она старается показать мне, то отлично сама со всем справляется, но я на это не куплюсь.
Она не хочет, чтобы я знал. Знал, какая она на самом деле хрупкая. То, как она говорила, вела себя вначале… всего лишь маска. Она не хочет, чтобы кто — то видел, насколько она уязвима. Особенно я. Она мне не доверяет. Не могу сказать, что виню её. Я не сказал ни слова правды с момента нашей встречи.
КЭТ
Тревор надевает боксеры, прежде чем выйти из ручья, и я не совру, сказав, что разочарована. Он направляется не ко мне, а к своей сумке, надевая рубашку на мокрое тело и с трудом влезая обратно в джинсы.
Делаю вид, что очень занята, роясь в своей чёрной сумке, когда он приближается ко мне и протягивает прозрачный пакет:
— Мыло. Если собираешься мыться.
Смотрю на его серьёзное лицо, пробегая глазами по влажным волосам. Благодарю его, принимаю пакет и опускаю возле себя.
Моё «мытьё» будет не самой простой задачей. Как и Тревору, моя травма будет мешать мне дотянуться до некоторых частей тела. Я видела издалека, как он страдал, стараясь неловко вывернуться, чтобы помыть спину. Меня ждёт та же участь.
Единственная спасительная благодать для меня заключается в том, что вода здесь тёплая. Прежде чем раздеться, я поворачиваюсь предупредить Тревора, но он уже отвернулся ко мне спиной, предоставляя личное пространство.
Вылезаю из одежды так аккуратно, как только могу, не потревожив ноющую лодыжку, и опускаюсь в воду, не сводя глаз со спины Тревора.
Когда дохожу до достаточно глубокого места и намыливаюсь, он всё ещё не обращает на меня внимания. Сбор вещей является для него приоритетом.
Моюсь я медленно, а чем больше Тревор двигается, тем медленнее становлюсь я, растягивая процесс. Его футболка прилипла к телу, позволяя даже с такого расстояния разглядеть каждый мускул. Как они двигаются под кожей вместе со всем его горячим телом. Вода стекает по плечам, когда Тревор поднимает руку и стряхивает воду со лба.
Наблюдать за ним, пока я прикасаюсь к себе — плохая идея, но почему — то… я не могу остановиться. И наблюдаю, чтобы убедиться, что он не смотрит на меня, но ещё и потому, что не могу отвести взгляд.
Мои пальцы замедляются и начинают жить своей жизнью. Они бесшумно проходят по животу, нежно трутся о бедра, неосознанно массируют ягодицы и скользят по лону.
Внезапно руки становятся не моими, а его… и вскоре я оказываюсь в плену своей дневной фантазии, которая может посоперничать с самыми яркими снами. Ладони на моём теле, кожа к коже, и дразнящие кончики пальцев.
Под водой мыльная ласка заводит меня дальше, и вот я уже выше, выше… выше. Мыло — словно язык, а моё тело — десерт.
И только я начинаю подходить к кульминации… скользкое чешуйчатое нечто касается моей ноги, заставляя чуть ли не из кожи выпрыгнуть.
Вскрикиваю и хватаю свои вещи, отскакивая подальше от рыбы, так внезапно решившей со мной познакомиться. И выбираюсь на берег, едва удерживая туалетные принадлежности.
Тревор оборачивается на всплеск, и я чуть не ломаю себе шею, резко уворачиваясь от его любопытных глаз. Присаживаюсь на корточки возле сумки и стараюсь надеть нижнее белье, не попав на глаза парню. Музыкальное звучание его смеха доносится до меня, и мой желудок делает кульбит.
Я понимаю насколько вляпалась на самом деле.
***
ТРЕВОР
Я принимаю одну из оставшихся таблеток обезболивающего, когда мы отправляемся в путь после того, как Кэт помылась. Пока я сам мылся, извивался и крутился, моё состояние стало ещё хуже.
Мы свернули с грязной дороги, продолжая двигаться на север через поляны в поисках чего — нибудь мощёного.
Двигаемся медленно и с остановками, так как Кэт с трудом поднимается даже на небольшие холмы. Её походка стала ещё хуже, чем раньше, и это меня беспокоит. Она всё ещё не позволяет помочь ей, отмахивается каждый раз, замечая мой взгляд. Она ещё сильнее раздражена, чем раньше, если это вообще возможно. Её тело напряжено. Руки скрещены на груди.
Тропа сворачивает в лес, и мы снова оказываемся среди деревьев. Продвигаемся с некоторыми перепалками, но хоть с направлением мы согласны. А Кэт… она оказывается прекрасным проводником нашего поезда (после крушения поезда, но я отвлекаюсь).
В течение первого часа я ещё волнуюсь о принятом решении, которое переосмыслил раз семь, когда происходит кое — что изумительное. Удивительно, но Кэт становится своего рода экскурсоводом по горам, одновременно превращаясь в руководителя и инструктора, отчего у меня перехватывает дыхание.
Она рассказывает про деревья и папоротники, указывает на птиц и млекопитающих. Создаётся ощущение, что она сама поражена широтой своих познаний. Она разговаривает скорее сама с собой, чем со мной, вспоминая давно забытое детство. Мне нравится это шоу.
К тому времени, когда она склоняется над некой
