бараке. Мы запросили план здания у владельца, свет есть только там. Как и вода, – шепчет Свирепый.
На подходе к зданию замечаю темную фигуру, прячущуюся в кустах. При виде нас он вынимает бронежилеты и на цыпочках подходит ближе.
– Через пять минут штурмуем, – произносит незнакомец. – Они ничего не заподозрили. Ребята приехали минуту назад.
– А СОБР на месте? – спрашиваю я.
– Нет, на подъезде. Мы застанем похитителей врасплох, – усмехается парнишка.
– Дай-то бог, – с сомнением в голосе отвечаю я.
Ну не идиоты же они? Неужели вокруг барака нет охраны, а внутри сидят только двое – Пупков и Федоровский? На что они в таком случае рассчитывают?
Надеваю жилет и отхожу в сторону, поближе к торцу барака. Вынимаю из кармана бинокль и пытаюсь разглядеть похитителей. Свирепый что-то бурчит мне в ухо, но я не слышу его – сосредоточенно наблюдаю за мелькающими в полумраке фигурами.
Оставляю Всеволода встречать СОБР, а сам осторожно, почти не дыша крадусь к другому концу здания, туда, где шаги слышатся лучше всего.
– Что будем делать с ребенком и теткой? – произносит один из преступников. Разжигает костер и гремит металлической посудой.
– Убьем, что же еще. Возвращать их команды не было, – отвечает другой, чиркая зажигалкой. Его лицо на миг озаряется. Лицо как лицо – обычное, непримечательное, таких мы видим каждый день сотнями…
Перевожу взгляд на Свирепого и подъехавших солдат. Они бегут к зданию и кидают в окно дымовую завесу. Только не в то окно, где сидят преступники… Они с другой стороны – жгут костер и курят. Рассуждают о судьбе маленькой девочки и пожилой женщины. Я кричу что есть силы, привлекая к себе внимание солдат. Свирепый хмурится и металлическим голосом приказывает сузить радиус захвата.
– Сюда! Они здесь! А там заложники.
Бегу в другую сторону, пробираясь сквозь дым. Под ногами хрустит битое стекло, ноздри забивает черная копоть. Откашливаюсь и прислушиваюсь к голосам, доносящимся из помещения. Плач, стенания, стоны… Господи, только бы успеть.
– Милана, где ты? Я друг твоей мамы, я…
– Мы здесь… – всхлипывает женщина. – На полу возле окна.
Различаю двигающиеся силуэты, шарю руками в темноте и, нащупав детское тельце, поднимаю малышку с пола. Прижимаю ее к груди и, не разбирая дороги, направляюсь к выходу.
– Следуйте за мной, ориентируйтесь по звуку моих шагов, – командую женщине, идущей следом.
Она плачет и охает, но послушно идет.
На улице гремят выстрелы, слышатся крики, рев, щелчки затворов, топот сапог…
– Все, уже все позади, – вздыхаю облегченно, возвращая мелкую на землю.
– А-ах! – неожиданно женщина вскрикивает и присаживается.
– Что случилось? – закрываю Милану своим телом, чувствуя, как плечо обжигает пуля…
Клонюсь к земле, укрывая девчушку собой. Держусь за ускользающее сознание, видя карусель событий словно сквозь грязное стекло – чужие ботинки, сапоги, дула ружей и слыша приказы подчиниться…
Глеб.
Усилием воли заставляю себя держаться. Стискиваю зубы что есть силы, намеренно доставляя себе боль. Нельзя терять сознание… Я как минимум придавлю своей тяжестью малышку, а максимум… Даже думать не хочется, что может случиться. Няня протяжно охает, а Милана беззвучно плачет. Сердце грохочет, как дизельный двигатель, а глаза застилают пот и слезы. Неужели, все затихло? Слышу лишь голосок девочки и женские всхлипывания.
– Федоровский, стоять! – мимо нас проносятся ребята, взвивая клубы пыли. Она забивается в ноздри и оседает горечью в горле, вызывая желание закашляться.
Замираю, прикрывая ребенка собой, а потом поднимаю голову, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. По периметру территории бродят СОБРовцы, а в круге электрического света, льющегося из уличного фонаря, стоит Свирепый.
– Всеволод Ива… – пытаюсь крикнуть, но руку пронзает острая боль.
Да я, оказывается, мокрый… Рубашка насквозь пропиталась кровью, как и одежда девчушки. Она поднимает на меня испуганный взгляд и начинает громко плакать.
Господи, какая же она умница… Иначе нас никто бы не увидел. А у меня нет сил позвать на помощь, я все их растерял, пока пытался сохранять сознание.
Не понимаю, сколько проходит времени – минута или целая вечность? Или все же минута? Обнаруживаю себя лежащим на сидении небольшого микроавтобуса. Надо мной маячит лицо врача в смешных очечках, а справа сидит взволнованный Свирепый. В свете тусклой лампы толстая цепь на его шее переливается, как гребаный самоцвет.
– Где…я? – выдавливаю хрипло, облизав пересохшие губы.
– Тише, тише, Глеб Андреевич, вы потеряли много крови, хоть рана и прошла по касательной. Вас зацепила пуля. А Иван Васильевич наложил повязку. Жить будете, – мнется он. – Зря я разрешил вам самовольно гулять по территории, надо было оставить вас в машине и…
– Как это зря? Я увидел похитителей и вывел заложников из здания, пока ваши ребята кидали дымовые завесы черт те куда! И прикрывал девочку своим телом, пока вы ловили бандитов. Кстати, где они? Удалось поймать?
Боже, только не говори, что они убежали… Такого провала Каролина не потерпит. Она просто не простит… Да и я, заплативший Свирепому целое состояние, не потерплю такой халатности. Прищуриваюсь, чтобы разглядеть ответ в глазах Всеволода… Он может ничего не говорить, я уже знаю…
– Им удалось скрыться, – тягостно выдыхает он.
– Господи! Вас же была здесь целая куча! Как вы могли допустить это?! Знаете что, вы…
– Я верну часть гонорара, не беспокойтесь, – Свирепый поднимает ладони в примирительном жесте. – Мы недооценили преступников. В кустах их ждали еще двое неизвестных. В темноте мы не смогли разглядеть их приметы. Они замаскировали машину ветками, словно ожидая подходящего момента, чтобы свалить. Преступники готовились к отъезду.
– Я услышал обрывки разговора похитителей. Приказа оставлять девочку в живых не было. Думаю, они хотели убить заложников и вывести тела в лес.
– Возможно. Мне сразу показалось странным, что на территории не оказалось машины.
– Почему ваши парни не изучили местность до операции по захвату? Черт, о чем уже сожалеть? Где девочка? – приподнимаюсь на предплечьях, морщась от боли.
– В другой машине, с няней. Она тоже ранена, но не так серьезно, как вы. Отделалась легким испугом, если можно так сказать. Милана в порядке, я уже обрадовал Каролину хорошей новостью, – довольно потирает руки Свирепый.
– То есть вы не собираетесь их ловить?
– А как я это сделаю? Я могу лишь отдать папку с материалами дела следственному комитету. Заявление от родственников няни есть, за Каролиной дело не станет.
– Станет! Вот увидите, она ничего не будет писать. Каролина не в том положении, чтобы светиться. И не говорите мне, что не знаете об этом, – вспыхиваю я.
– Достаточно заявления похищенной женщины, чтобы следаки начали шевелиться.
