смогу. Что под взглядом мужчины, который остался у меня за спиной, я никогда не опущу плечи и не покажу, что могу чувствовать боль.
Потому что я ледяная, каменная, мертвая. Я та самая девочка Даша, что семнадцать лет назад уже пережила все это, умерла, да так и не воскресла до конца. Поэтому сейчас мне совсем не больно.
Горячая рука обхватила меня и дернула назад, отменяя тот шаг, что я сделала.
— Да-ашка... — шепот в моих волосах. Обжигающие ладони на ребрах, животе, груди. На всей мне — живой, чувствующей, настоящей.
— Дурочка моя, куда собралась? — дыхание у виска, и меня крутанули, смяли, стиснули так, что где-то там, в глубине каменной меня что-то дрогнуло. И вдруг оказалось, что они все еще здесь, та наивная девочка, ее детская мечта и вера в счастье, которые так и не смогли перемолоть каменные жернова того давнего отчаяния.
За спиной захлопнулась дверь, отрезая нас с Марком от всего мира. Мужские губы коснулись моих, гладя, успокаивая, изучая. Шепча какие-то нежности и глупости.
— Даша, моя сладкая девочка, — пробормотал Марк. Чуть отстранился, заставив меня почти застонать от огорчения. Обнял лицо ладонями, погладил большими пальцами скулы, провел по губам и снова их поцеловал.
— Дашка, неужели думала, я тебя отпущу? — пробормотал, кусая за шею, словно ставя свою метку. — Даже не надейся.
Потянул меня куда-то, и в следующий миг мы уже стояли посреди гостиной его двухкомнатного номера, и Марк целовал меня так отчаянно, словно ему дали разрешение сделать это лишь один-единственный раз в жизни. Вот этот, первый и последний.
Дышал со мной одним дыханием, словно боялся, что если его губы не получат, не выпьют мои, то умрут от желания и жажды.
Что руки перестанут жить, если не будут гладить, мять и сдавливать всю меня, каким-то непостижимым образом умудряясь быть везде одновременно.
Я уцепилась за край его футболки и потянула вверх, вытаскивая из-под ремня джинсов, чтобы запустить под нее руки, в невыносимом желании прикоснуться к его коже на ребрах и животе.
Зарыться пальцами в темные волосы на груди — я столько раз тайком подглядывала за ним на пляже, гадая, каково это — трогать его вот так? Будто он твой, в безраздельной собственности, и вся эта роскошь мускулистого, идеального мужского тела — тоже твоя.
Марк поднял руки, помогая мне, и с шипением втянул воздух, когда мои пальцы, наконец, добрались до желанного. Начали его гладить, бесстыдно шаря, исследуя, трогая и даже подглядывая, задрав его футболку, чтобы увидеть те самые кубики на прессе, от которых все женщины сходят с ума.
И я тоже сошла, мгновенно и, наверное, навсегда.
— Дашка, что ты творишь? Еще пара таких взглядов, и я возьму тебя прямо здесь, на ковре, — сдавленно пробормотал Марк, пытаясь поймать мои шарящие по нему ладошки.
Я хихикнула и прилипла к нему, обняв за спину и прижимаясь животом к его распирающей джинсы эрекции:
— Почему бы не попробовать? — куснула его сосок сквозь ткань футболки и тут же подула на это место.
— Ну смотри, потом не жалуйся, — выдохнул Марк, поддернул меня повыше и впился в губы.
Уже без всякой нежности, властно, по-хозяйски. Так, будто мой рот — его, в безраздельном владении. Бесстыдно, со стремительно нарастающей страстью, захватывая его весь целиком.
Даже когда касался только нижней губы, или покусывал верхнюю. Когда сплетал свой язык с моим, касался нёба или проводил по зубам, Марк владел сразу всем.
В шальном, качающемся мире его жадный рот посылал по моим венам жар. Будил ощущения, которых я раньше не знала и не думала, что способна такое понять.
— Марк… — не знаю, что я хотела сказать или спросить. Или попросить.
Нетерпеливые руки стягивали с меня платье, как-то по-особому лаская. Гладя, помогая губам, целующим шею и плечи, и щетине, сладко царапающей мою вздрагивающую кожу.
— Марк… — я вдруг вспомнила, что хотела от него. — Свет… Выключи свет.
Раздался смешок:
— Да-ашка, что за аттракцион застенчивости? — мужская рука пробралась под резинку моих трусиков и погладила сначала одну ягодицу, потом другую. Шлепнула и снова погладила. — Так и быть, сегодня даю тебе возможность постесняться в последний раз. Ты красива, моя Даша.
Толкнул к двери спальни, шепча в губы:
— За это утащу тебя на кровать — ковер получишь в следующий раз, маленькая развратница.
Прохладные простыни под обнаженной спиной, душистая полутьма южной ночи, и Марк, ласкающий густым синим взглядом мое обнаженное тело, пока его руки неспешно расстегивают джинсы.
— Раздевайся скорее, так нечестно, — зашипела я, больше не в силах ждать.
Уголки напряженных губ дрогнули, руки отпустили так и не расстегнутый ремень. Марк шагнул ближе к кровати и позвал:
— Тогда помоги мне, Даша. Без тебя никак.
Марк Бахтин
- Марк. – пропищало мое персональное счастье, и завозилось под боком, устраиваясь поудобнее.
- М-м? - промычал я, улыбаясь, – Дашка нашла, наконец, как уложить голову на мое плечо, и теперь принялась гулять по мне ладошкой, подыскивая, куда ее пристроить.
Шевелиться не было желания, думать не получалось, спать не хотелось.
Тянуло просто лежать, чувствуя, как рядом дышит, смущенно сопит и о чем-то беспокоится моя девочка. Уже взрослая, такая красивая, неожиданно горячая и отзывчивая к моим ласкам.
В паху шевельнулось и начало наливаться, стоило вспомнить, как она льнула ко мне, отвечая на поцелуи. Растворяясь в них и снося мне голову своими тихими стонами.
Нет, надо дать ей отдохнуть – почти всю ночь я не мог оторваться от нее, без конца трогая, целуя, кусая и входя в податливое тело.
Раз за разом кончая и снова возбуждаясь, стоило ей пошевелиться, или посмотреть на меня так, как получается только у нее – будто я единственный мужчина в мире, а все остальные не в счет.
Осторожная ладошка легла мне на живот, поерзала, - нет, не удобно, - и поползла дальше.
Коснулась плеча, запуталась в волосах на груди, которые она всю ночь с интересом трогала и опять вынырнула – что-то не так.
Ну, давай, девочка Даша, найди то место, откуда не захочешь уходить.
- Марк. – снова пропищала она смущенно, положила руку на солнечное сплетение и расслабилась, – да, это оно, тут идеально.
Я накрыл ее пальчики своими, прижал, чтобы не вздумали убегать, и снова
